Так сказать, надо факты связать —
выпивали в тоске и печали.
Слезы, помнится, мне не давали
вам стихи до конца дочитать.Поутру непонятки и грусть.
Где разжиться спасительной соткой?
Женя, что ли, что бегал за водкой
и Багрицкого знал наизусть… Кто мою зажигалку отмел?
Отчего так галдят аониды?
Почему мои руки разбиты,
кто тот Паша, что с Ниной пришел?
1.
Мы должны восстановить промышленность во что бы то ни стало.
2.
Сдаем в аренду предприятия.
3.
На заграничные покупки денег отпускаем немало.
4.
Действительно ли у нас ничего нет?
5.
Если для учета принять меры, окажется, что мы не нищие,
6.
а миллиардеры…
7.
Приходится встречаться с фактом таким: предприятие разрушено,
8.
еле сдали им.
9.
А буржуй, фабрику получив еле, достает материал из каждой щели.1
0.
От большевиков прятал под спуд, а теперь достает за пудом пуд.1
1.
Чтобы не было фактов таких вот, 1
2.
объявите войну бесхозяйственности, берите всё на учет.
Розовый суслик глядит на тебя,
Моргая от сладкой щекотки,
Он в гости зовет, домоседство любя,
Он просит отведать водки.И водка, действительно, очень вкусна,
Уютен рабочий столик,
Размечены папки, сияет жена,
И платье на ней — простое.Он долго твердит, что доволен собой,
Что метит и лезет повыше,
Что главное — это кивать головой.
А принцип из моды вышел.Он слышал:
Развал!..
Голодовка!..
Факт!..
Секретно…
Ответственный…
Кто-то…
Как буря, взбухает паршивый факт,
И роем летят анекдоты.Был суслик как суслик, —
добряк, ничего,
Но, в тихом предательстве винном,
Совиным становится нос у него
И глаз округлел по-совиному.Его разбирает ехидный бес,
Чиновничья, хилая похоть,
Эпоха лежит как полуночный лес,
И он, как сова,
над эпохой.Ты поздно уходишь.
Приходит заря.
Ты думаешь
зло и устало:
Как много патронов
потрачено зря,
Каких бескорыстных
прикончил заряд,
А этому псу —
не досталось.
Вот
что пишут рабкоры
про Севкавгоссахзавод
— Экономия «Большевик».
Да впрямь — большевик ли?
Большевизма
не видно,
хоть глаз выколи.
Зав
Караченцев
откалывает коленца:
из комнаты Шахова,
в ярости зловещей,
зав
аховый
вышвыривает вещи,
со всем
авторитетом веским
с окон
срывает занавески
и гордо говорит,
занавески выдрав:
— Этот Шахов —
контра и гидра!
А Логунов —
предрабочком —
теснит
работников
бочком,
Но нежен к родным,
нежней не найдете.
Родня
в учреждение тянется —
и тести,
и зяти,
и дяди,
и тети,
и кумовья,
и племянницы.
Уважим также,
строкой одаря,
ячейкиного секретаря.
Нам грустно —
секретарь Седов,
должно быть,
скоро
станет вдов.
Он
на глазах
рабочей массы
жену до смерти отдубасил.
Рабочий класс,
нажми плечистей
и в чистку эдаких прочисти!
Небывалей не было у истории в аннале
факта:
вчера,
сквозь иней,
звеня в «Интернационале»,
Смольный
ринулся
к рабочим в Берлине.
И вдруг
увидели
деятели сыска,
все эти завсегдатаи баров и опер,
триэтажный
призрак
со стороны российской.
Поднялся.
Шагает по Европе.
Обедающие не успели окончить обед —
в место это
грохнулся,
и над Аллеей Побед —
знамя
«Власть советов».
Напрасно пухлые руки взмо́лены, —
не остановить в его неслышном карьере.
Раздавил
и дальше ринулся Смольный,
республик и царств беря барьеры.
И уже
из лоска
тротуарного глянца
Брюсселя,
натягивая нерв,
росла легенда
про Летучего голландца —
голландца революционеров.
А он —
по полям Бельгии,
по рыжим от крови полям,
туда,
где гудит союзное ржанье,
метнулся.
Красный встал над Парижем.
Смолкли парижане.
Стоишь и сладостным маршем манишь.
И вот,
восстанию в лапы о́тдана,
рухнула республика,
а он — за Ламанш.
На площадь выводит подвалы Лондона.
А после
пароходы
низко-низко
над океаном Атлантическим видели —
пронесся.
К шахтерам калифорнийским.
Говорят —
огонь из зева выделил.
Сих фактов оценки различна мерка.
Не верили многие.
Ловчились в спорах.
А в пятницу
утром
вспыхнула Америка,
землей казавшаяся, оказалась порох.
И если
скулит
обывательская моль нам:
— не увлекайтесь Россией, восторженные дети, —
я
указываю
на эту историю со Смольным.
А этому
я,
Маяковский,
свидетель.
Куплю газетку.
Узнаю,
кстати,
кого ухлопали
нынче ночью…
Они в киосках,
будто на старте, -
три килограмма
дразнящей
нови.
Три килограмма
шрифтов и краски.
Три килограмма
вчерашней страсти.
Дают навынос.
Берут на выброс…
Куплю газетку.
Воскресный
выпуск…
На всю страницу
цветное
фото.
Смотрите, люди!
Платите
деньги.
«Скандал в Сайгоне!»
«Приём у Форда!»
«Пресс-конференция
президента…»
Покажут перья
своё искусство.
Огня прибавят.
Гнильцу
подпудрят…
И даже если
не будет
вкусно,
то горячо
непременно будет!
Идёте
мимо?
Остановитесь!
Смешна
потеря
в бюджете
вашем.
Воскресный выпуск!
Воскресный выпуск!
Три килограмма
замочных
скважин!
Такого
даром
нельзя добиться.
В домах,
наверно,
прозрачны
стены…
Смотри, народ,
на своих любимцев!
Вот их
концерты,
вот их
постели!
Вот их пижамы.
Вот их
сортиры.
Вот –
развлеченья,
а вот –
привычки…
«Ушёл любовник
от кинодивы!»
«Племянник шаха
сбежал
с певичкой!..»
Любые тайны
газета
выдаст.
Намёков –
масса.
Картинок –
бездна…
Воскресный выпуск,
воскресный
выпуск –
три килограмма
сплошного
перца!
Три килограмма
пикантной клюквы.
От факта к факту.
От даты к дате.
Не сомневайтесь!
Откройте
клювы.
Мы
разжевали.
А вы
глотайте!