Как я любил от городского шума
Укрыться в сад, и шелесту берез
Внимать, в запущенной аллее сидя…
Да жалкую шарманки отдаленной
Мелодию ловить. Ее дрожащий
Сродни закату голос: о цветах
Он говорит увядших и обманах.
Пронзая воздух парный, пролетит
С минутным шумом по ветвям ворона,
Да где-то там далеко прокричит
Петух, на запад солнце провожая,
И снова смолкнет всё, — душа полна
Какой-то безотчетно-грустной думы,
Кого-то ждешь, в какой-то край летишь,
Мечте безвестный, горячо так любишь
Кого-то… чьих-то ждешь задумчивых речей
И нежной ласки, и в вечерних тенях
Чего-то сердцем ищешь… И с тем сном
Расстаться и не может и не хочет
Душа… Сидишь забытый и один,
И над тобой поникнет ночь ветвями…
О, майская, томительная ночь,
Ты севера дитя, его поэтов
Любимый сон… Кто может спать, скажи,
Кого постель горячая не душит,
Когда, как грезу нежную, опустишь
Ты на сады и волны золотые
Прозрачную завесу, и за ней,
Прерывисто дыша, умолкнет город —
И тоже спать не может, и влюбленный
С мольбой тебе, задумчивой, глядит
В глаза своими тысячами окон…
Я не люблю воспоминаний — нет!
О, если б всё, всё сердце позабыло!
Пересмотрев ряды минувших лет,
Я думаю: зачем всё это было? Прошедшее за мною, как змея,
Шипя, ползет. Его я проклинаю.
Всё, что узнал, ношу как бремя я
И говорю: ‘Зачем я это знаю? ’ Под разума критической лозой
Вся жизнь моя мне кажется ошибкой.
На что смотрел я прежде со слезой,
Теперь смотрю с насмешливой улыбкой. Пред чем горел я пламенем грудным,
Пред тем стою с бесчувственностью трупа;
О том, что мне казалось неземным,
Готов сказать: ‘Как это было глупо! ’ А для чего желал бы я забыть
Минувшее? — Чтоб сердцем стать моложе
И в будущем возобновить всё то же,
Все глупости былые повторить, — Растратить вновь святые упованья,
И, опытов хватая барыши,
За них продать и девственность незнанья,
И светлое ребячество души. Как весело, пока живешь и любишь,
И губишь всё, что думал век любить!..
Нехорошо всё это погубить,
А хорошо, пока всё это губишь.
Довольно… я решен: люблю тебя… люблю.
Давно признанию удобный миг ловлю,
И с уст трепещущих слететь оно готово,
Но взглянешь ты — смущаюсь я
И в сердце робкое скрываю от тебя
Всё бытие мое вмещающее слово.
Бегу тебя… вотще!.. полна
Безумная душа тобою,
В мечтах бессонницы и в жарких грезах сна,
Неотразимая! ты всюду предо мною.
Прилично ль это мне? — Прошла, прошла пора
Тревожным радостям и бурным наслажденьям,
Потухла в сумраке весны моей заря;
Напрасно предаюсь привычным заблужденьям,
Напрасно! — мне ль тебя любить?
Мне ль сердце юное к взаимности склонить?
Увы, не в сединах сердца обворожаешь!
Всё правда!.., но вчера… ты знаешь…
Могу ли позабыть наш тайный разговор!
Ты резвостью мила; но вздох, но томный взор,
Но что задумчивость твоя мне обещают?
Сказать ли всё тебе? Уж в свете примечают,
Что ты не так резва, беспечна и меня
Безмолвно слушаешь. Вчера рука твоя
Моей не покидала,
Она в руке моей горела, трепетала,
И ты глядела — на кого?
Глядела на меня, меня лишь одного…
Я видел всё… да, я любим тобою!
Как выражу восторг я сердца моего?
Теперь заранее нам должно меж собою
Согласно начертать сердечный договор;
Мы тем предупредим семейственный раздор,
Неудовольствия и неизбежны споры.
Где ни гуляю, ни хожу,
Грусть превеликую терплю;
Скучно мне, где я ни сижу,
Лягу, спокойно я не сплю;
Нет мне веселья никогда,
Горько мне, горько завсегда,
Сердце мое тоска щемит,
С грусти без памяти бегу;
Грудь по тебе моя болит,
Вся по тебе я немогу;
Ты завсегда в моих глазах,
Я по тебе всегда в слезах, —
То ли не лютая беда!
То ль не увечье мне, младой!
Плачу я, мучуся всегда,
Вижу тебя я и во сне:
Ты, мою молодость круша,
Сделался мил мне, как душа;
Ты приволок меня к себе,
Ты и любить меня взманил,
Так ли мила я и тебе,
Так ли ты тужишь обо мне;
Весел ли ты, когда со мной,
Рад ли, что виделся с младой.
Сем-ка сплету себе венок
Я из лазуревых цветов,
Брошу на чистый я поток,
Сведать, мой миленький каков,
Тужит ли в той он стороне,
Часто ли мыслит обо мне.
Тонет ли, тонет ли венок,
Или он поверху плывет,
Любит ли, любит ли дружок,
Иль не в любви со мной живет;
Любит ли он, как я его,
Меньше иль вовсе ничего;
Вижу, венок пошел на дно,
Вижу, венок мой потонул:
Знать, на уме у нас одно,
Знать, о мне миленький вздохнул;
Стала теперь я весела:
Знать, что и я ему мила.
Как некогда Балькис стремилась к Соломону,
Я к Эрику неслась на парусах души.
Я видела во сне полярную корону
И ледяной дворец, и музыку тиши.
Я слушала, дрожа, предчувствием томима,
Предчувствием того, что вечно буду с ним.
И вот сбылся мой сон: я королем любима!
И стала я его! и стал король моим!
О, как же мне воспеть венец моих стремлений,
Венец любви моей и торжества венец?
Я славлю царство льда, фиордов и оленей.
Любовник мой! мой брат! товарищ и отец!
Я славлю белый край, в котором ты королишь,
И подношу я в дар тебе свою страну,
Молю тебя, как ты один лишь небо молишь:
Владей мной целиком! люби меня одну!
Рабою припаду к блистательному трону, —
Целуй меня иль бей! ласкай иль задуши!
Подобна я Балькис, как Эрик — Соломону,
Душа моей мечты! мечта моей души!
Нет, мой брат, не принимаю
Гордый твой завет.
Я иду к иному раю,
Я люблю спокойный свет.
Ежедневный, ежечасный,
Свет души — на дне,
Тем прекрасный, что, бесстрастный,
Неизменен он во мне.
Брат мой, кто ты? Что ты знаешь
Обо всех других?
Ты неярких проклинаешь,
Я для них пою свой стих.
Ты сказал, что я сияю
В капельке, в росе, —
Это я благословляю,
Я желаю быть как все.
Все мы капли в вечном Море,
Нет различья в нас.
Все мы боль таим во взоре
В наш последний смертный час.
Это — страшное проклятье:
Презирать других.
Всех люблю я без изятья,
Я для всех пою свой стих.
(Склад новонародных песен)
1
Я присела на крылечко,
Вася подарил колечко.
Я прошлася на лужочек,
Федя мне принес платочек.
Я вечор гоняла кошку,
Митрий преподнес мне брошку,
А когда я вышла в сени,
Подзатыльник дал мне Сеня.
Как подарки позабыть?
Буду каждого любить.
2
Мою милку не забуду,
Потому что хороша.
Разопью я с ней посуду,
Гуляй, вольная душа!
Буду верен две недели,
Приходи на сеновал!
Засмеют меня соседи,
Дескать, паренек пропал,
Не хочу только жениться,
Душе воля дорога.
Будешь в омуте топиться,
Туда и дорога!
3
Ворожила мне маменька:
Не быть тебе старенькой,
Слишком милого любишь,
Свою душу загубить.
Я же маменьке ответила:
Проживу жизнь весело,
Ежели подчас тоскую,
Зато милого целую.
Говорила я маменьке,
Сидя на заваленке,
А сама была не своя:
Бросил милый мой меня.
Как школьница, вы вышли из трамвая.
Я у вокзала ждал вас, изнывая,
И сердце мне щемил зловещий страх.
Вы подали мне руку, заалев
Застенчиво, глаза свои прищуря.
В моей груди заклокотала буря,
Но я сдержался, молча побледнев.
Эффектен был ваш темный туалет,
Пропитанный тончайшими духами.
Вы прошептали: «Ехать ли мне с вами?»
Я задрожал от ужаса в ответ:
— Возможно ли?! Вы шутите?! — Мой взор
Изобразил отчаянье такое,
Что вы сказали с ласковой тоскою:
«Ну, едемте… туда… в осенний бор…
Вы любите меня, свою „ее“,
Я верю, вы меня не оскорбите…
Вот вам душа, — себе ее берите,
Мое же тело — больше не мое:
Я замужем, но главное — я мать.
Вы любите меня нежнее брата,
И вы меня поймете… Это — свято.
Святыню же не надо осквернять»
И я сказал: «Любовь моя щитом!
Пускай дотла сожгу себя я в страсти, —
Не вы в моей, а я у вас во власти!» —
…Моя душа боролася с умом…
Когда душа твоя, страдая,
Полна любви, — а между тем
Ты любишь, сам не понимая,
Кого ты любишь и зачем.Из глубины, откуда бьется
Пульс жизни сердца твоего,
Мой голос смутно раздается:
Услышь его! пойми его! Кто я? — меня не видит око…
Но — близкий сердцу, как печаль.
Я, как мечта, ношусь далеко,
Зову и — увлекаю вдаль.Я не доступный мыслям праздным,
Я тот, кто в благости своей
Законы дал звездам алмазным,
Свободу дал душе твоей.Живой источник мыслей тайных,
Свой вечный свет вливая в них,
Мне мало дела до случайных
Тревог и радостей твоих.Но, бесконечно всюду вея,
Хочу, чтоб жизнь была полна,
В твоей душе вопросы сея,
Дышу на эти семена —И говорю: на почве скудной
Дай вызреть божьим семенам,
В день благодатный жатвы трудной
Я за дела твои воздам.
Любил с начала жизни я
Угрюмое уединенье,
Где укрывался весь в себя,
Бояся, грусть не утая,
Будить людское сожаленье; Счастливцы, мнил я, не поймут
Того, что сам не разберу я,
И черных дум не унесут
Ни радость дружеских минут,
Ни страстный пламень поцелуя.Мои неясные мечты
Я выразить хотел стихами,
Чтобы, прочтя сии листы,
Меня бы примирила ты
С людьми и с буйными страстями; Но взор спокойный, чистый твой
В меня вперился изумленный,
Ты покачала головой,
Сказав, что болен разум мой,
Желаньем вздорным ослепленный.Я, веруя твоим словам,
Глубоко в сердце погрузился,
Однако же нашел я там,
Что ум мой не по пустякам
К чему-то тайному стремился, К тому, чего даны в залог
С толпою звезд ночные своды,
К тому, что обещал нам бог
И что б уразуметь я мог
Через мышления и годы.Но пылкий, но суровый нрав
Меня грызет от колыбели…
И, в жизни зло лишь испытав,
Умру я, сердцем не познав
Печальных дум печальной цели.Окончившиеся разрывом драматические отношения Лермонтова с Н.Ф. Ивановой запечатлены в лирическом цикле 1830–1832 гг. и пьесе «Странный человек» (1831).
О, Боже мой, благодарю
За то, что дал моим очам
Ты видеть мир, Твой вечный храм,
И ночь, и волны, и зарю…
Пускай мученья мне грозят, —
Благодарю за этот миг,
За всё, что сердцем я постиг,
О чем мне звезды говорят…
Везде я чувствую, везде
Тебя, Господь, — в ночной тиши,
И в отдаленнейшей звезде,
И в глубине моей души.
Я Бога жаждал — и не знал;
Еще не верил, но, любя,
Пока рассудком отрицал, —
Я сердцем чувствовал Тебя.
И Ты открылся мне: Ты — мир.
Ты — всё. Ты — небо и вода,
Ты — голос бури, Ты — эфир,
Ты — мысль поэта, Ты — звезда…
Пока живу — Тебе молюсь,
Тебя люблю, дышу Тобой,
Когда умру — с Тобой сольюсь,
Как звезды с утренней зарей;
Хочу, чтоб жизнь моя была
Тебе немолчная хвала,
Тебя за полночь и зарю,
За жизнь и смерть — благодарю!..
Весна моя! ты с каждою весной
Все дальше от меня, — мне все больнее…
И, в ужасе, молю я, цепенея:
Весна моя! побудь еще со мной!
Побудь-еще со мной, моя Весна,
Каких-нибудь два-три весенних года:
Я жизнь люблю! мне дорога природа!
Весна моя! душа моя юна!
Но чувствуя, что ты здесь ни при чем,
Что старости остановить не в силах
Ни я, ни ты, — последних лилий милых,
Весна моя, певец согрет лучом…
Взволнованный, я их беру в венок
Твои цветы, — стихи моего детства
И юности, исполненные девства, —
Из-под твоих, Весна, невинных ног.
Венок цветов, — стихов наивный том, —
Дарю тому безвестному, кто любит
Меня всего, кто злобой не огрубит
Их нежности и примет их в свой дом.
Надменно презираемая мной,
Пусть Критика пройдет в молчаньи мимо,
Не осквернив насмешкой — серафима,
Зовущегося на земле: Весной.
Кончено. Нет ее. Время тревожное,
Время бессонный ночей,
Трепет надежды, печаль безнадежная,
Страх и забота о ней; Нежный уход за больной моей милою;
Дума и ночи и дня…
Кончено! Всё это взято могилою;
Больше не нужно меня.О, вспоминать, одинокий, я стану ли
Ночи последних забот —
Сердце из бездны, куда они канули,
Снова их, плача, зовет.Ночь бы одну еще скорбно-отрадную!
Я бы, склонясь на кровать,
Мог поглядеть на тебя, ненаглядную,
Руки твои целовать… Друг мой, сама ты помедлить желала бы,
Лишь бы я был близ тебя;
Ты бы еще пострадала без жалобы,
Только пожить бы любя.Где ж этот зов дорогого мне голоса?
Взгляд за услугу мою?
Взгляд, когда ты уже с смертью боролася,
Всё говоривший: люблю! Эта любовь, эта ласка прощальная,
Глаз этих добрый привет…
Милая, кроткая, многострадальная,
Нет их уж более, нет!..
Друзья! настал и новый год!
Забудьте старые печали,
И скорби дни, и дни забот,
И все, чем радость убивали;
Но не забудьте ясных дней,
Забав, веселий легкокрылых,
Златых часов, для сердца милых,
И старых, искренних друзей.
Живите новым в новый год,
Покиньте старые мечтанья
И все, что счастья не дает,
А лишь одни родит желанья!
По-прежнему в год новый сей
Любите муз и песен сладость,
Любите шутки, игры, радость
И старых, искренних друзей.
Друзья! встречайте новый год
В кругу родных, среди свободы:
Пусть он для вас, друзья, течет,
Как детства счастливые годы.
Но средь Петропольских затей
Не забывайте звуков лирных,
Занятий сладостных и мирных,
И старых, искренних друзей.
ИИ
Баркарола
Плыви, моя гондола,
Озарена луной,
Раздайся, баркарола,
Над сонною волной.
Настроена гитара:
О, друг, я в честь твою
Всего земного шара
Все песни пропою!
Смотри, уж на Пьяццетте
Потушены огни,
При ярком лунном свете
С тобою мы одни.
Замолкли серенады,
И ставни заперты, —
Среди ночной прохлады
Не спим лишь я да ты.
До Лидо не далеко,
Мы быстро доплывем;
Там море так широко
Раскинулось кругом;
Там месяц волны любит:
Смотри, как с вышины
Лучами он голубит
Морские глубины.
Там, в голубом просторе,
В лазоревой дали
Забудем мы и горе,
И бедствия земли.
Пусть звуки поцелуя
Подслушает волна,
И, как тебя люблю я,
Пусть подглядит луна!
Мой друг, забыты мной следы минувших лет
И младости моей мятежное теченье.
Не спрашивай меня о том, чего уж нет,
Что было мне дано в печаль и в наслажденье,
Что я любил, что изменило мне.
Пускай я радости вкушаю не вполне;
Но ты, невинная! ты рождена для счастья.
Беспечно верь ему, летучий миг лови:
Душа твоя жива для дружбы, для любви,
Для поцелуев сладострастья;
Душа твоя чиста; унынье чуждо ей;
Светла, как ясный день, младенческая совесть.
К чему тебе внимать безумства и страстей
Незанимательную повесть?
Она твой тихий ум невольно возмутит;
Ты слезы будешь лить, ты сердцем содрогнешься;
Доверчивой души беспечность улетит,
И ты моей любви… быть может, ужаснешься.
Быть может, навсегда… Нет, милая моя,
Лишиться я боюсь последних наслаждений.
Не требуй от меня опасных откровений:
Сегодня я люблю, сегодня счастлив я.
К чему мятежное роптанье,
Укор владеющей судьбе?
Она была добра к тебе,
Ты создал сам свое страданье.
Бессмысленный, ты обладал
Душою чистой, откровенной,
Всеобщим злом не зараженной.
И этот клад ты потерял.Огонь любви первоначальной
Ты в ней решился зародить
И далее не мог любить,
Достигнув цели сей печальной.
Ты презрел всё; между людей
Стоишь, как дуб в стране пустынной,
И тихий плач любви невинной
Не мог потрясть души твоей.Не дважды бог дает нам радость,
Взаимной страстью веселя;
Без утешения, томя,
Пройдет и жизнь твоя, как младость.
Ее лобзанье встретишь ты
В устах обманщицы прекрасной;
И будут пред тобой всечасно
Предмета первого черты.О, вымоли ее прощенье,
Пади, пади к ее ногам,
Не то ты приготовишь сам
Свой ад, отвергнув примиренье.
Хоть будешь ты еще любить,
Но прежним чувствам нет возврату,
Ты вечно первую утрату
Не будешь в силах заменить.
Я знаю, что Брама умнее, чем все бесконечно-имянные боги.
Но Брама — Индиец, а я — Славянин. Совпадают ли наши дороги?
О, Брама — Индиец, а я — Скандинав, а я — Мексиканец жестокий,
Я — Эллин влюбленный, я — вольный Араб, я — жадный, безумный, стоокий.
Я — жадный, и жить я хочу без конца, не могу я насытиться лаской.
Не разум люблю я, а сердце свое, я пленен многозвучною сказкой.
Все краски люблю я, и свет Белизны не есть для меня завершенье.
Люблю я и самые темные сны, и алый цветок преступленья.
Оранжевый, желтый, и красный огонь мне желанен, как взор темно-синий.
Не знаю, что лучше: снега ли вершин или вихри над желтой пустыней.
И стебель зеленый с душистым цветком — прекрасен, прекрасна минута.
Не странно ли было б цветку объявить, что он только средство к чему-то.
И если ты викинга счастья лишишь — в самом царстве Валгаллы рубиться,
Он скажет, что Небо беднее Земли, из Валгаллы он прочь удалится.
И если певцу из Славянской страны ты скажешь, что ум есть мерило,
Со смехом он молвит, что сладко вино, и песни во славу Ярила.
Скажи, как жить мне без тебя?
Чем врачеваться мне от скуки?
Любя немецкие науки,
И немцев вовсе не любя,
Кому, собою недовольной
Поверю я мои стихи,
Мечты души небогомольной
И запрещенные грехи?
В стране, где юность странным жаром
Невольной вольности кипит,
Где жизнь идет, а не летит,
Где любят в долг, дарят не даром,
Где редки русские умы,
Где редки искры вдохновенья, -
Где царь и глупость — две чумы —
Еще не портят просвещенья, -
Любили вместе мы делить
Веселой младости досуги
И страсть правительство бранить
За всероссийские недуги.-
Мелькали быстро дни мои:
Я знал не купленное счастье
В раю мечтательной любви
И в идеальном сладострастье;
Но я предвижу, милый мой,
Что скоро сбудется со мной.
Живя одним воспоминаньем,
Я лучших дней не призову, -
И отягчит мою главу
Тоска с несбыточным желаньем.
Мои свободные мечты
И песни музы горделивой
Заменит мне покой сонливой;
И жизни глупой суеты
Меня прельстят утехой лживой, -
И прочь прекрасное! Но ты —
Свидетель милой наготы
Моей поэзии шутливой…
Пускай тебе сии мечты
В веселый час представят живо
Лихие шалости любви…
О! вспомни вольного собрата
И важной дланью дипломата
Моих стихов не изорви!
Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской,
С вами век мне золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
За тебя на черта рад,
Наша матушка Россия!
Пусть французишки гнилые
К нам пожалуют назад!
За тебя на черта рад,
Наша матушка Россия!
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами,
Днем — рубиться молодцами,
Вечерком — горелку пить!
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами!
О, как страшно смерть встречать
На постеле господином,
Ждать конца под балдахином
И всечасно умирать!
О, как страшно смерть встречать
На постеле господином!
То ли дело средь мечей!
Там о славе лишь мечтаешь,
Смерти в когти попадаешь,
И не думая о ней!
То ли дело средь мечей:
Там о славе лишь мечтаешь!
Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской,
С вами век мне золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
1815
В стране лучей, незримой нашим взорам,
Вокруг миров вращаются миры;
Там сонмы душ возносят стройным хором
Своих молитв немолчные дары; Блаженством там сияющие лики
Отвращены от мира суеты,
Не слышны им земной печали клики,
Не видны им земные нищеты; Все, что они желали и любили,
Все, что к земле привязывало их,
Все на земле осталось горстью пыли,
А в небе нет ни близких, ни родных.Но ты, о друг, лишь только звуки рая
Как дальний зов, в твою проникнут грудь,
Ты обо мне подумай, умирая,
И хоть на миг блаженство позабудь! Прощальный взор бросая нашей жизни,
Душою, друг, вглядись в мои черты,
Чтобы узнать в заоблачной отчизне
Кого звала, кого любила ты, Чтобы не мог моей молящей речи
Небесный хор навеки заглушить,
Чтобы тебе, до нашей новой встречи,
В стране лучей и помнить и грустить!
Перекладывают тройки
И выносят чемоданы;
За столом два сослуживца,
На столе стоят стаканы.— Знаю я, зачем так влагой
Презираешь ты шампанской.
Всё в ушах твоих, мой милый,
Раздается хор цыганской.Всё мерещится Матрена,
Всё мерещится плутовка.
Черным бархатом и маской
Скрыта светлая головка.За красавицей женою
Муж мерещится ревнивый.
«Я люблю, люблю, как прежде» —
Нежит слух самолюбивый.— Нет, мой друг, не отгадал ты,
Извини, что я не с вами.
Мысли носятся далеко,
За горами, за долами.Всё мерещится у стенки
Фортепьян красивый ящик,
Всё мерещится угрюмый
Про Суворова рассказчик.За стаканом даже слышу
Душный воздух тесной кельи,
И о счастьи молит голос
И в раздумьи и в весельи.В степь глядит одно окошко,
До полуночи открыто,
Перед ним-то, для него-то
Всё на свете позабыто.Но давно прозябли кони.
Так пожмем друг другу руки,
Не сердись за нашу встречу
Да пиши подчас от скуки.
На северной форелевой реке
Живете вы в березовом коттэдже.
Как Богомать великого Корреджи,
Вы благостны. В сребристом парике
Стряхает пыль с рельефов гобелена
Дворецкий ваш. Вы грезите, Мадлена,
Со страусовым веером в руке.
Ваш хрупкий сын одиннадцати лет
Пьет молоко на мраморной террасе;
Он в землянике нос себе раскрасил;
Как пошло вам! Вы кутаетесь в плэд
И, с отвращеньем, хмуря чернобровье,
Раздражена, теряя хладнокровье,
Вдруг видите брильянтовый браслет,
Как бракоцепь, повиснувший на кисти
Своей руки: вам скоро… много лет,
Вы замужем, вы мать… Вся радость — в прошлом,
И будущее кажется вам пошлым…
Чего же ждать? Но морфий — или выстрел?..
Спасение — в безумьи! Загорись,
Люби меня, дающего былое,
Жена и мать! Коли себя иглою,
Проснись любить! Смелее в свой каприз!
Безгрешен грех — пожатие руки
Тому, кто даст и молодость, и негу…
Мои следы к тебе одной по снегу
На берега форелевой реки!
Дорогой широкой, рекой голубой
Хорошо нам плыть вдвоём с тобой.
Мы любим, мы вместе,
И день — молодой,
И ласточка-песня
Летит над водой.
И плыть легко,
И петь легко! Друг с друга не сводим мы ласковых глаз, —
Не найдёшь нигде счастливей нас!
И солнце нам светит,
И птица поёт,
И дружеский ветер
Прохладу даёт.
И плыть легко,
И петь легко! Нельзя нашу радость в словах передать,
Мы хотим с тобой весь мир обнять!
Высокие горы,
Большие поля,
Степные просторы —
Родная земля!
И плыть легко,
И петь легко! Багряное солнце идёт на закат,
Золотым огнём глаза горят.
Весёлые вёсла,
Как крылья, легки,
Смолистые сосны
Стоят у реки.
И плыть легко,
И петь легко! Часов не считая, плывём и поём,
Хорошо нам плыть с тобой вдвоём!
Мы любим, мы вместе,
И мир — молодой,
И ласточка-песня
Летит над водой!
И плыть легко,
И петь легко!
Александр Пушкин
Из Alfиеrи
Сомненье, страх, порочную надежду
Уже в груди не в силах я хранить;
Неверная супруга я Филиппу
И сына я его любить дерзаю!…
Но как же зреть его и не любить?
Нрав пылкий, добрый, гордый, благородный,
Высокий ум, с наружностью прекрасной
Прекрасная душа… Зачем природа
И небеса таким тебя создали?
Что говорю? Ах! так ли я успею
Из глубины сердечной милый образ
Искоренить?—О, если пламень мой
Подозревать он станет! Перед ним
Всегда печальна я; но избегаю
Я встречи с ним. Он знает, что веселье
В Испании запрещено. Кто может
В душе моей читать? Ах, и самой
Не можно мне. И он, как и другие,
Обманется—и станет, как других,
Он убегать меня… Увы, мне, бедной!…
Другого нет мне в горе утешенья,
Окроме слез, и слезы—преступленье.
Иду к себе: там буду на свободе…
Что вижу? Карл!—Уйдем, мне изменить
И речь, и взор—все может: ах, уйдем.
1
Собранье зол его стихия;
Носясь меж темных облаков,
Он любит бури роковые
И пену рек и шум дубров;
Он любит пасмурные ночи,
Туманы, бледную луну,
Улыбки горькие и очи,
Безвестные слезам и сну.
2
К ничтожным хладным толкам света
Привык прислушиваться он,
Ему смешны слова привета
И всякий верящий смешон;
Он чужд любви и сожаленья,
Живет он пищею земной,
Глотает жадно дым сраженья
И пар от крови пролитой.
3
Родится ли страдалец новый,
Он беспокоит дух отца,
Он тут с насмешкою суровой
И с дикой важностью лица;
Когда же кто-нибудь нисходит
В могилу с трепетной душой,
Он час последний с ним проводит,
Но не утешен им больной.
4
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня
И ум мой озарять он станет
Лучом чудесного огня;
Покажет образ совершенства
И вдруг отнимет навсегда
И, дав предчувствия блаженства,
Не даст мне счастья никогда.
Sie liebten sich beide, doch keiner
Wollt’es dem andern gestehn.
Heine.Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье…
Но в мире новом друг друга они не узнали.Они оба любили друг друга, но ни один
Не желал признаться в этом другому.
Гейне.
(Нем.).«Они любили друг друга так долго и нежно». Впервые опубликовано в 1843 г. в «Отечественных записках» (т. 31, № 12, отд. I, с. 317).
Написано между маем и началом июля 1841 г.
Это вольный перевод стихотворения Г. Гейне «Sie liebten sich beide» из «Книги песен». Первые строки этого стихотворения взяты в качестве эпиграфа.
В черновом автографе сохранились две предварительные редакции перевода Лермонтова. Первая из них — не рифмована;
Они любили друг друга так нежно,
С такой глубокой и страстной тоскою,
Но, как враги, друг друга боялись,
И были речи их пусты и хладны.
Они расстались и только порою
Во сне друг друга видали, — но скоро
Им смерть настала — и встретились в небе,
И что ж? Друг друга они не узнали.
Вторая черновая редакция ближе к окончательной, но, как и первая, отличается от нее по метрике:
Они любили друг друга так нежно,
С тоской глубокой и страстью мятежной!
Но, как враги, опасалися встречи,
И были пусты и хладны их речи.
Они расстались в безмолвном страданье
И милый образ во сне лишь видали.
Но смерть пришла, им настало свиданье…
И что ж? Друг друга они не узнали.
Я школу Гнесиных люблю,
пока влечет меня прогулка
по снегу, от угла к углу,
вдоль Скатертного переулка.Дорожка — скатертью, богат
крахмал порфироносной прачки.
Моих две тени по бокам-
две хилых пристяжных в упряжке.Я школу Гнесиных люблю
за песнь, за превышенье прозы,
за желтый цвет, что ноябрю
предъявлен, словно гроздь мимозы.Когда смеркается досуг
за толщей желтой штукатурки,
что делает согбенный звук
внутри захлопнутой шкатулки? Сподвижник музыки ушел —
где музыка? Душа погасла
для сна, но сон творим душой,
и музыка не есть огласка.Не потревожена смычком
и не доказана нимало,
что делает тайком, молчком
ее материя немая? В тигриных мышцах тишины
она растет прыжком подспудным,
и сны ее совершены
сокрытым от людей поступком.Я школу Гнесиных люблю
в ночи, но более при свете,
скользя по утреннему льду,
ловить еду в худые сети.Влеку суму житья-бытья —
иному подлежа влеченью,
возвышенно бредет дитя
с огромною виолончелью.И в две слезы, словно в бинокль,
с недоуменьем обнаружу,
что безбоязненный бемоль
порхнул в губительную стужу.Чтобы душа была чиста,
и надобно доверье к храму,
где чьи-то детские уста
вовеки распевают гамму, и крошка-музыкант таков,
что, бодрствуя в наш час дремотный,
один вдоль улиц и веков
всегда бредет он с папкой нотной.Я школу Гнесиных люблю,
когда бела ее ограда
и сладкозвучную ладью
колышут волны снегопада.Люблю ее, когда весна
велит, чтоб вылезли летуньи
и в даль открытого окна
доверчиво глядят певуньи.Зачем я около стою?
Мы слух на слух не обменяем:
мой — обращен во глубь мою,
к сторонним звукам невменяем.Прислушаюсь — лишь боль и резь,
а кажется — легко, легко ведь…
Сначала — музыка. Но речь
вольна о музыке глаголить.
Золото, убранство тайнаго ковчега,
Где хранят издревле благостныя мощи,
Золото, добыча хищнаго набега,
Золото, ты символ сладострастной мощи,
И в твоем сверканьи медленная нега.
Серебро сияет тихо на иконе,
Мученице юной покрывает плечи,
Серебро так ясно в перелетном звоне,
Голос серебристый мне звучал предтечей
Прежде недоступных сладостных гармоний.
И люблю я бронзу: сумрачныя тени
Томной баядерки в роскоши вечерней;
В твердости изгибов столько легкой лени,
Отблески так чисты на холодной черни.
Да, люблю я в бронзе тайну отражений.
Но не эти тени дороги в металле!
Не сравню их блестки я с кинжальным блеском!
Змеи резких молний быстро засверкали,
Я прильнул, ревнивый, к белым занавескам…
Ты — моя надежда, мщенье верной стали!
Земля любит Солнце за то,
Что Солнце горит и смеётся.
А Солнце за то любит Землю,
Что плачет и мёрзнет она.
Не сблизиться им никогда,
Они и далёки, и близки;
Пока не остынет светило,
Живёт и страдает Земля.
Хотя у них общего нет,
Не могут прожить друг без друга:
Земля для того и живёт ведь,
Чтоб только на Солнце смотреть.
Оно для неё — идеал,
Любимая, вечная греза;
А Солнце живёт для того лишь,
Чтоб Землю холодную греть.
Они неизменны в любви,
И, если не видятся долго,
Виною — нелепые тучи,
Которые их разлучают, —
Разлука рождает тоску,
И Солнце томится и страждет,
И жаждет скорее свиданья
С далёкой, но милой Землёй.
Влюблённые видятся днем,
Встречаясь всегда на рассвете;
Но к часу вечернему Солнце
Улыбно уходит домой.
А если б оно не ушло
В урочное время — от жара
Земля бы блаженно зачахла,
И было б виновно оно.
А если б оно не ушло
Три дня и три долгие ночи,
Земля бы сама запылала
И ярче, чем Солнце само!
Тогда бы погибла любовь! —
Когда бы увидело Солнце,
Что больше Земля не тоскует…
Пускай бы погибла любовь!
Тогда бы погибла мечта! —
Когда бы увидело Солнце
Весёлой и радостной Землю…
Пускай бы погибла мечта!
В своей всепобедной любви
Светило готово на жертву —
Отдать и сиянье, и пламя
Для блага, для счастья Земли.
Не хочет, боится Земля
Сравняться с прекрасным светилом:
Кому же тогда ей молиться?
Кого же тогда ей любить?
Страданье — природы закон…
Нет равной любви на планете…
— Тебя я люблю за бессилье,
Ты любишь за силу меня!
Я любил. Что́ значит жить? — Любить.
Но когда в нас больше нет дыханья,
И любовь не может дольше быть,
Я мечтал. Но те мои мечтанья
Не такие, как они сейчас,
В них горело яркое сознанье,
Мысли, знанье всех, кто жил до нас,
Были в них несчетные виденья,
Все, что есть в природе, — звенья, звенья.
И еще люблю я до сих пор,
И еще мечтаю я — так странно.
Сердце пьет подонки, боль, позор.
Так любя, живу;…………
Я мечтаю, мысли мчатся, мчатся.
И виденья прошлого роятся,
Входят в настоящее они,
Каждый миг мрачнее сны мне снятся,
Странны перемешанные дни.
Иногда я вижу, предо мною
Точно дух серебряный, как ты,
Леонора! он окутан мглою,
Я за ним слежу, кипят мечты,
Он плывет, он гаснет за стеною,
За окном решетчатым моим,
Тает, расплывается, как дым;
Он уж где-то там во тьме, далеко,
И вздыхает он, простясь со мной,
Как вздыхает сонная осока
Над прильнувшей к берегу волной.
1.
Я люблюЯ люблю замирание эха
После бешеной тройки в лесу,
За сверканьем задорного смеха
Я истомы люблю полосу.Зимним утром люблю надо мною
Я лиловый разлив полутьмы,
И, где солнце горело весною,
Только розовый отблеск зимы.Я люблю на бледнеющей шири
В переливах растаявший цвет…
Я люблю все, чему в этом мире
Ни созвучья, ни отзвука нет.
2.
Закатный звон в полеВ блестках туманится лес,
В тенях меняются лица,
В синюю пУстынь небес
Звоны уходят молиться… Звоны, возьмите меня!
Сердце так слабо и сиро,
Пыль от сверкания дня
Дразнит возможностью мира… Что он сулит, этот зов?
Или и мы там застынем,
Как жемчуга островов
Стынут по заводям синим?
3.
Осень. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не било четырех… Но бледное светило
Едва лишь купола над нами золотило
И, в выцветшей степи туманная река,
Так плавно двигались над нами облака.
И столько мягкости таило их движенье,
Забывших яд измен и муку расторженья,
Что сердцу музыки хотелось для него…
Но снег лежал в горах, и было там мертво,
И оборвали в ночь свистевшие буруны
Меж небом и землей протянутые струны…
А к утру кто-то там, развеяв молча сны,
Напомнил шепотом, что мы осуждены…
Гряда не двигалась и точно застывала,
Ночь надвигалась ощущением провала…
Ты сказала: «Пойдем мы с тобою туда,
Где впервые увиделись мы».
И пошли мы с тобой. И вела нас мечта
К лету знойному, вдаль от зимы.
Все твердил, что люблю. То же слышал в ответ.
Ручку нежно целуя твою,
Я тебе говорил, мое сердце, мой свет,
Что к тебе в своем сердце таю.
— Нам дорогой одной никогда не идти, —
Ты со вздохом сказала, грустя.
— Отчего же двум розам вблизи не цвести,
Лепестками — «люблю» шелестя?
Дорогая: скажи, что разлучит с тобой?
Я бороться хочу: силы есть.
— Позабудь поскорей, как холодной зимой
Повстречались… Разлучница-честь.
Что я сделать могу, чтобы честь сокрушить?
Да и стану ль ее сокрушать?..
Но тебя буду вечно и нежно любить,
И надеяться тщетно, и ждать.
Но тебя позабыть… Что за тяжесть труда!
Да и зря! — не могу позабыть.
Будь моей! будешь? да? — «Никогда! Никогда!
Не могу никогда твоей быть!»
— Почему? но послушай: мне больно… пойми:
Я страдаю… скажи, почему?
Отвечай поскорей, мне души не томи. —
«Хорошо, я отвечу: к чему?»
— Как к чему?.. я люблю тебя страстно, хочу
Обладать тобой. Молви же: да —
Но напрасно в мечтах я высоко лечу —
Мне в ответ: «Никогда, никогда!»
О, скажи: отчего холодна ты со мной?
Ты призналась, что любишь меня…
Так обнимемся ж крепко и жарко с тобой,
Поцелуемся жарче огня.
В поцелуях найдем мы усладу. Скорей!
Ну, не будь холодна и тверда…
Приласкай понежней, поцелуй горячей,
Будь моей! — «Никогда, никогда!»…
Нас бархатная ночь окутала тенями…
С листвою лип тревожно ветер говорил…
Ты уст моих коснулась жаркими устами…
Как я любил тебя, о Боже, как любил!
Я помню, я твердил, что это увлеченье
Не улетит с минутою, родившею его;
Что полное любви короткое мгновенье
Создаст мне жизнь, всю жизнь из света своего.
Ты отвечала мне, что это лишь мечтанья,
Что лучше не мечтать, а мирно жить без грез,
Что пусть теперь горят безумные лобзанья,
Что пусть потом придет пора безумных слез.
Ты не могла понять, что неизменным вечно
Хранить в душе твой взор я должен и могу.
Девиз твоей любви — мгновенно и беспечно;
Моей любви девиз — всю жизнь тебя одну.
Отроком строгим бродил я
По терпким долинам
Киммерии печальной,
И дух мой незрячий
Томился
Тоскою древней земли.
В сумерках, в складках
Глубоких заливов,
Ждал я призыва и знака,
И раз пред рассветом,
Встречая восход Ориона,
Я понял
Ужас ослепшей планеты,
Сыновность свою и сиротство…
Бесконечная жалость и нежность
Переполняют меня.
Я безысходно люблю
Человеческое тело. Я знаю
Пламя,
Тоскующее в разделенности тел.
Я люблю держать в руках
Сухие горячие пальцы
И читать судьбу человека
По линиям вещих ладоней.
Но мне не дано радости
Замкнуться в любви к одному:
Я покидаю всех и никого не забываю.
Я никогда не нарушил того, что растет,
Не сорвал ни розу
Нераспустившегося цветка:
Я снимаю созревшие плоды,
Облегчая отягощенные ветви.
И если я причинял боль,
То потому только,
Что жалостлив был в те мгновенья,
Когда надо быть жестоким,
Что не хотел заиграть до смерти тех,
Кто, прося о пощаде,
Всем сердцем молили
О гибели…