В стихийном буйстве жизни дикой
Бесцельно, суетно спеша,
Томясь усталостью великой,
Хладеет бедная душа.Замкнись же в тесные пределы,
В труде упорном отдохни,
И думы заостри, как стрелы,
И разожги свои огни.
(Повторные дистихи Пентадия)Да, убегает зима! оживляют землю зефиры.
Эвр согревает дожди. Да, убегает зима!
Всюду чреваты поля; жары предчувствует почва.
Всходами новых семян всюду чреваты поля.
Весело пухнут луга, листвой оделись деревья.
По обнаженным долам весело пухнут луга.
Плач Филомелы звучит — преступной матери пени,
Сына отдавшей во снедь, плач Филомелы звучит.
Буйство потока в горах стремится по вымытым камням.
И на далеко гудит буйство потока в горах.
Тысяча тысяч цветов творит дыханье Авроры.
Дышит во глуби долин тысяча тысяч цветов.
Стонет в ущельях пустых овечьим блеяньем Эхо.
Звук, отраженный скалой, стонет в ущельях пустых.
Вьется младой виноград, меж двух посаженный вязов.
Вверх по тростинкам лозой вьется младой виноград.
Клеит под крышей опять говорливая ласточка утром,
Строя на лето гнездо, клеит под крышей опять.
Где зеленеет платан, в тени, услаждает дремота;
Там надевают венки, где зеленеет платан.
Сладко теперь умереть! нити жизни, сорвитеся с прялки!
В милых объятьях любви сладко теперь умереть!
Раздался гром из жерл медяных,
По стогнам льется шумный клик;
„Велик наш Царь меж глав венчанных!
„Победа!—Руский Бог велик?
„Возвысил рог он нашей славы;
„Потрясшей целый мир державы
„Сломил кичливый, дерзкий рог.
„Победа!—Александр десницу
„Вознес,—и Галлов зрит столицу
„Простерту как рабу у ног.“
О радость! о восторг сердечный!
И слава нашему Царю!
Титана в стыд облек Он вечный,
Последню тмит его зарю, —
Кого страшилася вселенна,
С престола, буйством вознесенна
Низверг Он,—изверга,—стремглав,
Крамолу поразил строптиву,
И мирную вознесь оливу
К спасенью всех земных держав.
Средь страха и среди сомненья
Пав к Александровым стопам,
Ждала столица Галлов мщенья
За бедства нанесенны нам;
Но в Немь зрят милость воплощенну,
К прощенью, к жалости склоненну,
Покорством пленницы своей;
Зрять руку, в бранну непогоду,
От давних, тяжких уз свободу
Дарующу с пощадой ей.
Примера доблести толикой
Не зрел в веках прошедших свет:
Великаго Царя—великой
Душе не лестен лавр побед:
Перуномь Он сразил Антея,
Но кровь и сопостат жалея,
Простер к ним мидующу длань,
О кротости всемощна сила!
Без битв она врагов пленила,
И их любви приемлет дань.
Не для победы Он кровавой,
Не для стяжанья лавров тек:
Гнушаясь громкой, бранной славой,
Он на престоле—человек. —
От буйств покров—Его порфира:
Не хочет покорять Он мира,
Но мир завоевать хотел;
Хотел, чтобы по всей вселенной,
Гордыней наглой потрясенной,
Подобно крину он процвел.
Орел полнощный! возносися,
Ликуй победоносный Росс!
Отцем твоим—Царем гордися:
Светящий миру Он колосс.
Низринуты возставит троны,
Преобразит на радость стоны,
Изгладит бедств народных след.—
На путь добра привесть злодеев
Ему приятней всех трофеев,
И плод достойнейший—побед!
Капнист.
Уходило солнце в Журавлиху,
Спать ложилось в дальние кусты,
На церквушке маленькой и тихой
Потухали медные кресты.И тогда из дальнего оврага
Вслед за стадом медленных коров
Выплывала темная, как брага,
Синева июльских вечеров.Лес чернел зубчатою каймою
В золоте закатной полосы,
И цветок, оставленный пчелою,
Тяжелел под каплями росы.Зазывая в сказочные страны,
За деревней ухала сова,
А меня, мальчишку, слишком рано
Прогоняли спать на сеновал.Я смотрел, не сразу засыпая,
Как в щели шевелится звезда,
Как луна сквозь дырочки сарая
Голубые тянет провода.В этот час, обычно над рекою,
Соловьев в окрестностях глуша,
Рассыпалась музыкой лихою
Чья-то беспокойная душа.«Эх, девчонка, ясная зориночка,
Выходи навстречу — полюблю!
Ухажер, кленовая дубиночка,
Не ходи к девчонке — погублю!»И почти до самого рассвета,
Сил избыток, буйство и огонь,
Над округой царствовала эта
Чуть хмельная, грозная гармонь.Но однажды где-то в отдаленье,
Там, где спит подлунная трава,
Тихое, неслыханное пенье
Зазвучало, робкое сперва, А потом торжественней и выше
К небу, к звездам, к сердцу полилось…
В жизни мне немало скрипок слышать,
И великих скрипок, довелось.Но уже не слышал я такую,
Словно то из лунности самой
Музыка возникла и, ликуя,
Поплыла над тихою землей, Словно тихой песней зазвучали
Белые вишневые сады…
И от этой дерзости вначале
Замолчали грозные лады.Ну, а после, только ляжет вечер,
Сил избыток, буйство и огонь,
К новой песне двигалась навстречу
Чуть хмельная грозная гармонь.И, боясь приблизиться, должно быть,
Все вокруг ходила на басах,
И сливались, радостные, оба
В поединок эти голоса.Ночи шли июльские, погожие,
А в гармони, сбившейся с пути,
Появилось что-то непохожее,
Трепетное, робкое почти.Тем сильнее скрипка ликовала
И звала, тревожа и маня.
Было в песнях грустного немало,
Много было власти и огня.А потом замолкли эти звуки,
Замолчали спорщики мои,
И тогда ударили в округе
С новой силой диво-соловьи.Ночь звездою синею мигала,
Петухи горланили вдали.
Разве мог я видеть с сеновала,
Как межой влюбленные прошли, Как, храня от утреннего холода, -
Знать, душа-то вправду горяча —
Кутал парень девушку из города
В свой пиджак с горячего плеча.
Улица словно летит
В топоте толп… этих тел
Струю за струею струит —
Где им конец?.. Где предел
Для этих ветвящихся рук,
Обезумевших вдруг?
Буйство и вызов на бой
В этих руках, — их прибой
Злобой горит…
Улица золотом алым блестит
В глубине вечеров,
И струит
Топот и грохот буйных шагов.
Здесь Смерть, во весь рост,
В гремящем набате встает.
Смерть возникает из грез,
Таясь, за огнями, мечами,
И головами
На стебле мечей,
Что горячей
Самых алых цветов
Расцветают над топотом,
Грохотом буйных шагов.
Гул артиллерии — кашель тяжелый и жесткий,
Гул артиллерии — мерно-глухая икота
На перекрестке
Там, с поворота...
Этот кашель громоздкий
И жесткий
Разбитому времени меру и счет
Ведет
Удар за ударом — гремящие молоты, —
Оттого что камнями расколоты
Глаза обезумевших снов
Диски часов.
Прежнему времени нынче конец.
Времени нет
Для безумных и смелых сердец
Этих бесчисленных толп,
Пролетающих и зажигающих
Ярости свет.
Под гул артиллерии
Буйство встает из земли,
И клубится в пыли
Над серой глухой мостовой, —
Словно прибой
Алой крови в артерии,
Безмерное буйство сквозь грохот и вой.
Бледное буйство, оно задыхается:
В короткий блистающий миг —
Под топот и грохот и крик —
Завершается
Все, что искали и ждали
Века сквозь вуали печали.
Все, что казалось далеко,
Таилось в грядущих веках,
Под пушечных рокот и клекот
Лучится в огнистых глазах,
Встает — на яву, не во снах —
Сквозь бурю и страх
В опьяненных сердцах.
Здесь тысячи рук, потрясая оружьем, воздеты
Приветствовать новые миру планеты.
Это праздник кровавый цветет.
И алое знамя в восторге
Ветер ужаса рвет…
Люди проносятся в оргии
Опьяненно, багрово...
Солдатские каски блестят…
А руки устали, — но снова
И снова залпы трещат:
Народ захотел, наконец,
Чтобы буйной победы венец
Засверкал и кроваво и ало
Над его головою усталой.
Убивая — творить! Созидая — убить!
Так природа творит исступленно,
Опьяненно.
Да, убей! Или жертвуй собой
Ради жизни иной!
Пылают дома и мосты.
А сумерки черным челом
Наклонились с иной высоты
Над кровавым огнем.
Город вокруг громоздит
Баррикады вечерних теней.
Руки огней протянулись длинней:
В небо летит
Ослепительный ряд
Искр — опьяненный каскад.
Ба! Стрельба!..
Смерть деловито и жестко
Размерной и четкой стрельбой
На перекрестках
Срубает тела пред собой.
Падают трупы на трупы, —
Словно перила и немы и тупы,
В свинцовом молчаньи,
Лохмотья растерзанных тел
В пожарном сияньи, —
И жуткой гримасой ложится
Отблеск пожара — мучительно-бел —
На мертвые лица.
Колокол бьется на башне,
Словно сердце безмерной борьбы.
Покоряясь веленьям судьбы, —
И звон, невсегдашний,
Стоном кричит.
А башню испуганно лижет
Огонь… вот он ближе… и ближе…
И колокол сразу молчит.
И дворец, что когда-то царил
Над покорной толпой, он теперь
Золоченую дверь
Перед ней отворил.
В клочья порваны своды законов, —
Страницы летят
Из окон, с балконов
И в пыли под ногами шуршат…
И груду бумаги своим языком
Жадно лижет пылающий факел,
Чтобы самую мысль о былом
Скрыть под пеплом во мраке…
С балконов бросают людей, и от муки
Скрючено тело в злую черту,
И косят одну пустоту
Их разверстые руки.
В церквах
Разбиты иконы, и лежат некрасиво
Осколки икон в алтарях
На полу, словно спелое жниво…
И — решенный вопрос —
Там бескровный и длинный Христос
На последнем гвозде опечаленно вниз
Безнадежно повис...
Богохульство растет,
Все ломает и рвет,
Разливает причастье, елей —
И в углу
На полу
Там от них только грязь под ногами людей.
Радость убийства, отчаянья, страха
Искрится в душах… И звезды из мрака
Смотрят, как в вихре кровавых огней
— Словно безумием тронут —
Город, весь город, блестит все сильней,
Ввысь вознося золотую корону.
Буйство и ужас сплетают звено:
Спаяны люди, все люди, в одно.
Мнится, что даже и воздух горит,
Мнится: земля под ногами дрожит.
А черные дымы, сплетаясь, свиваются,
И в небе холодном извивно качаются…
Убивать, созидать здесь — одно…
И упасть, умереть — все равно!
Открывай, или руки сломай,
Чтобы вспыхнул зеленый и радостный Май!
Этим Маем и красною этой весной
Задыхаясь, встает пред тобой
Роковая всевластная сила,
Та, что душу твою опьянила.