Жили в квартире
Сорок четыре
Сорок четыре
Тщедушных чижа: Чиж-алкоголик,
Чиж-параноик,
Чиж-шизофреник,
Чиж-симулянт.Чнж-паралитик,
Чиж-сифилитик,
Чиж-маразматик,
Чиж-идиот.
«О чем так тужишь ты? — чиж говорил чижу. —
Здесь в клетке во сто раз приятней жить, чем в поле».
— «Так, — молвил тот, — тебе, рожденному в неволе;
Но я, я волю знал, и я о ней тужу».
Был дом,
Где под окном
И чиж и соловей висели,
И пели.
Лишь только соловей бывало запоет,
Сын маленькой отцу проходу не дает:
Все птичку показать к нему он приступает,
Что эдак хорошо поет.
Отец обеих сняв мальчишке подает.
Ну, говорит: узнай, мой свет!
Которая тебя так много забавляет? —
Тотчас на чижика мальчишка указал;
Вот, батюшка! она, сказал.
И мальчик от чижа в великом восхищенье:
«Какие перушки! куды как он пригож!
За тем ведь у нево и голос так хорош.»
Вот детско рассужденье!
Да полно и в житействе тож
О людях многие по виду заключают:
Кто наряжен, богат, пригож,
Того и умным почитают.
Мать уехала в Париж…
И не надо! Спи, мой чиж.
А-а-а! Молчи, мой сын,
Нет последствий без причин.
Чёрный, гладкий таракан
Важно лезет под диван,
От него жена в Париж
Не сбежит, о нет! шалишь!
С нами скучно. Мать права.
Новый гладок, как Бова,
Новый гладок и богат,
С ним не скучно… Так-то, брат!
А-а-а! Огонь горит,
Добрый снег окно пушит.
Спи, мой кролик, а-а-а!
Все на свете трын-трава…
Жили-были два крота,
Вынь-ка ножку изо рта!
Спи, мой зайчик, спи, мой чиж, —
Мать уехала в Париж.
Чей ты? Мой или его?
Спи, мой мальчик, ничего!
Не смотри в мои глаза…
Жили козлик и коза…
Кот козу увёз в Париж…
Спи, мой котик, спи, мой чиж!
Через… год… вернётся… мать…
Сына нового рожать…
В небе праздник голубой.
Мы с тобой
Положили на колени
Гроздь сирени.
Мы искали — помнишь? — «счастье»,
Пять цветочных лепестков,
И на нас, на чудаков,
С ветки чиж смотрел с участьем.
Ты нашел и предложил:
«Съешьте сами…»
Но обеими руками
Щедрый дар я отклонил.
Кто нашел, тот и жует:
Это знают турки, шведы,
Греки, немцы, самоеды…
Вот!
Пять минут прошло в борьбе,
Чиж зевнул и скрылся в небе,
Наконец я бросил жребий:
Счастье выпало тебе.
Помнишь, дикий виноград
Весь балкон обвил запястьем…
Кролик мой, я очень рад!
Я давно объелся счастьем, —
А тебе оно в новинку.
Ты цветочек горький съел,
Прислонил к перилам спинку
И запел:
«Если б, если б в самом деле
На сирени всех сортов
Все бы, все цветы имели
Пять счастливых лепестков…»
Жил муж в согласии с женой,
И в доме их ничто покоя не смущало!
Ребенок, моська, кот, сурок и чиж ручной
В таком ладу, какого не бывало
И в самом Ноевом ковчеге никогда!
Но вот беда!
Случился праздник! муж хлебнул — и в спор с женою!
Что ж вышло? За язык вступилася рука!
Супруг супруге дал щелчка!
Жена сечь сына, сын бить моську, моська с бою
Душить и мять кота, кот лапою сурка,
Сурок перекусил чижу с досады шею.
Нередко целый край один глупец смущал!
И в наказание могущему злодею
Нередко без вины бессильный погибал.
В ботинках кожи голубой,
В носках блистательного франта,
Парит по воздуху герой
В дыму гавайского джаз-банда.
Внизу — бокалов воркотня,
Внизу — ни ночи нет, ни дня,
Внизу — на выступе оркестра,
Как жрец, качается маэстро.
Он бьет рукой по животу,
Он машет палкой в пустоту,
И лёгких галстуков извилина
На грудь картонную пришпилена.Ура! Ура! Герой парит —
Гавайский фокус над Невою!
А бал ревет, а бал гремит,
Качая бледною толпою.
А бал гремит, единорог,
И бабы выставили в пляске
У перекрестка гладких ног
Чижа на розовой подвязке.
Смеется чиж — гляди, гляди!
Но бабы дальше ускакали,
И медным лесом впереди
Гудит фокстрот на пьедестале.И, так играя, человек
Родил в последнюю минуту
Прекраснейшего из калек —
Женоподобного Иуду.
Не тронь его и не буди,
Не пригодится он для дела —
С цыплячьим знаком на груди
Росток болезненного тела.
А там, над бедною землей,
Во славу винам и кларнетам
Парит по воздуху герой,
Стреляя в небо пистолетом.
БасняДочь юная весны младой,
Румяна Роза расцветала
И утреннею красотой
Сердца невольно привлекала.
И Чижик Розу полюбил;
Он путь к красавице направил,
Кочующих друзей оставил
И день и ночь при Розе жил.
Качаясь на зеленой ветке,
Где ждал награды для себя,
Хорошенькой своей соседке
Он говорил: «Люблю тебя!»
— «Уж многие любить клянутся, —
Сказала Роза, — так, как ты;
Когда ж лишусь я красоты,
Где верные друзья найдутся?»
— «Мне быть неверным? Никогда! —
Поет любовник легкокрылый. —
Напротив, страсть моя тогда
Еще усилится, друг милый!»
Амур тогда в саду летал;
Ему ль оставить это дело?
Он вдруг дыханье удержал —
И всё в природе охладело.
Бореи свищут, прах метут;
Листочки Розы побледнели,
Зефиры, мотыльки слетели —
И следу нет!.. А Чижик тут,
«Ах! если ты находишь счастье
В моей любви, — он говорил, —
Утешься! Я люблю в ненастье,
Как в утро красное любил!»
Бог удивился не напрасно;
Он щедро наградил чету:
Удвоил Розы красоту,
И Чиж один любим был страстно.Смысл басни, кажется, найден;
Его ты знаешь, друг мой милый:
Я — тот любовник легкокрылый, —
Но как за верность награжден?
Дочь юная весны младой,
Румяна Роза расцветала
И утреннею красотой
Сердца невольно привлекала.
И Чижик Розу полюбил;
Он путь к красавице направил,
Кочующих друзей оставил
И день и ночь при Розе жил.
Качаясь на зеленой ветке,
Где ждал награды для себя,
Хорошенькой своей соседке
Он говорил: «Люблю тебя!» —
«Уж многие любить клянутся, —
Сказала Роза, — так, как ты;
Когда ж лишусь я красоты,
Где верные друзья найдутся?» —
«Мне быть неверным? Никогда! —
Поет любовник легкокрылый. —
Напротив, страсть моя тогда
Еще усилится, друг милый!»
Амур тогда в саду летал:
Ему ль оставить это дело?
Он вдруг дыханье удержал —
И все в природе охладело.
Бореи свищут, прах метут;
Листочки Розы побледнели,
Зефиры, мотыльки взлетели,
И следу нет!.. А Чижик тут.
«Ах, если ты находишь счастье
В моей любви, — он говорил, —
Утешься! Я люблю в ненастье,
Как в утро красное любил!»
Бог удивился не напрасно,
Он щедро наградил чету:
Удвоил Розы красоту,
И Чиж один любим был страстно.
Смысл басни, кажется, найден;
Его ты знаешь, друг мой милый:
Я — тот любовник легкокрылый,
Но как за верность награжден?
Язык один и лицо, к пременам удобно,
Человеку подобных себе уловляти
Посредство довольно есть; но то ж неспособно
Прочи животны ловить, коих засыпляти
Не может сладкая речь, ни смешок притворный:
Тенета, и неводы, и верши, и сети,
И сило вымыслил ум, к вреду им проворный.
Чижу некогда туда с снегирем летети
Случилось, где пагубны волоски расставил
Ловец, наветы прикрыв свои коноплями.
Мимо тотчас чижик свой быстрый лет направил,
Кой, недавно убежав из клетки, бедами
Своими искус имел, что клевать опасно
Зерны те, и снегирю лететь за собою
Советовал, говоря: «Не звыкли напрасно
Люди кидать на поле чистою душою
Свое добро; в коноплях беды берегися.
Я недавно, лаком сам, увязил в них ноги
И чуть вольность не сгубил навеки. Учися
Моим страхом быть умен; лежат везде многи
Зерна, хоть вкусны не столь, да меньше опасны».
Улыбнувшися, снегирь сказал: «Мое брюхо
Не набито, как твое, и без действа красны
Проходят голодному из уха сквозь ухо
Твои речи, коих цель, чтоб тебе остался
Одному корм». Вымолвив, на зерна пустился
И, два клюнуть не успев, в сило заплутался.
Напрасно ногу тащил и взлететь трудился:
Узел злобный вяжется, сколь тянут сильнее.
И ловец, пришед, в клети затворил, где, бедный, —
Жалостна детям игра — дни в два, несытнее,
Чем в поле был, испустил с духом глас последний.
Баснь нас учит следовать искусных совету,
Если хотим избежать беды и навету.
С. Маршак и Д. Хармс
Жили в квартире
Сорок четыре
Сорок четыре
Веселых чижа:
Чиж-судомойка,
Чиж-поломойка,
Чиж-огородник,
Чиж-водовоз,
Чиж за кухарку,
Чиж за хозяйку,
Чиж на посылках,
Чиж-трубочист.
Печку топили,
Кашу варили,
Сорок четыре
Веселых чижа:
Чиж — с поварешкой,
Чиж — с кочережкой,
Чиж — с коромыслом,
Чиж — с решетом,
Чиж накрывает,
Чиж созывает,
Чиж разливает,
Чиж раздает.
Кончив работу,
Шли на охоту
Сорок четыре
Веселых чижа:
Чиж — на медведя,
Чиж — на лисицу,
Чиж — на тетерку,
Чиж — на ежа,
Чиж — на индюшку,
Чиж — на кукушку,
Чиж — на лягушку,
Чиж — на ужа.
После охоты
Брались за ноты
Сорок четыре
Веселых чижа:
Дружно играли:
Чиж — на рояле,
Чиж — на цимбале,
Чиж — на трубе,
Чиж — на тромбоне,
Чиж — на гармони,
Чиж — на гребенке,
Чиж — на губе!
Ездили всем домом
К зябликам знакомым
Сорок четыре
Веселых чижа:
Чиж — на трамвае,
Чиж — на моторе,
Чиж — на телеге,
Чиж — на возу,
Чиж — в таратайке,
Чиж — на запятках,
Чиж — на оглобле,
Чиж — на дуге!
Спать захотели,
Стелят постели,
Сорок четыре
Веселых чижа:
Чиж — на кровати,
Чиж — на диване,
Чиж — на корзине,
Чиж — на скамье,
Чиж — на коробке,
Чиж — на катушке,
Чиж — на бумажке,
Чиж — на полу.
Лежа в постели,
Дружно свистели
Сорок четыре
Веселых чижа:
Чиж — трити-тити,
Чиж — тирли-тирли,
Чиж — дили-дили,
Чиж — ти-ти-ти,
Чиж — тики-тики,
Чиж — тики-рики,
Чиж — тюти-люти,
Чиж — тю-тю-тю!
Едет, едет
Ваня Мохов
На собаке
Бу Бу Бу,
А над ним
В азроплане
Маша Умница
Летит.
По волнам
Бежит кораблик,
Раздувая паруса.
Едет, едет
Издалёка
Храбрый доктор
Гулливер.
Ветер воет,
Воздух свищет,
Быстро мчится
Паровоз,
И верхом
На паровозе
Мчится
Коля Петраков.
Поднимая
Пыль клубами,
Карл Иваныч
Шустерлинг
На стальном
Велосипеде
Мчится с трубкою
В зубах.
А за ним
Бежит и скачет
Обезьяна
В колпаке,
А за ней
Бежит хозяин
С толстой палкою
В руке.
А за ним
Бежит корова,
А за ней
Бежит петух,
А за ним,
Рыча сурово,
Скачет тигр
Во весь дух.
А за тигром
По дороге,
По камням
Бежит народ.
Я стою,
Расставив ноги,
Широко
Разинув рот
— Это что,
Скажите,
Значит?
Объясните:
Отчего
Все бегут,
Летят
И скачут?
Почему
И для чего?
— Все бегут,
Летят
И скачут, —
Отвечает
Мне народ, —
Потому что
Это значит —
Наступает
Новый год.
Потому что
Это значит —
Новый год
Уже настал.
Значит,
Все бегут
И скачут
Подписаться
На журнал!
Тут и я
Калоши скинул,
От волненья
Задрожал,
Шапку на уши
Надвинул
И как вихрь
Побежал.
Мы летим,
Бежим
И скачем,
Ничего
Не видя,
Лишь
Мы поём,
Кричим
И плачем:
— «Чиж»!
— «Чиж»!
— «Чиж»!
— «Чиж»!
Дайте нам!
Скорее дайте!
«Чиж»!
«Чиж»!
«Чиж»!
«Чиж»!
Мы с приятелем вдвоем
Замечательно живем!
Мы такие с ним друзья —
Куда он.
Туда и я!
Мы имеем по карманам:
Две резинки,
Два крючка,
Две больших стеклянных пробки,
Двух жуков в одной коробке,
Два тяжелых пятачка.
Мы живем в одной квартире,
Все соседи знают нас.
Только мне звонить — четыре,
А ему — двенадцать раз.
И живут в квартире с нами
Два ужа
И два ежа,
Целый день поют над нами
Два приятеля-чижа.
И про наших двух ужей,
Двух ежей
И двух чижей
Знают в нашем новом доме
Все двенадцать этажей.
Мы с приятелем вдвоем
Просыпаемся,
Встаем,
Открываем настежь двери,
В школу с книжками бежим…
И гуляют наши звери
По квартирам по чужим.
Забираются ужи
К инженерам в чертежи.
Управдом в постель ложится
И встает с нее дрожа:
На подушке не лежится —
Под подушкой два ежа!
Раньше всех чижи встают
И до вечера поют.
Дворник радио включает —
Птицы слушать не дают!
Тащат в шапках инженеры
К управдому
Двух ужей,
А навстречу инженерам
Управдом несет ежей.
Пишет жалобу сосед:
«Никому покою нет!
Зоопарк отсюда близко.
Предлагаю: всех зверей
Сдать юннатам под расписку
По возможности скорей».
Мы вернулись из кино —
Дома пусто и темно.
Зажигаются огни.
Мы ложимся спать одни.
Еж колючий,
Уж ползучий,
Чиж певучий —
Где они?
Мы с приятелем вдвоем
Просыпаемся,
Встаем,
По дороге к зоопарку
Не смеемся, не поем.
Неужели зоосад
Не вернет зверей назад?
Мы проходим мимо клеток,
Мимо строгих сторожей.
Сто чижей слетают с веток,
Выбегают сто ежей.
Только разве отличишь,
Где какой летает чиж!
Только разве разберешь,
Где какой свернулся еж!
Сто ужей на двух ребят
Подозрительно шипят,
Сто чижей кругом поют,
Сто чижей зерно клюют.
Наши птицы, наши звери
Нас уже не узнают.
Солнце село.
Поздний час.
Сторожа выводят нас.
— Не пора ли нам домой?
Говорит приятель мой.
Мы такие с ним друзья —
Куда он,
Туда и я!
За садовой глухой оградой
Ты запрятался — серый чиж…
Ты хоть песней меня порадуй.
Почему, дорогой, молчишь?
Вот пришёл я с тобой проститься,
И приветливый и земной,
В лёгком платье своём из ситца
Как живая передо мной.
Неужели же всё насмарку?.
Даже в памяти не сбережём?.
Эту девушку и товарку
Называли всегда чижом.
За веселье, что удалось ей…
Ради молодости земли
Кос её золотые колосья
Мы от старости берегли.
Чтобы вроде льняной кудели
Раньше времени не седели,
Вместе с лентою заплелись,
Небывалые, не секлись.
Помню волос этот покорный,
Мановенье твоей руки,
Как смородины дикой, чёрной
Наедались мы у реки.
Только радостная, тускнея,
В замиранье, в морозы, в снег
Наша осень ушла, а с нею
Ты куда-то ушла навек.
Где ты — в Киеве? Иль в Ростове?
Ходишь плача или любя?
Платье ситцевое, простое
Износилось ли у тебя?
Слёзы тёмные в горле комом,
Вижу горести злой оскал…
Я по нашим местам знакомым,
Как иголку, тебя искал.
От усталости вяли ноги,
Безразличны кусты, цветы…
Может быть, по другой дороге
Проходила случайно ты?
Сколько песен от сердца отнял,
Как тебя на свиданье звал!
Только всю про тебя сегодня
Подноготную разузнал.
Мне тяжёлые, злые были
Рассказали в этом саду,
Как учительницу убили
В девятьсот тридцатом году.
Мы нашли их, убийц знаменитых,
То — смутители бедных умов
И владельцы железом крытых,
Пятистенных и в землю врытых
И обшитых тёсом домов.
Кто до хрипи кричал на сходах:
— Это только наше, ничьё…
Их теперь называют вот как,
Злобно, с яростью… — Кулачьё…
И теперь я наверно знаю —
Ты лежала в гробу, бела, —
Комсомольская, волостная
Вся ячейка за гробом шла.
Путь до кладбища был недолог,
Но зато до безумья лют —
Из берданок и из двустволок
Отдавали тебе салют.
Я стою на твоей могиле,
Вспоминаю во тьме дрожа,
Как чижей мы с тобой любили,
Как любили тебя, чижа.
Беспримерного счастья ради
Всех девчат твоего села,
Наших девушек в Ленинграде,
Гибель тяжкую приняла.
Молодая, простая, знаешь?
Я скажу тебе, не тая,
Что улыбка у них такая ж,
Как когда-то была твоя.
На старой липе во дворе
Большое оживление.
Повесил кто-то на заре
Такое объявление:
«Открыта школа для птенцов!
Занятия — с пяти часов.
Здесь можно даже летом
Учиться всем предметам!»
И ровно в пять часов утра
Слетелась птичья детвора:
Воробушки, галчата,
Чижи,
Стрижи,
Щеглята,
Сороки, воронята,
Синицы и скворцы.
Щебечут и смеются,
Пищат, галдят, клюются,
Толкаются, дерутся…
Что сделаешь —
Птенцы!
Но вот влетел учитель в класс,
И суматоха улеглась.
Сидит смирнее голубей
На ветках молодежь.
Учитель — Старый Воробей,
Его не проведешь!
Он справедлив, но очень строг.
— Итак, друзья, начнем урок!
У нас
По расписанию
Сейчас
Чистописание. —
Воробушки и галочки
Сидят, выводят палочки…—
Второй урок — родной язык.
Запомним: пишется «чирик»,
А произносится «чивик»
Или «чилик», кто как привык!
Теперь займемся чтением
Любимых детских книжек.
Читаем с выражением
Поэму «Чижик-Пыжик».
К доске пойдет, допустим, Чиж…
Ну, что же ты, дружок, молчишь?
— «Чижик-Пыжик! Где ты был?»
А как дальше, я забыл…
Но тут звонок раздался.
— Попрыгайте пока.
А кто проголодался,
Заморит червячка! —
Теперь естествознание.
Запишем два задания:
«Где собирают крошки»
И «Как спастись от кошки».
Отлично! В заключение
Сегодня будет пение.
Все, даже желторотые,
Поют с большой охотою.
Вот самый лучший ученик
Отдельно на картинке:
Он спел три раза «чик-чирик»
Почти что без запинки!
А вот на этой ветке
Проставлены отметки.
У всех пятерки.
Молодцы!
Летите по домам, птенцы!
Черный клоп сидел на гроше
И с тщеславьем банкира в душе,
Задираючи нос, говорил:
«Кого деньгами Бог наделил
Тот имеет почет и значенье при этом;
Кто богат — признается всем светом
И красавцем, и милым; из дам
Ни одна не откажет ни в чем богачам.
Чуть любая мой запах почует —
Затрепещет сейчас, затоскует.
Много летних ночей
Я в постели провел королевы своей,
И, мечась на перинах, бедняжка стонала
И себя все чесала, чесала».
Резвый чижик услышал его,
Возмутило певца хвастовство;
Он в веселой досаде свой клюв наточил
И насмешливой песнью поля огласил.
Грязный клоп не имеет понятья о чести —
И прибегнул к клоповьей он мести;
Распустил, что за то чиж сердит на него,
Что чижу он взаймы не дает ничего.
Где-ж мораль? Баснописец пока осторожно
Умолчит. Рисковать невозможно
В наше время, когда — посмотрите в любую страну —
Все богатые гады семью составляют одну,
На мешках золотых возседают
И дессауский марш триумфально играют.
Да, взгляните в любую страну —
Гады всюду семью составляють одну.
Но нигде их союз не таков,
Как в среде музыкальных клопов,
Сочинителей скверных романсов (что́ так же совсем не идут,
Как часы Шлезингера). К примеру мы тут
Хоть в Вене возьмем — музыкантишек жалких Моцарт,
Приходящий в жестокий азарт
Оттого, что великою славою ныне
Окружен Мейербер, знаменитый маэстро в Берлине.
Тут интригам конца не найдешь.
Сочиняет статеечки вошь
И за чистую монету
Контрабандным путем их пускает в газету;
Изгибается, ползает, лжет
И при этом себе меланхолии вид придает.
В публике часто к лганью возникает из жалости вера:
Столько страданья всегда на лице и в глазах лицемера!
В положеньи таком, что́ поделаешь ты?
Слушай спокойно слова клеветы;
Ни гнева, ни жалоб не надо.
Если растопчешь ты гнуснаго гада,
Воздух он вонью своей заразит,
Ноги твои загрязнит…
Лучше молчать. Отложу до другого я раза
Обясненье морали разсказа.
И.
Черный клоп сидел на гроше
И с тщеславьем банкира в душе,
Задираючи нос, говорил:
«Кого деньгами Бог наделил
Тот имеет почет и значенье при этом;
Кто богат — признается всем светом
И красавцем, и милым; из дам
Ни одна не откажет ни в чем богачам.
Чуть любая мой запах почует —
Затрепещет сейчас, затоскует.
Много летних ночей
Я в постели провел королевы своей,
И, мечась на перинах, бедняжка стонала
И себя все чесала, чесала».
Резвый чижик услышал его,
Возмутило певца хвастовство;
Он в веселой досаде свой клюв наточил
И насмешливой песнью поля огласил.
Грязный клоп не имеет понятья о чести —
И прибегнул к клоповьей он мести;
Распустил, что за то чиж сердит на него,
Что чижу он взаймы не дает ничего.
Где ж мораль? Баснописец пока осторожно
Умолчит. Рисковать невозможно
В наше время, когда — посмотрите в любую страну —
Все богатые гады семью составляют одну,
На мешках золотых восседают
И дессауский марш триумфально играют.
ИИ.
Да, взгляните в любую страну —
Гады всюду семью составляють одну.
Но нигде их союз не таков,
Как в среде музыкальных клопов,
Сочинителей скверных романсов (что так же совсем не идут,
Как часы Шлезингера). К примеру мы тут
Хоть в Вене возьмем — музыкантишек жалких Моцарт,
Приходящий в жестокий азарт
Оттого, что великою славою ныне
Окружен Мейербер, знаменитый маэстро в Берлине.
Тут интригам конца не найдешь.
Сочиняет статеечк вошь
И за чистую монету
Контрабандным путем их пускает в газету;
Изгибается, ползает, лжет
И при этом себе меланхолии вид придает.
В публике часто к лганью возникает из жалости вера:
Столько страданья всегда на лице и в глазах лицемера!
В положении таком, что поделаешь ты?
Слушай спокойно слова клеветы;
Ни гнева, ни жалоб не надо.
Если растопчешь ты гнусного гада,
Воздух он вонью своей заразит,
Ноги твои загрязнит… Лучше молчать.
Отложу до другого я раза
Обясненье морали рассказа.