Вспышка пламени в камине:
камень, дерево, стекло.
В доме женщина с мужчиной,
им любовно и тепло. За окошком белым цветом
ветка вишни расцвела
и касается приветно
неприметного стекла. Ветка вишни, ветка вишни,
что ей камень и камин!
Ветка вишни еле слышно
будит женщин и мужчин.
Камин горит на площади огромной
И греет девушка свой побледневший лик.
Она бредет еврейкою бездомной,
И рядом с нею шествует старик.
Луна, как червь, мой подоконник точит.
Сырой табун взрывая пыль летит
Кровавый вихрь в ее глазах клокочет.
И кипарисный крест в ее груди лежит.
Тускнеют угли. В полумраке
Прозрачный вьется огонёк.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурным мотылёк.Видений пестрых вереница
Влечет, усталый теша взгляд.
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят.Встает ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.
У камина, у камина
Ночи коротаю.
Все качаю и качаю
Маленького сына.
Лучше бы тебе по Нилу
Плыть, дитя, в корзине!
Позабыл отец твой милый
О прекрасном сыне.
Камин мерцающий, от лампы свет ленивый,
Чело склоненное под думой молчаливой.
Закрытые тома, шум, смех, вечерний чай
И в глубине очей прекрасных светлый рай!..
Истома легкая и радость ожиданья… —
И в тишине ночной восторги и лобзанья!..
О милый, нежный сон, повсюду ты со мной,
Пусть мимо дни ползут, ты верный спутник мой!.
В камине пылания много,
И зыбко, как в зыбке миров.
Душа нерожденного бога
Восстала из вязких оков,
Разрушила ткани волокон,
Грозится завистливой мгле,
И русый колышется локон,
Чтоб свившись поникнуть в золе, —
И нет нерожденного бога,
Погасло пыланье углей,
Ты у камина, склонив седины? ,
Слушаешь сказки в стихах.
Мы за тобою — незримые сны
Чертим узор на стенах
Дочь твоя — в креслах — весны розовей,
Строже вечерних теней.
Мы никогда не стучали при ней,
Мы не шалили при ней.
Как у тебя хорошо и светло —
Нам за стеною темно…
Он и старый и усталый
Сидит один средь тихих зал
Глаз отуманенный и вялый
Смотреть в камин давно устал
Окошко сзади тихо пусто
Туда не смотрится никто
Все сморщилось и грустно
На нем тяжело пальто
У меня длинное, длинное чёрное платье,
я сижу низко, лицом к камину.
В камине, в одном углу, чёрные дрова,
меж ними чуть бродит вялое пламя.
Позади, за окном, сумерки,
весенние, снежные, розово-синие.
С края небес подымается большая луна,
её первый взор холодит мои волосы.
Звонит колокол, тонкий, бедный, редкий.
Спор идёт неслышно в моём сердце:
Пусто в покое моем. Один я сижу у камина,
Свечи давно погасил, но не могу я заснуть.
Бледные тени дрожат на стене, на ковре, на картинах,
Книги лежат на полу, письма я вижу кругом.
Книги и письма! Давно ль вас касалася ручка младая?
Серые очи давно ль вас пробегали, шутя? Медленно катится ночь надо мной тяжелою тканью,
Грустно сидеть одному. Пусто в покое моем!
Думаю я про себя, на цветок взирая увядший:
«Утро настанет, и грусть с темною ночью пройдет!»
Ночь прокатилась, и весело солнце на окнах играет,
На дворе метель и вьюга;
Окна снегом занесло.
Здесь же, в комнатке уютной,
Так спокойно и тепло.
Я сижу в широком кресле;
Предо мной камин трещит;
С закипающей водою
Чайник, песню мне жужжит.
Как в пещере костер, запылает камин…
И звонок оправдав, точно роза в снегу,
Ты войдешь, серебрясь… Я — прости, не могу… —
Зацелую тебя… как идею брамин!
О! с мороза дитя — это роза в снегу!
Сладострастно вопьет бархат пестрой софы,
Он вопьет перламутр этих форм — он вопьет!
Будь моею, ничья!.. Лью в бокалы строфы,
Лью восторг через край, — и бокал запоет…
А бокал запоет — запоет кабинет,
На камине свеча догорала, мигая,
Отвечая дрожаньем случайному звуку.
Он, согнувшись, сидел на полу, размышляя,
Долго ль можно терпеть нестерпимую муку.Вспоминал о любви, об ушедшей невесте,
Об обрывках давно миновавших событий,
И шептал: «О, убейте меня, о, повесьте,
Забросайте камнями, как пса, задавите!»В набегающем ужасе странной разлуки
Ударял себя в грудь, исступленьем объятый,
Но не слушались жалко повисшие руки
И их мускулы дряблые, словно из ваты.Он молился о смерти… навеки, навеки
Ты сидишь молчаливо и смотришь с тоской,
Как печально камин догорает,
Как в нем яркое пламя то вспыхнет порой,
То бессильно опять угасает.
Ты грустишь все о чем? Не о прошлых ли днях,
Полных неги, любви и привета?
Так чего же ты ищешь в сгоревших углях?
О себе не найти в них ответа.
О! поверь, ведь любовь—это тот же камин,
Где сгорают все лучшие грезы.
Расцвел камин костром пунцовым,
Расцвел костром.
Целую долго я лицо Вам,
Под серебром.
Вы пунцовеете, маркиза,
Цветком костра.
Изящна грезовость эскиза
И так остра.
Хотите спелого дюшеса,
Как Ваша грудь?
Наплывала тень… Догорал камин,
Руки на груди, он стоял один,
Неподвижный взор устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:
«Я пробрался вглубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шёл мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
На дворе мятель и вьюга;
Окна снегом занесло.
Здесь же, в комнатке уютной,
Так спокойно и тепло.
Я сижу в широком кресле;
Предо мной камин трещит;
С закипающей водою
Чайник, песню мне жужжит.
Река несла по ветру льдины,
Была весна, и ветер выл.
Из отпылавшего камина
Неясный мрак вечерний плыл.
И он сидел перед камином,
Он отгорел и отстрадал
И взглядом, некогда орлиным,
Остывший пепел наблюдал.
В вечернем сумраке всплывали
Пред ним виденья прошлых дней,
1Когда на серый, мутный небосклон
Осенний ветер нагоняет тучи
И крупный дождь в стекло моих окон
Стучится глухо, в поле вихрь летучий
Гоняет желтый лист и разложен
Передо мной в камине огнь трескучий, —
Тогда я сам осенняя пора:
Меня томит несносная хандра.2Мне хочется идти таскаться в дождь;
Пусть шляпу вихрь покружит в чистом поле.
Сорвал… унес… и кружит. Ну так что ж?
Проносились над островом зимние шквалы и бури
То во мгле и дожде, то в сиянье небесной лазури,
И качались, качались цветы за стеклом,
За окном мастерской, в красных глиняных вазах, —
От дождя на стекле загорались рубины в алмазах
И свежее цветы расцветали на лоне морском.
Ветер в раме свистал, раздувал серый пепел в камине,
Градом сек по стеклу — и опять были ярки и сини
Средиземные зыби, глядевшие в дом,
А за тонким блестящим стеклом,
Мне взаперти так много утешений
Дает камин! Лишь вечер настает,
Здесь греется со мною добрый гений,
Беседует и песни мне поет.
В минуту он рисует мир мне целый,
Леса, моря, в углях среди огня.
И скуки нет: вся с дымом улетела.
О добрый гений, утешай меня!
Он в юности дарил меня мечтами;
Северный ветер напрасно стучится в окно, —
В комнате пусто, и заперты ставни,
В ней — полумрак тишины.
Давно,
С начала войны,
Я не живу здесь...
Но ветер, друг давний,
Мне шепчет о мертвых, я внемлю, —
О жертвах войны, потрясающей землю.
Тебя — ты мне родня по месту воспитанья
Моих стихов, моей судьбы,
По летам юности, годины процветанья
Работ ученых и гульбы,
Студентских праздников, студентских песнопений
И романтических одежд,
Годины светлых дум, веселых вдохновений,
Желаний гордых и надежд,
Ты, добрый молодец, себя не погубивший
В столице, на бою сует,
Был зимний день; давно уже стемнело,
Но в комнату огня не приносили;
Глядело в окна пасмурное небо,
Сырую мглу роняя с вышины,
И в стекла ударяли хлопья снега,
Подобно стае белых мотыльков;
В вечерней мгле багровый свет камина
Переливался теплою волной
На золотой парче японских ширм,
Где выступал богатый арабеск
Комната писателя; опущенныя шторы. Он сидит в больших креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной к камину. Журналист входит.
Журналист
Я очень рад, что вы больны:
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений,
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений.
Когда ему в пылу забав
Комната Писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших креслах перед камином.
Читатель, с сигарой, стоит спиной к камину. Журналист входит.
Журналист
Я очень рад, что вы больны:
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений.
Странники.
«Я гражданин вселенной»
Сократ
— «Я везде чужестранец» —
Аристипп.
ПЕРВЫЙ.
Блажен, блажен, кто жизни миг крылатый
Своим богам-Пенатам посвятил;
Блажен, блажен, кто дым родимой хаты
Дороже роз чужбины оценил!