Только три яичка
Было у Синички.
Прилетела Галка,
Съела все яички! Галка
Скачет,
А Синичка плачет.
Галка
Скачет,
А Синичка плачет… Прилетели птички
Помогать Синичке:
Галку заклевали,
Хвостик оторвали.Галка
Плачет,
А Синичка скачет.
Плачь,
Плачь,
Галка,
Мне тебя не жалко!
Знаю, знаю — снова лыжи
Сухо заскрипят.
В синем небе месяц рыжий,
Луг так сладостно покат.
Во дворце горят окошки,
Тишиной удалены.
Ни тропинки, ни дорожки,
Только проруби темны.
Ива, дерево русалок,
Не мешай мне на пути!
В снежных ветках черных галок,
Черных галок приюти.
Мы с моей соседкой Галкой
Сочиняли обижалки:
Вот придёт обидный срок,
А у нас готово — впрок.
Я скажу ей — ты ворона,
А она мне — ты глухарь,
Я скажу ей — макарона,
А она мне — ты сухарь.
Я ей — мышь!
Она мне — крыс!
Стой-ка, что мы завелись?
Для чего нам обижалки,
Мы стоим соображаем:
Мы совсем друг друга с Галкой
Никогда не обижаем!
Басня
Прошедшею весною,
Вечернею зарею
В лесочке сем певал любезный соловей.
Пришла опять весна: где друг души моей?
Ах, нет его! Зачем он скрылся?
Зачем? В лесочке поселился
Хор галок и ворон. Они и день и ночь
Кричат, усталости не знают,
И слух людей (увы!) безжалостно терзают!
Что ж делать соловью? — Лететь подале прочь!
Жестокие врали и прозой и стихами!
Какому соловью петь можно вместе с вами?
Хозяин курам корму дать
Стал крохи хлеба им кидать.
Крох этих поклевать
И галка захотела,
Да той отваги не имела,
Чтоб подойти к кроха́м. Когда ж и подойдет,—
Кидая их, рукой хозяин лишь взмахнет,
Все галка прочь да прочь, и крох как нет, как нет;
А куры между тем, как робости не знали,
Клевали крохи да клевали.
Во многих случаях на свете так идет,
Что счастие иной отвагой получает,
И смелый там найдет,
Где робкий потеряет.
Какой-то мальчик птиц любил,
Дворовых, всяких без разбору;
И крошками кормил.
Лишь голос даст ко сбору,
То куры тут как тут,
Отвсюду набегут.
Голубка тоже прилетела
И крошек поклевать хотела;
Да той отваги не имела
Чтоб подойтить к крохам. Хоть к ним и подойдет,
Бросая мальчик корм, рукою лишь взмахнет,
Голубка прочь, да прочь; и крох как нет, как нет:
А куры между тем с отвагой наступали,
Клевали крохи, да клевали.
На свете часто так идет,
Что щастия иной отвагой доступает;
И смелой там найдет,
Где робкой потеряет.
Галки, галки,
Черные гадалки,
Длинные хвосты,
Трефовые кресты.Что ж вы, галки,
Поздно прилетели,
К нам на крышу
На закате сели? А в печи огонь, огонь.
Ты, беда, меня не тронь,
Не тронь! Разгулялась
По полю погодка.
Разубралась
Елочка-сиротка,
Разубралась
В зори чистые,
В снега белые,
Пушистые.Как запели
Стылые метели,
Все-то птицы
К морю улетели.
Оставались галки
На дубу,
Черные гадалки
На снегу.Скоро встанет,
Скоро будет солнце.
К нам заглянет
В зимнее оконце.
Ты, родная, крепко спи,
А снежок лети, лети! Счастье будет,
Непременно будет,
Нас с тобою
Счастье не забудет,
А пока летит снежок
И поет в печи
Сверчок.В дальнем море
Корабли гуляют,
На просторе
Волны набегают.
А у нас метель, метель,
А у нас тепла постель.Счастье будет,
Непременно будет.
Наше счастье
Никто не осудит.
Под щекой твоей
Ладонь.
А в печи горит
Огонь.Догонялки
В поле побежали.
Это галки
Всё наколдовали.
Скоро будет дольше
Свет.
И разлуки больше
Нет.Наше счастье
Здесь, с тобою рядом,
Не за синим
Морем-океаном.
Кличут поезда
На Окружной.
Будешь ты всегда
Со мной.
Ходит, рот розиня,
По Москве Тарас.
Все в столице диво
Для мужицких глаз.
Перед колокольней
Стал он, и глядит:
«Галок-то, вот галок
Сколько там сидит».
Стал считать он галок,
Вдруг солдат идет…
«Ну, чего стоишь ты
Здесь розиня рот?
Скалишь только зубы»?..
— «Галок счесть хочу,
Господин служивый»…
«Я-те проучу…
Ты казенных галок
В городе считал?.
Нет, шалишь, друг милый,
Марш за мной в квартал».
— «Смилуйся, служивый!
В чем я виноват?»
«В чем? казенных галок
Не считай здесь, брат…»
— «Смилуйся, служивый!
Ты ужь больно крут…»
«Ну, пойдем, в квартале
Дело разберут».
— «Смилуйся, служивый!
Хочешь денег взять?»
«Ну, а сколько галок
Смел ты насчитать?»
— «Три десятка…» —«Ладно,
Нрав не злобен мой, —
Дай мне тридцать гривен
И пошел домой.
— «На, служивый, только
Не води лишь в часть:
Знамо, в это место
Нѐ-любо попасть!..»
Вот в артель вернулся
С хохотом Тарас.
«Ты чему смеешься?
Али с пьяных глаз?»
Говорят Тарасу…
«Ну, чему ты рад?»
— «Москаля надул я,
Даром что солдат:
Насчитал я галок
Сотни две —смотри,
А его уверил,
Что десятка три.
Только тридцать гривен
Отдал ему я…
Что же, братцы, сметка
Есть ли у меня?..»
Уж я бегал, бегал, бегал
и устал.
Сел на тумбочку, а бегать
перестал.
Вижу, по небу летит
галка,
а потом ещё летит
галка,
а потом ещё летит
галка,
а потом ещё летит
галка.
Почему я не летаю?
Ах как жалко!
Надоело мне сидеть,
захотелось полететь,
разбежаться,
размахаться
и как птица полететь.
Разбежался я, подпрыгнул,
крикнул: «Эй!»
Ногами дрыгнул.
Давай ручками махать,
давай прыгать и скакать.
Меня сокол охраняет,
сзади ветер подгоняет,
снизу реки и леса,
сверху тучи-небеса.
Надоело мне летать,
захотелось погулять,
топ
топ
топ
топ
захотелось погулять.
Я по садику гуляю,
я цветочки собираю,
я на яблоню влезаю,
в небо яблоки бросаю,
в небо яблоки бросаю
наудачу, на авось,
прямо в небо попадаю,
прямо в облако насквозь.
Надоело мне бросаться,
захотелось покупаться,
буль
буль
буль
буль
захотелось покупаться.
Посмотрите,
посмотрите,
как плыву я под водой,
как я дрыгаю ногами,
помогаю головой.
Народ кричит с берега:
Рыбы, рыбы, рыбы, рыбы,
рыбы — жители воды,
эти рыбы,
даже рыбы! —
хуже плавают, чем ты!
Я говорю:
Надоело мне купаться,
плавать в маленькой реке,
лучше прыгать, кувыркаться
и валяться на песке.
Мне купаться надоело,
я на берег — и бегом.
И направо и налево
бегал прямо и кругом.
Уж я бегал, бегал, бегал
и устал.
Сел на тумбочку, а бегать
перестал.
Одеяло
Убежало,
Улетела простыня,
И подушка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.
Я за свечку,
Свечка — в печку!
Я за книжку,
Та — бежать
И вприпрыжку
Под кровать!
Я хочу напиться чаю,
К самовару подбегаю,
Но пузатый от меня
Убежал, как от огня.
Что такое?
Что случилось?
Отчего же
Всё кругом
Завертелось,
Закружилось
И помчалось колесом?
Утюги за сапогами,
Сапоги за пирогами,
Пироги за утюгами,
Кочерга за кушаком —
Всё вертится,
И кружится,
И несётся кувырком.
Вдруг из маминой из спальни,
Кривоногий и хромой,
Выбегает умывальник
И качает головой:
«Ах ты, гадкий, ах ты, грязный,
Неумытый поросёнок!
Ты чернее трубочиста,
Полюбуйся на себя:
У тебя на шее вакса,
У тебя под носом клякса,
У тебя такие руки,
Что сбежали даже брюки,
Даже брюки, даже брюки
Убежали от тебя.
Рано утром на рассвете
Умываются мышата,
И котята, и утята,
И жучки, и паучки.
Ты один не умывался
И грязнулею остался,
И сбежали от грязнули
И чулки и башмаки.
Я — Великий Умывальник,
Знаменитый Мойдодыр,
Умывальников Начальник
И мочалок Командир!
Если топну я ногою,
Позову моих солдат,
В эту комнату толпою
Умывальники влетят,
И залают, и завоют,
И ногами застучат,
И тебе головомойку,
Неумытому, дадут —
Прямо в Мойку,
Прямо в Мойку
С головою окунут!»
Он ударил в медный таз
И вскричал: «Кара-барас!»
И сейчас же щетки, щетки
Затрещали, как трещотки,
И давай меня тереть,
Приговаривать:
«Моем, моем трубочиста
Чисто, чисто, чисто, чисто!
Будет, будет трубочист
Чист, чист, чист, чист!»
Тут и мыло подскочило
И вцепилось в волоса,
И юлило, и мылило,
И кусало, как оса.
А от бешеной мочалки
Я помчался, как от палки,
А она за мной, за мной
По Садовой, по Сенной.
Я к Таврическому саду,
Перепрыгнул чрез ограду,
А она за мною мчится
И кусает, как волчица.
Вдруг навстречу мой хороший,
Мой любимый Крокодил.
Он с Тотошей и Кокошей
По аллее проходил
И мочалку, словно галку,
Словно галку, проглотил.
А потом как зарычит
На меня,
Как ногами застучит
На меня:
«Уходи-ка ты домой,
Говорит,
Да лицо своё умой,
Говорит,
А не то как налечу,
Говорит,
Растопчу и проглочу!»
Говорит.
Как пустился я по улице
бежать,
Прибежал я к умывальнику
опять.
Мылом, мылом
Мылом, мылом
Умывался без конца,
Смыл и ваксу
И чернила
С неумытого лица.
И сейчас же брюки, брюки
Так и прыгнули мне в руки.
А за ними пирожок:
«Ну-ка, съешь меня, дружок!»
А за ним и бутерброд:
Подскочил — и прямо в рот!
Вот и книжка воротилась,
Воротилася тетрадь,
И грамматика пустилась
С арифметикой плясать.
Тут Великий Умывальник,
Знаменитый Мойдодыр,
Умывальников Начальник
И мочалок Командир,
Подбежал ко мне, танцуя,
И, целуя, говорил:
«Вот теперь тебя люблю я,
Вот теперь тебя хвалю я!
Наконец-то ты, грязнуля,
Мойдодыру угодил!»
Надо, надо умываться
По утрам и вечерам,
А нечистым
Трубочистам —
Стыд и срам!
Стыд и срам!
Да здравствует мыло душистое,
И полотенце пушистое,
И зубной порошок,
И густой гребешок!
Давайте же мыться, плескаться,
Купаться, нырять, кувыркаться
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане, —
И в ванне, и в бане,
Всегда и везде —
Вечная слава воде!
(А. Н. Плещееву)
Каждою весною майскими ночами
Из дубравы темной, с звонкими ключами,
С тенью лип цветущих и дубов ветвистых,
С свежим ароматом ландышей росистых,
Разносясь далеко надо всей равниной—
Слышались раскаты песни соловьиной.
И внимали песне все лесные пташки,
Бабочки на ветках и в траве букашки,
И под звуки эти распускались розы,
Расцветали в сердце золотые грезы;
Легче всем жилося: звуки песни чудной
Облегчали многим бремя жизни трудной.
Но однажды как-то, вовсе без причины,
Раздражил лягушек рокот соловьиный,
Рассердился также и надменный дятел,
Что внимая песне, время даром тратил.
А за ними следом повторили галки, —
Что, мол, песни эти и скучны и жалки,
Что давно их слушать прочим надоело
И они мешают только делать дело…
Зрело недовольство с каждою минутой,
Соловья известность находя раздутой,
Наконец созвали общее собранье
И певцу решили обявить изгнанье.
Но беды не чуя, наш певец смиренный,
Изливая душу в песне вдохновенной,
Не видал, как злоба разрасталась глухо,
Как его повсюду принимали сухо, —
И когда впервые весть о приговоре
До него достигла — он, скрывая горе,
Выслушал спокойно злые нареканья
И не отвечая, улетел в изгнанье.
А друзья, что втайне о певце жалели,
Заявить об этом громко не посмели.
С соловьем расставшись, не шутя сначала
Темная дубрава вдруг возликовала.
Но недолго длилось это увлеченье,
Пробудилось смутно чувство сожаленья
И невольной скуки, многим очевидно
Стало вдруг неловко и как будто стыдно…
Не лились, как прежде летними ночами
Соловья напевы звучными волнами,
А с закатом солнца из лесной опушки
Резко и крикливо квакали лягушки,
Стрекотал кузнечик, и дрозды бесплодно
Подражать пытались песне благородной,
Песне соловьиной… Заскучали розы,
Лепестки роняя на траву, как слезы…
Сумрачно и пусто стало в этой чаще
Без знакомой песни, звучной и бодрящей.
Тут, сначала втайне, а потом и гласно
Раздалися крики, что совсем напрасно
Соловья изгнали; началися споры,
(Дело доходило до открытой ссоры),
И в конце решили: слать гонца за море —
Соловью поведать о всеобщем горе,
Умолять вернуться будущей весною,
Примирясь навеки с чащею родною…
И певец вернулся. Он великодушно
Все простил душою, детски простодушной.
И по всей дубраве как его встречали,
Как неудержимо громко ликовали!
Как луга оделись пышною травою,
А дубы и липы — яркою листвою,
Как благоухали синие фиялки,
И в пылу восторга стрекотали галки,
Как ручьи журчали, и царицы-розы
С лепестков роняли радостные слезы!
1890 г.