Все стихи про доспехи

Найдено стихов - 10

Давид Бурлюк

Сними горящие доспехи

Сними горящие доспехи,
Ты видишь, лето отошло,
И смерть уносит счастья вехи,
И всюду ковыляет зло.Оторопей над соловьями,
Точась рубином сочных губ.
Ты видишь лето зимней яме
Законопаченное дуб.

Александр Блок

Боец

Я облачился перед битвой
В доспехи черного слуги.
Вам не спасти себя молитвой,
Остервенелые враги!
Клинок мой дьяволом отточен,
Вам на погибель, вам на зло!
Залог побед за мной упрочен
Неотвратимо и светло.
Ты не спасешь себя молитвой —
Дрожи, скрывайся и беги!
Я облачился перед битвой
В доспехи черного слуги.

Генрих Гейне

Посмотри: во всем доспехе

Посмотри: во всем доспехе
Муж, готовый выйти в бой;
Он уж бредит об успехе,
Меч свой пробуя стальной.

Вдруг амуров рой крылатый
С толку сбил его совсем:
Кто расстегивает латы,
Кто с главы срывает шлем;

Кто с улыбкою лукавой.
Пальчик к губкам приложив,
Шепчет на ухо — и славы
Позабыт святой призыв.

Узнаешь ли в этой сцене,
Милый ангел мой, меня?
Век зовет, бойцы в арене,
А в твоих обятьях я!

Валерий Яковлевич Брюсов

На граните пурпуровом где-то

На граните пурпуровом где-то,
Где ты словно на чуждой звезде,
В лучах спокойного света
Старый храм глядится в воде.

Это вход в страну искупленья.
Кто вошел, тот забыл о земном,
Ему чужды былые сраженья,
Иное стремление в нем.

Рыцарь! входи на ступени,
Но снимай за доспехом доспех,
И в последний раз, как на тени,
Назад оглянись на всех.

Вдоль стены, озаренной от века,
Иди по голосу птиц.
Угадывая мощь человека,
Дьяволы преклонятся ниц.

Как в восторге, со звоном священным
Пред тобой отворится дверь,
Меж блаженных ты станешь блаженным,
Лишь не знай сомнений, но верь.

Гавриил Романович Державин

Бой

Предо мной хотел горою
Хладный Север в бое стать,
Если мне Любовь свечою
Придет душу зажигать:
Вмиг с пером седым, кудрявым
На меня надел шелом,
Воружил лицом багряным
И с морщинами челом;
Дал копье мне ледяное,
Препоясал вкруг мечем;
Сердце мне вложил такое,
Что смотрел я сентябрем.
На доспехи положася
И что весь я ледяной,
Я, красавиц не страшася,
Звал Любовь с собою в бой.
Тут, откуда ни возьмися,
Предо мною Лель предстал,
Красной девой нарядился,
«Переведайся», сказал.
Выступил я смело к бою,
Наложа на сердце щит;
Меч рукой, копье другою
Я подняв, хотел разить.
Почал Лель перить в щит стрелы,
А доспехи жечь свечой:
Стрелы, падая, шипели,
Шлем блистал на мне зарей.
Я уж думал, бой свершился
И что я-то был герой;
Лель упорством рассердился,
Сам вскочил мне в грудь стрелой:
В части мелкие кольчуга
Разлетелась, — я стал наг.
Ах! тщетна защита друга,
Ежели уж в сердце враг!

1796

«Разгневался Эрот
И бросился сам прямо
Наместо копия,
Меня обезоружил,
Проникнув в сердце мне.
Теперь мне щит не нужен....
Не нужно мне стрелой
Снаружи защищаться,
Когда в средине враг».

Василий Григорьев

Нашествие Мамая

Не туча над Русью всходила востоком,
Не буря готовила гибель земли,
Не воды с Кавказа срывались потоком, ―
Под знамя Мамая ордынцы текли.
Стеклися и хлынули в Русское царство!
Но дремлет ли в праздном бессильи орел, ―
Когда расстилает сетями коварство,
Готовя великому тесный удел?

Воскресло, воскресло ты, чувство свободы,
В сердцах, изнуренных татарским ярмом!
Так глыбой не держатся горные воды
И тощею тучею метется гром.
Я зрел: на распутьях дружины теснились;
Из мирного плуга ковался булат;
И плакали жены, и старцы молились,
И мщением искрился юношей взгляд.

Как листья дубравы под вешним дыханьем,
За Доном взвевались знамена татар;
Осыпаны вечера ярким сияньем,
Доспехи ордынцев горели, как жар;
Как листья дубравы под холод осенний,
С рассветом ложились без жизни ряды;
Тускнели доспехи под кровью сражений,
И долу клонилося знамя Орды.

Почто ж не любуешься с выси кургана
Воинственным полем, надменный Мамай?
Не зиждешь, как прежде, победного стана?
Бежишь, как безумный, в отеческий край?
Сын варварства! в нем ли найдется утрата?
Тебя оглушат там проклятия вдов;
Сестра там заплачет за лучшего брата,
Отец за надежду, последних сынов.

Не знал ты, что чувство свободы сильнее,
Чем алчность корысти, душ купленных жар;
Не знал ты, что сердцу звук цепи слышнее,
Чем звонкого злата о злато удар.
Днесь поздо клянешь ты улусов кумиры,
На русское небо боишься взглянуть.
Беги! не сорвать тебе с князя порфиры:
Цепь рабства не давит уж русскую грудь!

Владимир Высоцкий

Проделав брешь в затишье…

Проделав брешь в затишье,
Весна идет в штыки,
И высунули крыши
Из снега языки.
Голодная до драки,
Оскалилась весна.
Как с языка собаки,
Стекает с крыш слюна.

Весенние армии жаждут успеха,
Все ясно, и стрелы на карте прямы.
И воины в легких небесных доспехах
Врубаются в белые рати зимы.

Но рано веселиться!
Сам зимний генерал
Никак своих позиций
Без боя не сдавал.
Тайком под белым флагом
Он собирал войска -
И вдруг ударил с фланга
Мороз исподтишка.

И битва идет с переменным успехом:
Где свет и ручьи — где поземка и мгла,
И воины в легких небесных доспехах
С потерями вышли назад из котла.

Морозу удирать бы,
А он впадает в раж:
Играет с вьюгой свадьбу -
Не свадьбу, а шабаш.
Окно скрипит фрамугой -
То ветер перебрал.
Но он напрасно с вьюгой
Победу пировал.

Пусть в зимнем тылу говорят об успехах
И наглые сводки приходят из тьмы,
Но воины в легких небесных доспехах
Врубаются клиньями в царство зимы.

Откуда что берется -
Сжимается без слов
Рука тепла и солнца
На горле холодов.
Не совершиться чуду -
Снег виден лишь в тылах,
Войска зимы повсюду
Бросают белый флаг.

И дальше на север идет наступленье,
Запела вода, пробуждаясь от сна.
Весна неизбежна, ну, как обновленье,
И необходима, как просто весна.

Кто сладко жил в морозы,
Тот ждет и точит зуб
И проливает слезы
Из водосточных труб.
Но только грош им, нищим,
В базарный день цена -
На эту землю свыше
Ниспослана весна.

Два слова войскам: — Несмотря на успехи,
Не прячьте в чулан или старый комод
Небесные легкие ваши доспехи -
Они пригодятся еще через год.

Константин Аксаков

А.Н. Попову

Вы едете, оставя за собой
Родную Русь с ее привольем и пространством,
С ее младою, девственной красой,
С ее живым нарядом и убранством,
С ее надеждой, верой — и Москвой.
Знакомиться с германскою столицей
Спешите вы — за длинной вереницей
Пустых людей, которых нам не жаль
(Их поделом взяла чужая даль!),
Таких людей чуждаетесь вы сами.Итак, Берлин предстанет перед вами,
Где так сиял и закатился ум,
Где, говорят, идет и брань и шум.
Там жил герой Германии последний, —
Торжественный прощальный жизни цвет!
Свой дивный путь, в теченье многих лет,
Прошел он всех славнее и победней.
С ним рыцарей воскресли времена,
Железная в нем вновь проснулась сила,
Дивилася ему его страна,
Его рука тяжелая страшила.
Германский дух доспех ему сковал,
Невиданный, огромный, непробивный;
Им облечен, могучий, он стоял,
Смиряя всех своею силой дивной.
И нет его; доспех его лежит,
Оставленный в добычу поколенья, —
И вкруг него, ведя войну, шумит
Толпа пигмеев, жадная движенья.
Доспех у них, но нет могучих сил,
Но нет руки, оружием владевшей,
Но нет того, который бы взложил
И бодро нес доспех осиротевший!
Пусть силятся я рвутся сгоряча
Хоть по частям схватить убранство боя:
Им не поднять тяжелого меча,
Не сдвинуть им оружия героя!
И крик и брань в стране возникли той,
Движенье там и шумно и нестройно,
И жизнь в своей минуте роковой
Торопятся, волнуясь беспокойно.
Туда теперь вам долгий путь лежит… Средь шумного, тревожного движенья
Вас не обманет жизни ложный вид,
Не увлечет вас сила разрушенья.
Пусть часто там, на стороне чужой.
Мечтаются вам образы родные…
Высоко Кремль белеет над рекой,
Блестят кресты и главы золотые;
Колокола гудят — и торжества
Священного исполнен звук обильный,
И внемлет им надежды, веры сильной
И жизни полная Москва!

Николай Языков

Олег

Не лес завывает, не волны кипят
Под сильным крылом непогоды;
То люди выходят из киевских врат:
Князь Игорь, его воеводы,
Дружина, свои и чужие народы
На берег днепровский, в долину спешат:
Могильным общественным пиром
Отправить Олегу почетный обряд,
Великому бранью и миром.Пришли — и широко бойцов и граждан
Толпы обступили густыя
То место, где черный восстанет курган,
Да Вещего помнит Россия;
Где князь бездыханный, в доспехах златых,
Лежал средь зеленого луга;
И бурный товарищ трудов боевых —
Конь белый — стоял изукрашен и тих
У ног своего господина и друга.Все, малый и старый, отрадой своей.
Отцом опочившего звали;
Горючие слезы текли из очей.
Носилися вопли печали;
И долго и долго вопил и стенал
Народ, покрывавший долину:
Но вот на средине булат засверкал.
И бранному в честь властелину
Конь белый, булатом сраженный, упал
Без жизни к ногам своему господину.
Все стихло… руками бойцов и граждан
Подвигнулись глыбы земныя…
И вон на долине огромный курган,
Да Вещего помнит Россия! Волнуясь, могилу народ окружал,
Как волны морские, несметный;
Там праздник надгробный сам князь начинал:
В стакан золотой и заветный
Он мед наливал искрометный,
Он в память Олегу его выпивал;
И вновь наполняемый медом,
Из рук молодого владыки славян,
С конца до конца, меж народом
Ходил золотой и заветный стакан.Тогда торопливо, по данному знаку,
Откинув доспех боевой,
Свершить на могиле потешную драку
Воители строятся в строй;
Могучи, отваги исполнены жаром,
От разных выходят сторон.
Сошлися — и бьются… Удар за ударом,
Ударом удар отражен!
Сверкают их очи; десницы высокой
И ловок и меток размах!
Увертливы станом и грудью широкой,
И тверды бойцы на ногах!
Расходятся, сходятся… сшибка другая —
И пала одна сторона!
И громко народ зашумел, повторяя
Счастливых бойцов имена.Тут с поприща боя, их речью приветной
Князь Игорь к себе подзывал;
В стакан золотой и заветный
Он мед наливал искрометный,
Он сам его бодрым борцам подавал;
И вновь наполняемый медом,
Из рук молодого владыки славян,
С конца до конца, меж народом
Ходил золотой и заветный стакан.Вдруг, — словно мятеж усмиряется шумный
И чинно дорогу дает,
Когда поседелый в добре и разумный
Боярин на вече идет —
Толпы расступились — и стал среди схода
С гуслями в руках славянин.
Кто он? Он не князь и не княжеский сын,
Не старец, советник народа,
Не славный дружин воевода,
Не славный соратник дружин;
Но все его знают, он людям знаком
Красой вдохновенного гласа…
Он стал среди схода — молчанье кругом,
И звучная песнь раздалася! Он пел, как премудр и как мужествен был
Правитель полночной державы;
Как первый он громом войны огласил
Древлян вековые дубравы;
Как дружно сбирались в далекий поход
Народы по слову Олега;
Как шли чрез пороги под грохотом вод
По высям днепровского брега;
Как по морю бурному ветер носил
Проворные русские челны;
Летела, шумела станица ветрил
И прыгали челны чрез волны;
Как после, водима любимым вождем,
Сражалась, гуляла дружина
По градам и селам, с мечом и с огнем
До града царя Константина;
Как там победитель к воротам прибил
Свой щит, знаменитый во брани,
И как он дружину свою оделил
Богатствами греческой дани.Умолк он — и радостным криком похвал
Народ отзывался несметный,
И братски баяна сам князь обнимал;
В стакан золотой и заветный
Он мед наливал искрометный,
И с ласковым словом ему подавал;
И вновь наполняемый медом,
Из рук молодого владыки славян,
С конца до конца, меж народом
Ходил золотой и заветный стакан.

Теофиль Готье

Ужин доспехов

Биорн загадочно и сиро
В горах, где нету ничего,
Живет вне времени и мира
На башне замка своего.

Дух века у высокой двери
Подемлет даром молоток,
Биорн молчит, ему не веря,
Защелкивает свой замок.

Когда для всех заря — невеста,
Биорн с пустынного двора
Еще высматривает место,
Где солнце спряталось вчера.

Ретроспективный дух, он связан
С прошедшим в дедовских стенах;
Давно минувший миг показан
На сломанных его часах.

Под феодальными гербами
Он бродит, эхо будит мрак,
Как будто за его шагами
Другой, такой же слышен шаг.

Он никогда не видел света,
Дворян, священников иль дам,
Лишь предки из глубин портрета
С ним говорят по временам.

И иногда для развлеченья,
Наскучив есть всегда один,
Биорн зовет изображенья
К себе на ужин из картин.

В броню закованные тени
Идут, чуть полночь прозвенит,
Биорн, хоть и дрожат колени,
Учтивый сохраняет вид.

Садится каждая фигура,
Углом сгибая связки ног,
Где щелкает мускулатура,
Совсем заржавевший замок.

И сразу все вооруженье,
Откуда воин ускользнул,
Издав тяжелое гуденье,
Обрушивается на стул.

Ландграфы, герцоги, бургравы,
Покинувшие рай иль ад,
Собрались, немы, величавы,
Железных приглашенных ряд.

Порой осветит луч в тумане
Глаза чудовищных эмблем,
Из геральдических преданий
Переселяемых на шлем.

Зверей необычайных морды
И когти, страшны, как копье,
Свисают на плечи то гордо,
То как затейное тряпье.

Но пусто в шлемах величавых,
Как пусто на гербах былых,
И лишь два пламени кровавых
Зловеще светятся из них.

Едва хватило всем сидений,
Огромных блюд и круглых чаш;
И на стене от беглой тени
За каждым гостем черный паж.

Озарена струя ликеров
И подозрительно красна,
И странны кушанья, в которых
Подливка красная страшна.

Железо светится порою,
На краткий миг блеснет шишак,
Вдруг развалившейся бронею
Тяжелой потрясаем мрак.

Невидимой летучей мыши
Возня и пискотня слышна,
И на стене, под самой крышей,
Висят неверных знамена.

Вот пальцы медные сверкают
И сразу гнутся, как один,
Перчатки в шлемы выливают
Потоки старых рейнских вин;

Или на золоченом блюде
В кабана всаживают нож…
Меж тем по залам, в тьме безлюдий,
Неясная проходит дрожь.

Разгул готов волной разлиться,
Не прогремит же небосклон,
Фантом решает веселиться,
Уж если гроб покинул он.

И в фантастическом восторге
Все звякают своей броней,
Как будто то не грохот оргий,
А грохот стычки боевой.

И, наполняясь бесполезно,
Бокал, и чаша, и кувшин
Выплескивают в рот железный,
Как водопады, струи вин.

И проволочные кафтаны
Раздула винная струя;
— Ах, все они мертвецки пьяны,
Великолепные князья.

Один измазал всю кольчугу,
Под ней струится липкий мед,
Другой страдающему другу
Обеты громкие дает.

И брони, в возлияньях частых
Теряющие стыд и страх,
Напоминают львов клыкастых
На их написанных гербах.

Охрипший в склепе над болотом,
Макс тянет песенки слова,
Что, верно, в тысячу трехсотом
Году была еще нова.

Альбрехт, пьянея безотрадно,
Суров к соседям и один
Их бьет, колотит беспощадно,
Как колотил он сарацин.

Разгоряченный Фриц снимает
Свой в перьях страусовых шлем
И, ах, о том, что открывает
Лишь пустоту, забыл совсем.

Кричат и скоро вперемешку
Лежат меж кресел и столов,
Вниз головой, как бы в насмешку
Подняв подошвы башмаков.

Уродливое поле боя
С непобедимым бурдюком,
Где губы каждого героя
Полны не кровью, а вином.

Биорн их молча созерцает,
Рукой оперся на бедро,
Тогда как в окна проникает
Зари лазурь и серебро.

И все становится бледнее,
Как днем свечи ненужный пыл,
И самый пьяный пьет скорее
Стакан забвения могил.

Поет петух, бегут фантомы,
И всяк, приняв надменный вид,
На камень преклонить знакомый
Больную голову спешит.