Рассказать обо всех мировых дураках,
Что судьбу человечества держат в руках? Рассказать обо всех мертвецах-подлецах,
Что уходят в историю в светлых венцах? Для чего? Тишина под парижским мостом.
И какое мне дело, что будет потом. А люди? Ну на что мне люди?
Идет мужик, ведет быка.
Сидит торговка: ноги, груди,
Платочек, круглые бока. Природа? Вот она природа —
То дождь и холод, то жара.
Тоска в любое время года,
Как дребезжанье комара. Конечно, есть и развлеченья:
Так в великой нашей Отчизне
На глазах наших стал человек
Настоящим хозяином жизни,
Повелителем гор и рек,
Это он осушил трясины,
Черный ветер он задушил,
Города свои в сад соловьиный
Это он,
трудясь, превратил.
Млея в сумеречной лени, бледный день
Миру томный свет оставил, отнял тень.И зачем-то загорались огоньки,
И текли куда-то искорки реки.И текли навстречу люди мне, текли…
Я вблизи тебя искал, ловил вдали.Вспоминал: ты в околдованном саду…
Но твой облик был со мной, в моем бреду.Но твой голос мне звенел — манил, звеня…
Люди встречные глядели на меня.И не знал я: потерял иль раздарил?
Словно клад свой в мире светлом растворил, Растворил свою жемчужину любви…
На меня посмейтесь, дальние мои! Нищ и светел, прохожу я и пою, -
Отдаю вам светлость щедрую мою.
Земля гудит под соловьями,
под майским нежится дождем,
а вот солдатик оловянный
на вечный подвиг осужден.Его, наверно, грустный мастер
пустил по свету невзлюбя.
Спроси солдатика: «Ты счастлив?»
И он прицелится в тебя.И в смене праздников и буден,
в нестройном шествии веков
смеются люди, плачут люди,
а он все ждет своих врагов.Он ждет упрямо и пристрастно,
2
Когда одни воспоминанья
О днях безумства и страстей
Наместо славного названья
Твой друг оставит меж людей,
Когда с насмешкой ядовитой
Осудят жизнь его порой,
Ты будешь ли его защитой
Перед бесчувственной толпой?
Девушка, эй, постой!
Я человек холостой.
Прохожая, эй, постой!
Вспомни сорок шестой.Из госпиталя весной
На перекресток пришел ночной.
Ограбленная войной
Тень за моей спиной.Влево пойти — сума,
Вправо пойти — тюрьма,
Вдаль убегают дома…
Можно сойти с ума.Асфальтовая река
Чьи там фигуры стоят на крышах
В синем мраке московских ночей?
Это на вахту отважно вышел
Отряд пожарников-москвичей.Кто у подъезда неутомимо
Ходит бесшумно взад и вперед?
Это хранит свой город любимый
Бдительный сторож, москвич-патриот.Кто эти люди, что взглядом острым
Зорко впиваются в сумрак ночной?
Это советские братья и сестры,
Люди великой семьи одной.Днем на фабриках и на заводах
Партийность — источник всех зол и всех бед:
Отбросьте партийность и ждите побед,
Побед окрыленного духа.
Одна только партия пусть да живет,
И будет ей доброе имя: Народ
Желанное имя для слуха.
Нет партий в природе, и, если кричишь,
Что кошка ест птицу, то кошка не чиж:
Пусть в птицу вцепляется кошка.
Но ты не животное, ты — Человек,
Оттого что он верить в людей перестал,
Он изысканно-вежливым стал;
Оттого что он в истине пользы не видит,
Никого он словцом не обидит;
Оттого что он с детства насильно учен,
В свет науки не верует он, —
Верит только в удачу, да в хитрость людскую,
Да в чины, да в мошну золотую.
Когда на экране,
в финальных кадрах,
вы видите человека,
уходящего по дороге вдаль,
к черте горизонта, —
в этом хотя и есть
щемящая некая нотка,
и все-таки это, по сути, еще не финал —
не замкнулся круг —
ибо шаг человека упруг,
Царь Халдейский (соло)
У меня ли не житье!
Все казенное — мое.
Государство, это — я,
И над всеми власть моя.
Халдейские люди
А у нас-то, вот житье!
Что встаем, то за вытье.
Мы несем во все места,
А мошна у нас пуста.
В наших рядах миллионы!
Ленина мы сыновья!
Реют над нами победно знамёна
Славного Октября! Припев:
Мы, коммунисты, правдой сильны своей!
Цель нашей борьбы и жизни —
Счастье простых людей!
Цель всей борьбы и жизни —
Счастье простых людей! Пламя, зажжённое «Искрой»,
Не погасить никогда!
А знаешь, всё ещё будет!
Южный ветер еще подует,
и весну еще наколдует,
и память перелистает,
и встретиться нас заставит,
и еще меня на рассвете
губы твои разбудят.
Понимаешь, все еще будет!
В сто концов убегают рельсы,
самолеты уходят в рейсы,
Клоун в огненном кольце…
Хохот мерзкий, как проказа,
И на гипсовом лице
Два горящих болью глаза.Лязг оркестра; свист и стук.
Точно каждый озабочен
Заглушить позорный звук
Мокро хлещущих пощечин.Как огонь, подвижный круг…
Люди — звери, люди — гады,
Как стоглазый, злой паук,
Заплетают в кольца взгляды.Все крикливо, все пестро…
Многозвездная ночь на Самоа,
Смуглоликие люди проходят,
И одни восклицают: — «Талефа!»
И другие примолвят: — «Тофа́!»
Это значит: — «Люблю тебя! Здравствуй!»
Также значит: — «Прощай! Ты желанный!»
Смуглоликие люди исчезли,
Их тела потонули в ночи.
Заливаются в ветках цикады,
Пожалейте, люди добрые, меня,
Мне уж больше не увидеть блеска дня.
Сам себя слепым я сделал, как Эдип,
Мудрым будучи, от мудрости погиб.
Я смотрел на Землю, полную цветов,
И в Земле увидел сонмы мертвецов.
Я смотрел на белый Месяц без конца,
Выпил кровь он, кровь из бледного лица.
Я на Солнце глянул, Солнце разгадал,
День казаться мне прекрасным перестал.
Что ты ходишь с нуждой
По чужим по людям;
Веруй силам души
Да могучим плечам.
На заботы ж свои
Чуть заря поднимись,
И один во весь день
Что есть мочи трудись.
Мне сон приснился мрачный,
Мне снилась дичь и чушь,
Мне снилось, будто врач я
И бог еще к тому ж.Ко мне больные реки
Явились на прием,
Вползли ручьи-калеки
В мой сумеречный дом.К ногам моим припали,
Чтоб спас я от беды,
От едких химикалий
Ослепшие пруды.Явились, мне на горе,
О, суд людей неправый,
Что пьянствовать грешно!
Велит рассудок здравый
Любить и пить вино.Проклятие и горе
На спорщиков главу!
Я помощь в важном споре
Святую призову.Наш прадед, обольщенный
Женою и змием,
Плод скушал запрещенный
И прогнан поделом.Ну как не согласиться,
Люди нисколько ни в чем предо мной не виновны, я знаю,
Только я тут для себя утешенья большого не вижу.
День их торопит всечасно своею тяжелой заботой,
Ночь, как добрая мать, принимает в объятья на отдых.
Что им за дело, что кто-то, весь день протомившись бездельем,
Ночью с нелепым раздумьем пробьется на ложе бессонном?
Пламя дрожит на светильне — и около мысли любимой
Зыблются робкие думы, и все переходят оттенки
Радужных красок. Трепещет душа, и трепещет рассудок.
Сердце — Икар неразумный — из мрака, как бабочка к свету,
Весело в поле работать:
Будьте прилежны, друзья!
Класы златые ссекайте
Махом блестящей косы!
Солнце сияет над нами;
Птицы в кусточках поют.
Весело в поле работать:
Будьте прилежны, друзья!
Должно быть, я калека,
Наверно, я урод:
Меня за человека
Не признает народ!
Хотя на месте нос мой
И уши как у всех…
Вот только разве космы
Злой вызывают смех!
Мы спешим, мы плывем
На могучей волне,
Незнакомы со сном,
Но всегда в полусне.
Слезы жен и детей
Не заметит наш глаз,
И где смерть для людей,
Там отрада для нас.
Нашей властью звучат
Панихиды в церквах,
О друг, я не думала, что тишина
Страшнее всего, что оставит война.Так тихо, так тихо, что мысль о войне
Как вопль, как рыдание в тишине.Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли,
Здесь пенилась кровь на вершок от земли…
Здесь тихо, так тихо, что мнится — вовек
Сюда не придет ни один человек,
Ни пахарь, ни плотник и ни садовод —
никто, никогда, никогда не придет.Так тихо, так немо — не смерть и не жизнь.
О, это суровее всех укоризн.
Не смерть и не жизнь — немота, немота —
Человек надел трусы,
майку синей полосы,
джинсы белые, как снег,
надевает человек.
Человек надел пиджак,
на пиджак нагрудный знак
под названьем «ГТО».
Сверху он надел пальто.
Есть покладистые люди,
Нераздумчивый народ,
Как им скажут, так и будет,
Все исполнят в свой черед.
Много есть из них достойных,
Только я люблю не их,
А шерстистых, беспокойных,
Самобытных, волевых.
Все, что знают, — знают сами.
Решено — так решено.
Вешают убийцу в городе на площади,
И толпа отвсюду смотрит необятная!
Мефистофель тут же; он в толпе шатается;
Вдруг в него запала мысль совсем приятная.
Обернулся мигом. Стал самим преступником;
На себя веревку помогал набрасывать;
Вздернули, повесили! Мефистофель тешится,
Начал выкрутасы в воздухе выплясывать.
И был тот город Ис всех
светлее городов и счастливее. Было
в нем цветов и благовоний в
изобилии. Любились в нем так,
как будто тела суть души.
И великая с Моря волна затянула
однажды морскою водой город Ис,
где он и доныне со всеми своими
башнями.Из старинной летописи.
Густые толпы дружного народа,
Серьезный вид родителей моих
И лица застывающих у входа
Безмолвных и суровых часовых.
Мы подходили тихими шагами,
Ступая в такт смолкающим сердцам.
Какими мне стихами и словами
То описать,
что я увидел там?
Последним льдом своим спирая
Судов высокие бока,
В тепле весны, шипя и тая,
Готова тронуться река.
На юг сияющий и знойный,
К стране счастливой, но чужой
Ты добежишь, поток спокойный,
Своей работницей-волной.
Всё никнет и трепещет
Перед ним. Всесилен он.
Посмотрите, как он блещет —
Сей ходячий миллион!
Лицезренья удостоясь
Господина своего,
Люди кланяются в пояс,
Лижут прах, пяты его;
Но не думайте, что люди
Золотой бездушной груде
Пора разгадывать загадки,
Что людям загадали мы.
Решенья эти будут кратки,
Как надпись на стене тюрьмы.
Мы говорили вам: «Изменой
Живи; под твердью голубой
Вскипай и рассыпайся пеной»,
То значит: «Будь всегда собой».
Мы говорили вам: «Нет истин,
Прав — миг; прав — беглый поцелуй,
Небрежностью людей иль прихотью судьбы
В один и тот же час, и рядом,
От свечки вспыхнули обои здесь; там на дом
Выкидывало из трубы!
«Чего же было ждать? — сказал советник зрелый,
Взирая на пожар. — Вам нужен был урок;
Я от такой беды свой домик уберег».
— «А как же так?» — спросил хозяин погорелый,
«Не освещаю в ночь, а в зиму не топлю».
— «О нет! Хоть от огня я ныне и терплю,
Ты со́здал мыслию своей
Богов, героев, и людей,
Зажег несчетности светил,
И их зверями населил.
От края к краю — зов зарниц,
И вольны в высях крылья птиц,
И звонко пенье вешних струй,
И сладко-влажен поцелуй.
Звериное… Зуб острый. Быстрый взгляд.
Решительность. Отчаянность. Отвага.
Борьба за жизнь — девиз кровавый флага.
Ползут. Грызутся. Скачут. И палят.
Идиллии он вовсе невпопад:
Уж слишком в нем кричат инстинкты мага.
Пестрит пантера в зарослях оврага.
Ревет медведь, озлясь на водопад.