Ну, рыбак мой, шевелися
Поскорее, поскорей
И наудить торопися
Огольцов и пескарей! Там с приветными волнами
Ждет тебя широкий пруд;
Под зелеными кустами
Начинай веселый труд!
— «Ася, поверьте!» и что-то дрожит
В Гришином деланном басе.
Ася лукава и дальше бежит…
Гриша — мечтает об Асе.
Шепчутся листья над ним с ветерком,
Клонятся трепетной нишей…
Гриша глаза вытирает тайком,
Ася — смеется над Гришей!
Когда проезжает конница
Мимо дома с красною крышей,
В кухне дрожит иконница,
Сколоченная блаженным Гришей:
И тогда я его мучаю
Насмешкою над дребезжаньем:
Убегает. И над гремучею
Речкою льет рыданья.
И хотя по благочестию
Нет равного ему в городе,
Он злится, хочет мести,
Мгновенно себя очортив:
Гриша-поросенок выходит во двор,
в правой руке топор.
«Всех попишу, — начинает он
тихо, потом орет:
падлы!» Развязно со всех сторон
обступает его народ.Забирают топор, говорят «ну вот!»,
бьют коленом в живот.
Потом лежачего бьют.
И женщина хрипло кричит из окна:
они же его убьют.
А во дворе весна.Белые яблони. Облака
синие. Ну, пока,
молодость, говорю, прощай.
Тусклой звездой освещай мой путь.
Все, и помнить не обещай,
сниться не позабудь.Не печалься и не грусти.
Если в чем виноват, прости.
Пусть вечно будет твое лицо
освещено весной.
Плевать, если знаешь, что было со
мной, что будет со мной.
Утром Гришка удрал в Америку.
Боже мой, как его искали!
Мама с бабушкой впали в истерику,
Мне забыли на платье снять мерку
И не звали играть на рояле...
Гришку целые сутки искали —
И нашли на Приморском вокзале.
Папа долго его ругал,
Путешествия называл ерундой...
Гриша ногти кусал и молчал, —
Гриша очень неловок и мал,
Но я знаю, что он — герой.
И в подарок бесстрашному Гришке
Вышиваю закладку для книжки,
Красным шелком по синему полю:
«Герою, попавшему в неволю».
Вижу я свою усадьбу,
Все знакомый мне народ,
Вижу, призрачную тройку
Мертвый Гриша подает.
Слышу я, скрипят полозья,
Чуть рокочат бубенцы; —
Извиваются, как змеи,
На пристяжках жеребцы.
«С Богом в путь» и сорвались —
Захлебнулись бубенцы.
Очи снегом закидали
Удалые жеребцы.
Понесли меня, как птицы,
Мимо кладбищ и церквей,
Чрез бездонные овраги
Снежной родины моей.
Занялось в груди дыханье,
Закружилась голова.
Закричал я: «Тише, Гриша!».
И в ответ его слова:
«Знай сиди, чего робеешь,
Недалече до ворот,
Не сумел живой, так мертвый
Гришка к счастью привезет»…
Сырость и мгла.
Ночь развернула два чёрных крыла.
Дымовка спит средь простора степного.
Только Андрей Малиновский не спит:
Сжавши рукою обрез, сторожит
Брата родного.Тьма. В переулке не видно ни зги.
Плачет капелью весеннею крыша.
Страшно. Знакомые близко шаги.
«Гриша!
Гриша!
Я ли тебя не любил?»
Мысль замерла от угара хмельного.
Грохнул обрез. Малиновский убил
Брата родного.В Дымовке шум и огни фонарей,
Только темна Малиновского хата.
Люди стучатся: «Вставай… Андрей!..»
«Брата убили!..»
«Брата!»Тихо снуют по деревне огни.
Людям мерещится запах железа.
Нюхом берут направленье они.
Ищут обреза.
Сгинул обрез без следа.
Но приговор уже сказан у трупа:
«Это его Попандопуло». — «Да!»
«Это — проклятый Тюлюпа!»
Сбилися люди вокруг.
Плачет Андрей, их проклятия слыша.
Стонет жена, убивается друг:
«Гриша!»
«Гриша!»Солнце встаёт — раскалённый укор,
Гневно закрывши свой лик облаками.
В луже, прикрытый рогожей, селькор
Смотрит на небо слепыми зрачками.Не оторваться ему от земли,
Жертве злодейства и братской измены.
Но уж гремит — и вблизи и вдали —
Голос могучей селькоровской смены: «Злые убийцы себя не спасут.
Смело вперёд, боевые селькоры!
Всех подлецов — на селькоровский суд.
Сыщем, разроем их тёмные норы! Тёмная Дымовка сгинет, умрёт.
Солнце осветит родные просторы.
Рыцари правды и света, вперёд!
Мы — боевые селькоры!»
Воробьи в кустах дерутся,
Светит солнце, снег, как пух.
В васильковом небе вьются
Хороводы снежных мух.
Гриша — дома, у окошка.
Скучно в комнате играть!
Даже, вон, — лентяйка кошка
С печки в сад ушла гулять.
Мама гладит в кухне юбку…
«Гриша, Гриша, — ты куда?»
Влез он в валенки и шубку,
Шапку в руки — и айда!
Руки в теплых рукавичках,
Под лопатой снег пищит…
Снег на лбу и на ресничках,
Снег щекочет, смех смешит…
Вырос снег копной мохнатой,
Гриша бегает кругом,
То бока побьет лопатой,
То, пыхтя, катает ком…
Фу, устал. Еще немножко!
Брови — два пучка овса,
Глазки — угли, нос — картошка,
А из елки — волоса.
Вот так баба! Восхищенье.
Гриша пляшет. «Ай-да-да!»
Воробьи от удивленья
Разлетелись, кто куда.
В тихой детской так тепло.
Стекла снегом замело.
Синеглазая луна
Вылезает из окна.
Ветер прыгает по крыше…
Отчего не спится Грише?
Встал с кроватки босиком
(Ай, как скользко на полу!)
И по комнате бегом
Поскорей — скорей к стеклу:
За окном — сосульки льду…
Страшно холодно в саду!
Баба, бедная, не спит,
Посинела и дрожит…
Раз! Одеться Грише — миг:
В угол — шмыг,
Взял в охапку
Кофту, дедушкину шапку,
Старый коврик с сундука,
Два платка,
Чью-то юбку из фланели.
(Что тут думать, в самом деле!)
И скорей — скорее в сад…
Через бревна и ухабы,
Через дворницкую Шавку,
Через скользкую канавку,
Добежал — и сел у бабы:
«Вот! Принес тебе наряд…
Одевайся… Раз и раз!
Десять градусов сейчас».
Ветер смолк. В саду светло.
Гриша бабу всю закутал.
Торопился — перепутал,
Все равно ведь ей тепло:
Будет юбка на груди
Или кофта позади…
«До свиданья! Спи теперь».
Гриша марш домой и в дверь,
Пробежал вдоль коридора,
Вмиг разделся, скоро-скоро,
И довольный — хлоп в кровать, —
Спать!
На прилавке
Фруктовой лавки
Гранаты, финики, синий изюм
И… теткин купальный костюм.
За прилавком стоит Муссолини —
Гриша знает его по картинке, —
Обметает метелочкой дыни
И мух сгоняет с корзинки…
Грише — плевать!
Надо скорее глотать.
Жует и сосет,
Вздулся арбузом живот,
Но фрукты преснее бумаги.
Выпил рюмку малаги,
Сунул в карман — для мамы — фунт мармелада
И вышел, шаркнув ногой по стене.
Платить не надо,
Потому что во сне.
В автокаре гиппопотамы —
Расселись и бреют друг друга,
На мордах у них монограммы, —
Должно быть, из высшего круга…
Человек из Алжира
С коврами на каждой руке
Стал на коленки на уголке:
«Гриша! Где мне найти квартиру —
С лифтом, с балконом,
С горячим цикорием,
С паровым крематорием
И с телефоном?»
Гриша сказал человеку
Тихо, но строго:
«Обратитесь в аптеку
Через дорогу.
Мы сами искали три года
И нашли собачий сарай…
А ты сошел с парохода,
Голова твоя баранья,
И квартиру тебе подавай!
Аллаверды. До свиданья».
Навстречу огромный ажан,
Сизый, как баклажан,
Летит на коньках,
С азбукой русской в руках.
«Эй, мальчик! Ты русский?
Как пишется «ща» по-французски?»
Гришка, как заяц, в первый подвал
Чуть дверь не сломал…
А в подвале гадалка,
Сухая, как галка.
Сидит в цветном сарафане
На облезлом диване.
«Как имя? Забыл? Безобразие!»
И прибавила, сплюнувши в таз:
«Послезавтра поступишь в гимназию —
В девочкин класс…»
Гриша знает, что это во сне,
А все-таки страшно обидно,
Дать бы ей утюгом по спине,
Но она ведь женщина… Стыдно…
Как удрать от гадалки —
Заперла дверь на замок,
Ногтем счищает тесто со скалки
И лепит крутой пирожок.
А вдруг она Баба-Яга?!
Мальчик взглянул под диван:
Вся в перьях нога!
Скорее-скорее руку в карман —
Складные перышки вынул,
Пришпилил к подтяжке,
Взлетел, скамью опрокинул,
Потолок зашуршал по рубашке…
Вниз, сквозь камин — и на крыше.
Выше и выше…
С дирижабля знакомый полковник кричит:
«Подтяни свои крылья, бандит!»
Ладно! Сами с усами.
Вот и Сен-Клу,
Серый дом на углу —
Штанишки сохнут на раме…
Гришка пробил головою стекло,
Молоко со стола потекло —
Мама спит, слава богу!
Бух в кровать, крылья бросил к порогу,
Свернулся,
Зевнул — и проснулся.
Семейство мальчиков «вынь-глаз»,
Известных в Амстердаме,
Даст представление сейчас
По мишкиной программе.
Бум-бум! За вход пять рублей,
А с мамы — две копейки…
Сейчас начнем! Оркестр, смелей!
Галоп для галерейки.
Вот перед вами пупс-солист
В мамашиной рубашке.
Он храбро съест огромный лист
Чернильной промокашки.
Пупс не волшебник, господа, —
Не бойтесь! Он, понятно,
Ее без всякого труда
Сам выплюнет обратно.
Алле! Известный Куки-фокс
И кошка, мисс морковка,
Покажут нам английский бокс.
Ужасно это ловко!
Свирепый фокс не ел пять дней,
А кошка — две недели.
Все фоксы мира перед ней,
Как кролики робели!
А вот пред вами клоун Пик,
Похрюкай, Пик, немножко…
Сейчас издаст он адский крик
И дрыгнет правой ножкой.
Он может выть, как крокодил,
И петь, как тетя Нэта, —
Король голландский подарил
Ему часы за это.
Я сам — известный рыцарь Му.
Вес — пуд семь фунтов в латах,
Зубами с пола подыму
Двоюродного брата.
Он очень толстый и живой.
Прошу вас убедиться —
Он может двигать головой,
Пищать и шевелиться.
Вниманье! Девочка Тото
Пропляшет вальс бандита.
Она хоть девочка, зато
Ужасно знаменита.
Тото, не бойся, не беда!
Так надо по программе.
Ведь в львиной клетке ты всегда
Плясала в Амстердаме.
Вот дядя Гриша. Не визжать!
Он ростом выше шкафа
И очень любит представлять
Алжирского жирафа.
Гоп, дядя Гриша, на дыбы!
Бей хвостиком по тальме!
Он может кончиком губы
Рвать финики на пальме…
Эй, там, на сцене, все назад —
От кресла до кроватки.
Смотрите! Это акробат
«Вынь-глаз, стальные пятки».
Он хладнокровен, словно лед!
Он гибче шведской шпаги!
Он ходит задом наперед
В корзинке для бумаги…
Конец! Артисты, вылезай —
Морковка, пупс и Куки.
В четверг мы едем в порт Ай-яй
Показывать там штуки…
Бей, дядя Гриша, крепче в таз,
Тото, не смей щипатьтся…
Семейство мальчиков «вынь-глаз»
Уходит раздеваться.