Сильнее шум — и волны всколыхались,
Морские чуда разыгрались,
Матрос по лестнице бежит,
Взбежал: «Скорей! готовьтесь, дети!»
И как паук повис меж сети,
Простерся — смотрит, сторожит.Вдруг: «Ветер! ветер!» — закачался
Корабль и с удила сорвался;
Он, ринув, бездну возмутил,
И выю взнес, отвага полный,
Под крылья ветер захватил,
Летит под небом, топчет волны,
И пену размешал кругом,
И облака рассек челом.Полетом мачты дух несется;
Воскликнул я на крик пловцов.
Мое воображенье вьется,
Как пряди зыбких парусов,
И на корабль я упадаю,
Моею грудью напираю;
Мне мнится, будто кораблю
Я грудью хода придаю,
И, руки вытянув невольно,
Я с ним лечу по глубине;
Легко, отрадно, любо мне;
Узнал, как птицей быть привольно.
Скажи ему, что я его люблю,
Что я его как прежде понимаю,
И, как корабль к чужому кораблю,
Взываю в час, когда я погибаю,
К нему, к нему, далекому навек,
Бегущему по водам Океана,
Чтоб отдохнуть на устьях мощных рек,
Средь стройных мачт родного каравана, —
Меж тем как я, свой образ изменив,
Несоразмерив тяжести влекомой,
Забыв, что был и я, как он, красив,
Склоняюсь к бездне жутко-незнакомой, —
И ветры безучастные молю
Протяжностью своих предсмертных звонов…
Скажи ему, что я его люблю
За то, что он — не слышал этих стонов!
Не оплакано былое,
За любовь не прощено.
Береги, дитя, земное,
Если неба не дано.
Об оставленном не плачь ты, —
Впереди чудес земля,
Устоят под бурей мачты,
Грудь родного корабля.
Кормчий молод и напевен,
Что ему бурун, скала?
Изо всех морских царевен
Только ты ему мила. —
За глаза из изумруда,
За кораллы на губах…
Как душа его о чуде,
Плачет море в берегах.
Свой корабль за мглу седую
Не устанет он стремить,
Чтобы сказку ветровую
Наяву осуществить.
Между льдов затерты, спят в тиши морей
О́стовы немые мертвых кораблей.
Ветер быстролетный, тронув паруса,
Прочь спешит в испуге, мчится в небеса.
Мчится — и не смеет бить дыханьем твердь,
Всюду видя только — бледность, холод, смерть.
Точно саркофаги, глыбистые льды
Длинною толпою встали из воды.
Белый снег ложится, вьется над волной,
Воздух заполняя мертвой белизной.
Вьются хлопья, вьются, точно стаи птиц.
Царству белой смерти нет нигде границ.
Что ж вы здесь искали, выброски зыбей,
О́стовы немые мертвых кораблей?
Жил отважный капитан,
Он объездил много стран,
И не раз он бороздил океан.
Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул,
Но ни разу даже глазом не моргнул.
И в беде,
И в бою
Напевал он эту песенку свою:
«Капитан, капитан, улыбнитесь,
Ведь улыбка — это флаг корабля.
Капитан, капитан, подтянитесь,
Только смелым покоряются моря!»
Но однажды капитан
Был в одной из дальних стран
И влюбился, как простой мальчуган.
Раз пятнадцать он краснел,
Заикался и бледнел,
Но ни разу улыбнуться не посмел.
Он мрачнел,
Он худел,
И никто ему по-дружески не спел:
«Капитан, капитан, улыбнитесь,
Ведь улыбка — это флаг корабля.
Капитан, капитан, подтянитесь,
Только смелым покоряются моря!»
Здесь тишина цветет и движет
Тяжелым кораблем души,
И ветер, пес послушный, лижет
Чуть при? гнутые камыши.
Здесь в заводь праздную желанье
Свои приводит корабли.
И сладко тихое незнанье
О дальних ропотах земли.
Здесь легким образам и думам
Я отдаю стихи мои,
И томным их встречают шумом
Реки согласные струи.
И, томно опустив ресницы,
Вы, девушки, в стихах прочли,
Как от страницы до страницы
В даль потянули журавли.
И каждый звук был вам намеком
И несказанным каждый стих.
И вы любили на широком
Просторе легких рифм моих.
И каждая навек узнала
И не забудет никогда,
Как обнимала, целовала,
Как пела тихая вода.
— «Да, может быть, — сказала ты, —
Не то…»
— «До нового, — воскликнула
Сирена, —
Свидания…» Но знали мы:
В ничто
Кипучая перекипает
Пена.
— «Не верю я, что — навсегда…»
И вот —
Я вопрошал: твои глаза
Не лгали…
Нас омывал сквозной
Водоворот.
И волны в плач глаза
Перелатали.
Едва серпом юнели
Небеса;
А под рулем смелели светом
Пены;
На корабле надулись
Паруса;
За мелями отпели
В ночь сирены.
И вот тебя в безбрежность
Понесло;
На горизонте бледном,
Золотистом,
Взволнованное облако
Взошло,
Омолненное ярким
Аметистом.
В водовороты, в дым дельфинных
Игр
Белел корабль, как лебедь
Улетавший.
И запад гас, как полосатый
Тигр,
Заоблачные лапы
Распластавший.
Мне чудится, что там далеко где-то,
Меж облаков фантазии моей,
Поляна вновь цветами разодета,
Сверкает вновь расторгнутый ручей;
Там море есть, сверкающее море,
По нем плывут пиратов корабли,
И мечется, сливаясь в дружном хоре,
Толпа валов — соперников земли.
На кораблях и песни, и литавры —
Безумный пир безчувственных пловцов,
И вьются стяги красные, как жабры
Подводных рыб, меж белых парусов.
Куда несется буйная ватага?
В какой стране их пристань может ждать?
И почему кроваваго их стяга
Не может ветер дерзостный сорвать?
Зажглась звезда, поднялся ветерок,
Склонялся день за горы Дагестана.
И все, молясь, глядели на восток.
Татаре повторяли стих Корана,
Рабы Христа творили знак святой,
Калмыки в тишине взывали к ламе,
И чуждый всем еврей скорбел о храме
И богу докучал своей тоской.
Лишь я один, к кому взывать, не зная,
Глядел на мир. И прелесть неземная
Была в журчаньи вод, в лучах светил,
Как будто в рай держали мы дорогу.
Один в тот вечер слезы я пролил
И, может быть, один молился богу.
Птица Сирии на Море живет,
На утесе цветном,
На скалистом уступе,
над вечной изменностью вод,
Начинающих с шепота волю свою,
и ее возносящих как гром.
Птица Сирин на Море живет,
Над глубокой водой,
Птица Сирин так сладко поет,
Чуть завидит корабль, зачарует мечтой золотой,
На плывущих наводит забвенье и сон,
Распинает корабль на подводных камнях,
Утопают пловцы в расцвеченных волнах,
Услаждается музыкой весь небосклон,
Звуки смеха со всех возрастают сторон.
Беспощадна Любовь с Красотой,
Кто-то властный о Жизни и Смерти поет,
Над пустыней седой кто-то есть молодой,
Кто струну озарит — и порвет.
Птица Сирин на Море живет,
Над глубокой водой
Мертвы и холодны равнины морские,
И небо завешено бледным туманом,
И ночи и дни вековая стихия
Стремит корабли к заколдованным странам.
Раскинуть широко простор изумрудный.
Шумит за кормой жемчуговая пена,
И веяньем влажным нас ветер попутный
Уносит все дальше от старого плена.
Нестрашны нам бури и отдых неведом.
Нам любо лететь над бездонной пустыней.
Чертят корабли неизведанным следом
Свободные шири безбрежности синей.
Отважным награда — руно золотое.
Над теми, кто ищет, невластна измена.
Неси нас к победе, о море святое!
Шуми за кормой, жемчуговая пена!
С порога рыбачьей избушки
Мы видели море вдали;
Вечерний туман отделялся
Приметно от волн и земли.Один за другим зажигались
Огни на большом маяке,
И лишний один разглядели
Еще мы корабль вдалеке.Шла речь о крушеньях и бурях,
О том, что матросу беда, —
Что он между небом и бездной,
Надеждой и страхом всегда.Про Север и Юг толковали,
Какие по тем берегам
Особые есть населенья,
Какие обычаи там.В цветах берега у Гангеса,
Леса-исполины растут,
И стройные, кроткие люди
Там лотос, склоняяся, чтут.В Лапландии грязные люди,
Курносый, невзрачный народ:
К огню подберется, да, рыбу
Готовя, пищит и орет.Дослушали девочки жадно,
Никто ни полслова потом;
Корабль в отдалении скрылся,
Давно потемнедо кругом.
Мертвы и холодны равнины морския,
И небо завешено бледным туманом,
И ночи и дни вековая стихия
Стремит корабли к заколдованным странам.
Раскинуть широко простор изумрудный.
Шумит за кормой жемчуговая пена,
И веяньем влажным нас ветер попутный
Уносит все дальше от стараго плена.
Нестрашны нам бури и отдых неведом.
Нам любо лететь над бездонной пустыней.
Чертят корабли неизведанным следом
Свободныя шири безбрежности синей.
Отважным награда — руно золотое.
Над теми, кто ищет, невластна измена.
Неси нас к победе, о море святое!
Шуми за кормой, жемчуговая пена!
Если на берег песчаный
Волны обломки примчат,
Если студеное море
Рвется в куски о скалу,
О корабле «Аретуза»
Песни поют моряки.
Розовый чай из Цейлона,
Рыжий и сладкий табак,
Ром, и корица, и сахар —
Вот «Аретузы» дары.
Кто на руке волосатой
Якорь и цепь наколол,
Кто на скрипучую мачту
Красную тряпку поднял,
Кто обмотал свое брюхо
Шалью индийских купцов,
Тех не пугают баркасы
Береговых сторожей.
О корабле «Аретуза»,
Вышедшем бить королей,
В бурные ночи апреля
Песни поют моряки.
О корабле «Аретуза»
И о команде его:
О капитане безруком,
О канонире кривом —
В бурные ночи апреля
Песни поют моряки.
Пусть же студеное морс
Вечно качает тебя.
Слава тебе, «Аретуза»,
Слава команде твоей!
В бурные ночи апреля,
В грохоте ветров морских,
Вахтенный срок коротая,
Я вспоминаю тебя.
Дай мне пять нежных букв, ты дашь мне в них пять счастий,
В гирляндах пламени отвечу я стихом,
Всепроницающим, как молния и гром,
Завладевающим, как дальний звон запястий.
Непрерываемых хочу я сладострастий.
Уста до жадных уст. Обжог горячим ртом.
И вихрь, промчавшийся над огненным кустом,
Дошел до корабля, зажег морские снасти.
Весь Океан горит. Я дух, и пламя длю.
Воспламенения с играньями цветными.
Весь заалевший мир в плавучем рдеет дыме.
Рубин расплавленный змеится к кораблю.
Добрось, желанная, лучами золотыми,
Свой сопричастный дар в пронзенное «Люблю!»
По синему Морю Корабль наш плывет,
От края до края — сияние вод.
Корабль — драгоценный, товары на нем —
Услада для взора, играют огнем.
И хочется многим товары купить,
Но Рок им велел прихотливыми быть.
Коль скуп ты, давай немудреную медь,
Но, раз дешевишься, не будут гореть.
Коль беден, давай нам последнюю медь,
И будут рубином играть и алеть.
А если обманом иль силой возьмешь,
Ты вместо сокровищ — чудовищ найдешь.
Так едем мы Морем, причалим, и ждем,
Товары волшебным сияют огнем.
И многие думают — мы колдуны,
И многие думают — просто лгуны.
Ни тем, ни другим не сказав ничего,
Мы дива даем с Корабля своего.
Одних осчастливим, других же смутим,
И снова мы в Море, и снова мы с ним.
В безбрежном и нежном кораллы найдем,
И много рубинов с кровавым огнем.
Фарман, иль Райт, иль кто б ты ни был!
Спеши! настал последний час!
Корабль исканий в гавань прибыл,
Просторы неба манят нас!
Над поколением пропела
Свой вызов пламенная медь,
Давая знак, что косность тела
Нам должно волей одолеть.
Наш век вновь в Дедала поверил,
Его суровый лик вознес
И мертвым циркулем измерил
Возможность невозможных грез.
Осуществители, мы смеем
Ловить пророчества в былом,
Мы зерна древние лелеем,
Мы урожай столетий жнем.
Так! мы исполним завещанье
Великих предков. Шар земной
Мы полно примем в обладанье,
Гордясь короной четверной.
Пусть, торжествуя, вихрь могучий
Взрезают крылья корабля,
А там, внизу, в прорывах тучи,
Синеет и скользит земля!
Ночь идет, ребята,
звезды встали в ряд,
словно у Кронштадта
корабли стоят.
Синеет палуба — дорога скользкая,
качает здорово на корабле,
но юность легкая и комсомольская
идет по палубе, как по земле.Кипит вода, лаская
тяжелые суда,
зеленая, морская,
подшефная вода.
Не подкачнется к нам тоска неважная,
ребята, — по морю гуляем всласть, —
над нами облако и такелажная
насквозь испытанная бурей снасть.И боцман грянет в дудку:
— Земля, пока, пока…
И море, будто в шутку,
ударит под бока.
Синеет палуба — дорога скользкая,
качает здорово на корабле,
но юность легкая и комсомольская
идет по палубе, как по земле.Никто из нас не станет
на лапы якорей,
когда навстречу грянет
Владычица Морей.
И песни новые летят, победные.
Война, товарищи! Вперед пора!
И пробиваются уже торпедные
огнем клокочущие катера.И только воет, падая
под острые суда,
разрезанная надвое
огромная вода.
Синеет палуба — дорога скользкая,
качает здорово на корабле,
но юность легкая и комсомольская
идет по палубе, как по земле.
Скрипя, бежит среди валов,
Гигантский гроб, скелет плавучий.
В телах обманутых пловцов
Иссяк светильник жизни жгучей.
Огромный остов корабля
В пустыне Моря быстро мчится.
Как будто где-то есть земля,
К которой жадно он стремится.
За ним, скрипя, среди зыбей
Несутся бешено другие,
И привиденья кораблей
Тревожат области морские.
И шепчут волны меж собой,
Что дальше их пускать не надо, —
И встала белою толпой
Снегов и льдистых глыб громада.
И песни им надгробной нет,
Бездушен мир пустыни сонной,
И только Солнца красный свет
Горит, как факел похоронный.
Я признаюсь вам заранее.
Что придумал это сам:
Я в тетрадь для рисования
Собираю чудеса.
Поезда летят по небу.
Мчат по суше корабли.
А косцы идут по снегу,
Где ромашки расцвели.
«Это глупо и нелепо…—
Брат мой сердится в ответ.—
Как же поезд въедет в небо
Если в небе рельсов нет!
Напридумывают тоже…
Ведь корабль без воды
Никуда уплыть не может
Вмиг сломаются винты…
Что касается ромашек.
Как их выкосить в снегу:
Много в шубе не намашешь.
Да особенно в пургу…»
Брат мою не понял шалость
Всё в тетради осмеял.
Только я не обижаюсь —
Он ещё годами мал.
Но ведь скучной жизнь была
Если б не было чудес.
У меня настольной лампой
Светит звёздочка с небес.
Ветви зеленыя брошены в воду,
К мирному ты прибываешь народу.
— Отдых дай кораблю.—
Хочешь обятий, ты хочешь лобзаний?
Женщины—вот. Притаились в тумане.
— Шепчут тебе „Люблю.“—
Чаща зеленая. Смуглыя жены.
С белым и белым. Забыты препоны.
— Все-жь возвращаться час.—
В час возвращения, ссора минутки.
Выстрелы. Камни. Ужь тут не до шутки
— Всех истребим мы вас!—
Пули спугнуть не могли смуглоликих.
Радость сражения в сердце у диких.
— Пляшут в руках пращи.—
Скрылись безумцы, что ждали добычи.
Вслед кораблю словно клекот был птичий:—
— Остров иной ищи!—
На судне бунт, над нами чайки реют!
Вчера из-за дублонов золотых
Двух негодяев вздёрнули на рею,
Но мало — надо было четверых.
Ловите ветер всеми парусами!
Чего гадать, любой корабль — враг!
Удача — миф, но эту веру сами
Мы создали, поднявши чёрный флаг!
Катился ком по кораблю от бака,
Забыто всё: и честь, и кутежи.
И, подвывая будто бы от страха,
Они достали длинные ножи.
Ловите ветер всеми парусами!
Чего гадать, любой корабль — враг!
Удача — здесь, и эту веру сами
Мы создали, поднявши чёрный флаг!
Уж двое в капитана пальцем тычут:
Достать его — и им не страшен чёрт!
Но капитан вчерашнюю добычу
При всей команде выбросил за борт.
Ловите ж ветер всеми парусами!
Чего гадать, любой корабль — враг!
Удача — миф, и эту веру сами
Мы создали, поднявши чёрный флаг!
Но вот волна, подобная надгробью,
Всё скрыла, с горла сброшена рука…
Бросайте ж за борт всё, что пахнет кровью, —
Поверьте, что цена невысока!
Ловите ж ветер всеми парусами!
Чего гадать, любой корабль — враг!
Удача — миф, и эту веру сами
Мы создали, поднявши чёрный флаг!
„На Полюс! На Полюс! Бежим, поспешим,
И новыя тайны откроем!
Там, верно, есть остров—красив, недвижим,
Окован пленительным зноем!
„Нам скучны пределы родимых полей,
Изведанных дум и желаний.
Мы жаждем качанья немых кораблей,
Мы жаждем далеких скитаний.
„В безвестном—услада тревожной души,
В туманностях манят зарницы.
И сердцу рокочут приливы: „Спеши!“
И дразнят свободныя птицы.
„Нам ветер бездомный шепнул в полусне,
Что сбудутся наши надежды:
Для новаго Солнца, в цветущей стране,
Проснувшись, откроем мы вежды.
„Мы гордо раздвинем пределы Земли,
Нам светит наш разум стоокий.
Плывите, плывите скорей, корабли,
Плывите на Полюс далекий!“
Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю,
Сорван парус и в трюме вода, —
Я неверного друга люблю
Навсегда, навсегда.
Пахли руки смоленым канатом,
В левом ухе блестела серьга,
Говорил, что он будет мне братом,
Подарил жемчуга…
Отчего, отчего я не знала,
Что любви наступает конец?
Зашиваю я парус линялый, —
Ночью в море уходит отец…
Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю,
Если сломаны мачты и руль, —
Я неверного друга люблю,
Но верну ль?
И не надо мне белых жемчужин, —
Я их завтра Мадонне отдам,
Я скажу Ей, что милый мне нужен,
Не подарки, а только он сам.
Я повешу Мадонне на свечи
И серебряный якорь и крест…
Только сердце сломалось в тот вечер,
Когда он мне сказал про отезд…
Ах, не плыть, ах не плыть кораблю,
Если нет капитана на нем…
Я неверного друга люблю,
Но не быть нам вдвоем.
Наверно, мы увидимся не скоро,
Поскольку улетаем далеко.
Наш порт — обыкновеннейшее поле
С сухой травой и с норами сурков.
В том поле, приготовленные к стартам,
Стоят без труб и весел корабли —
Ведь притяженье звездного пространства
Сильнее притяжения Земли.Нам уходить от зелени и снега,
Нам постигать порядок неземной
И каждый шаг, ведущий прямо в небо,
Оплачивать космической ценой.
И не забыты в этом славном братстве
Товарищи, что к цели не дошли,
Но притяженье звездного пространства
Сильнее притяжения Земли.Мы мчимся невеликою звездою
Над звездами вечерних городов,
Мы машем вам из космоса рукою,
Как машут с уходящих поездов.
И на Земле рожденный ветер странствий
Несет все дальше наши корабли —
Ведь притяженье звездного пространства
Сильнее притяжения Земли.
День гаснул в зареве румяном, —
И я, в смятеньи дум моих,
Бродил на береге песчаном,
Внимая ропот волн морских.И я увидел меж песками
Корабль разбитый погружен;
Он в бурю шумными волнами
На дикий берег занесен, —И влага мхом давно одела
Глубоких скважин пустоты;
Уже трава в них зеленела,
Уже являл моя цветы.Стремим грозой в утес прибрежный,
Откуда я куда он плыл?
Кто с ним в час бури безнадежной
Его ирушенье разделил? Утес и волны, всё молчало,
Всё мрак в уделе роковом, —
Лишь солнце вечера играло
Над ним, забытым мертвецом.И на карме его сидела
Жена младая рыбака,
Смотрела вдаль и песни пела
Под томный ропот ветерка.С кудрявой русой головою
Младенец близ нее играл,
Над звучной дрыгал он волною,
А ветер кудри развевал.Он нежные цветы срывает,
Лелея детские мечты.
Младенец радостный не знает,
Что он на гробе рвет цветы.
«На Полюс! На Полюс! Бежим, поспешим,
И новые тайны откроем!
Там, верно, есть остров — красив, недвижим,
Окован пленительным зноем!
Нам скучны пределы родимых полей,
Изведанных дум и желаний.
Мы жаждем качанья немых кораблей,
Мы жаждем далеких скитаний.
В безвестном — услада тревожной души,
В туманностях манят зарницы.
И сердцу рокочут приливы: „Спеши!“
И дразнят свободные птицы.
Нам ветер бездомный шепнул в полусне,
Что сбудутся наши надежды:
Для нового Солнца, в цветущей стране,
Проснувшись, откроем мы вежды.
Мы гордо раздвинем пределы Земли,
Нам светит наш разум стоокий.
Плывите, плывите скорей, корабли,
Плывите на Полюс далекий!»
Поднял корабль паруса;
В море спешит он, родной покидая залив,
Буря его догнала и швырнула на каменный риф.
Бьется он грудью об грудь
Скал, опрокинутых вечным прибоем морским,
И белогрудая чайка летает и стонет над ним.
С бурей обломки его
В даль унеслись; — чайка села на волны — и вот
Тихо волна, покачав ее, новой волне отдает.
Вон — отделились опять
Крылья от скачущей пены — и ветра быстрей
Мчится она, упадая в объятья вечерних теней.
Счастье мое, ты — корабль:
Море житейское бьет в тебя бурной волной; —
Если погибнешь ты, буду как чайка стонать над тобой;
Буря обломки твои
Пусть унесет! но — пока будет пена блестеть,
Дам я волнам покачать себя, прежде чем в ночь улететь.
Мы плотнички,
Мы работнички,
Все работаем мы тут,
Над Судьбою судим суд,
Мы ведь Божии,
Не прохожии.
Мы плотнички,
Мы работнички,
Мы не ходим в мире зря,
За работу — чуть заря,
До вечерних рос
Тешем белый тес.
Мы плотнички,
Мы работнички,
Нам топор проворный люб,
Мы здесь строим белый сруб,
Топором стучим,
Да в свой дух глядим.
Мы глядим на Лес,
В Море день воскрес,
Послужили нам леса,
Вот натянем паруса
На корабль мы свой,
На корабль живой.
Коли плыть, так плыть,
Новый мир открыть,
Мы постукиваем тут,
Стружки словно цвет цветут,
Мы плотнички,
Мы работнички.
На даче было темно и сыро.
Ветер разнимал тяжелые холсты.
И меня татуировала
Ты.
Сначала ты поставила сердце,
Средь снежных цветов,
Двух голубок, верную серну,
Как в альманахе тридцатых годов.
О, душа, вы отменно изящны,
Милая,
Я вас в темной чаще
Изнасилую.
Лучше меня слушаться,
Душа, душка, душенька, душечка!
Потом ты нарисовала корабль.
Я взял с полки Бедекер.
Хорошо! Я корабль
И буду охотиться за ручными медведями.
Отели Карльтон, Мирабо и Виктория.
Суша — так суша, море — так море!
А на левой груди, на том месте,
Что недавно целовала,
Ты поставила маленький крестик
И засмеялась.
Господи, Ты нас оставил на даче
Спросонья
Зевать и покачиваться
На темном балконе.
Чтоб оба
На воле
Эту плоть огромную сдобную
Холили б.
Трудники Божии —
Дела их да множатся.
Я тоже служил на флоте!
Я тоже памятью пола
О той бесподобной работе —
На гребнях чудовищных волн.
Тобою — ах, море, море! —
Я взвинчен до самых жил,
Но, видно, себе на горе
Так долго тебе служил…
Любимая чуть не убилась, —
Ой, мама родная земля! —
Рыдая, о грудь мою билась,
Как море о грудь корабля.
В печали своей бесконечной,
Как будто вослед кораблю,
Шептала: «Я жду вас… вечно»,
Шептала: «Я вас… люблю».
Люблю вас! Какие звуки!
Но звуки ни то ни се, —
И где-то в конце разлуки
Забыла она про все.
Однажды с какой-то дороги
Отправила пару слов:
«Мой милый! Ведь так у многих
Проходит теперь любовь…»
И все же в холодные ночи
Печальней видений других
Глаза ее, близкие очень,
И море, отнявшее их.
На главе его смарагдовый венец.
песнь потаенная
Мне привиделся корабль, на корабле сидел гребец.
На главе его златистой был смарагдовый венец.
И в руках своих он белых не держал совсем весла,
Но волна в волну втекала, и волна его несла.
А в руках гребца, так видел я, лазоревый был цвет,
Этот цвет произрастеньем был не наших зим и лет.
Он с руки своей на руку перекидывал его,
Переманивал он души в круг влиянья своего.
В круг сияния смарагда и лазоревых цветов,
Изменявших нежной чарой синеву без берегов.
С снеговыми парусами тот корабль по Морю плыл,
И как будто с каждым мигом в Солнце больше было сил.
Будто Солнцу было любо разгораться без конца,
Было любо синю Морю уносить в простор гребца.
Ветви зеленые брошены в воду,
К мирному ты прибываешь народу.
— Отдых дай кораблю. —
Хочешь обятий, ты хочешь лобзаний?
Женщины — вот. Притаились в тумане.
— Шепчут тебе «Люблю.» —
Чаща зеленая. Смуглые жены.
С белым и белым. Забыты препоны.
— Все ж возвращаться час. —
В час возвращения, ссора минутки.
Выстрелы. Камни. Уж тут не до шутки
— Всех истребим мы вас! —
Пули спугнуть не могли смуглоликих.
Радость сражения в сердце у диких.
— Пляшут в руках пращи. —
Скрылись безумцы, что ждали добычи.
Вслед кораблю словно клекот был птичий: —
— Остров иной ищи! —
Непогода моя жестокая,
не прекращайся, шуми,
хлопай тентами и окнами,
парусами, дверьми. Непогода моя осенняя,
налетай, беспорядок чини, —
в этом шуме и есть спасение
от осенней густой тишины. Непогода моя душевная —
от волны на волну прыжок, —
пусть грозит кораблю крушение,
хорошо ему и свежо. Пусть летит он, врывая бока свои
в ледяную тугую пыль,
пусть повертывается, показывая
то корму, то бушприт, то киль. Если гибнуть — то всеми мачтами,
всем, что песня в пути дала,
разметав, как снасти, все начатые
и неоконченные дела. Чтоб наморщилась гладь рябинами,
чтобы путь кипел добела,
непогода моя любимая,
чтоб трепало вкось вымпела. Пусть грозит кораблю крушение,
он осилил крутой прыжок, —
непогода моя душевная,
хорошо ему и свежо!
И птица от меня летела по Вселенной,
Когда я замолчал на темной высоте.
Внизу крутился вал, дробился, многопенный,
И птица от меня летела по Вселенной,
Непобедимая в крылатой красоте.
Мелькали корабли, как тени в тусклом свете,
Поднявши стержни мачт и зыбя паруса.
На каждом корабле бледнели старцы-дети,
И всюду брат с сестрой, сквозь сон тысячелетий,
Играли в поцелуй, в цветке была оса.
Все было сказано. Кто хочет, будет пленный.
Кто хочет, примет страх чрез Царскую Печать,
И будет враг Земли, и будет враг Вселенной.
Но вал к скале придет, и брызнет сказкой пенной.
И буду я стоять. И думать. И молчать.