Бедные дети! Зачем вы сковали
То, что от вечности вольно?
Вы укачали земные печали,
Все же вам смутно и больно.
Вы, не спросясь у расчисленной жизни,
Силе любви уступили.
Сердце — как после разлуки в отчизне,
В сказке — и в явленной были.
Пусть же растает, меж близких нежданно,
Эта последняя связа: —
В двух однопевность поет необманно
Разностью радуг алмаза.
Ты безгрешна до того,
Что почти святою стала.
Не загрызла никого,
Никого не забодала.
Дважды в год тебя стригут
До последнего колечка.
И однажды в пять минут
Шкуру начисто сдерут,
Бедная овечка,
Бедная овечка!
Человек родился: пир!
И венчаешь ты шампуры,
Человек покинул мир —
И осталась ты без шкуры.
Настежь дверь пред кунаком —
И дохнула жаром печка.
Уксус смешан с чесноком,
И запахло шашлыком…
Бедная овечка,
Бедная овечка!
Грудой тонкого руна
Ты дрожишь в извечном страхе
И в любые времена
Даришь мужеству папахи.
Похудеть готов бурдюк,
Чтоб вино лилось, как речка.
А тебе опять — каюк:
Слишком лаком твой курдюк,
Бедная овечка,
Бедная овечка!
Ты невинна и кротка,
И поэтому не сдуру
Для злодейств во все века
Волк в твою рядится шкуру.
Слова истинного лад
Не сотрется, как насечка.
И порой всю жизнь подряд
Про кого-то говорят:
Бедная овечка,
Бедная овечка!
Мой бедный, мой далекий друг!
Пойми, хоть в час тоски бессонной,
Таинственно и неуклонно
Снедающий меня недуг…
Зачем в моей стесненной гру? ди
Так много боли и тоски?
И так ненужны маяки,
И так давно постыли люди,
Уныло ждущие Христа…
Лишь дьявола они находят…
Их лишь к отчаянью приводят
Извечно лгущие уста…
Все, кто намеренно щадит,
Кто без желанья ранит больно…
Иль — порываний нам довольно,
И лишь недуг — надежный щит? 29 декабря 1912
На мысе сем диком, увенчанном бедной осокой,
Покрытом кустарником ветхим и зеленью сосен,
Печальный Мениск, престарелый рыбак, схоронил
Погибшего сына. Его возлелеяло море,
Оно же его и прияло в широкое лоно,
И на берег бережно вынесло мертвое тело.
Оплакавши сына, отец под развесистой ивой
Могилу ему ископал и, накрыв ее камнем,
Плетеную вершу из ивы над нею повесил —
Угрюмой их бедности памятник скудный!
Вот бедный Дельвиг здесь живет,
Не знаем суетою,
Бренчит на лире и поет
С подругою-мечтою.
Пускай невежество гремит
Над мудрою главою,
Пускай и эгоизм кричит
С фортуною слепою, —
Один он с леностью живет,
Блажен своей судьбою,
Век свой о радости поет
И незнаком с тоскою.
О счастии не говорит,
Но счастие с тобою
Живет — и будет вечно жить
И с леностью святою!
В бедной хате в Назарете
Обитал ребёнок-Бог.
Он однажды на рассвете,
Выйдя тихо за порог,
Забавлялся влажной глиной, —
Он кускам её давал
Жизнь и образ голубиный,
И на волю отпускал, —
И неслись они далёко,
И блаженство бытия
Возвещала от востока
Новозданная семья.
О, Божественная Сила,
И ко мне сходила ты
И душе моей дарила
Окрылённые мечты, —
Утром дней благоуханных
Жизни трепетной моей
Вереницы новозданных
Назаретских голубей.
Ниспошли ещё мне снова
В жизнь туманную мою
Из томления земного
Сотворённую семью.
Бедная молодость, дни невеселые,
Дни невеселые, сердцу тяжелые!
Глянешь назад — точно степь неоглядная,
Глушь безответная, даль безотрадная.
Нет в этой дали ни кустика зелени,
Все-то зачахло да сгибло без времени,
Спит, точно мертвое, спит, как убитое,
Солнышком Божьим навеки забытое.
Солнышко Божье на свет поскупилося,
Счастье-веселье на зов не явилося;
Горькое горе без эову нагрянуло,
При горе радость свинцом в воду канула.
Бедная молодость, дни невеселые!
Дни невеселые, сердцу тяжелые!
Рад бы забыть вас, да что ж мне останется?
Чем моя жизнь при бездолье помянется?..
Призрак какой-то неведомой силы,
Ты ль, указавший законы судьбе,
Ты ль, император, во мраке могилы
Хочешь, чтоб я говорил о тебе? Горе мне! Я не трибун, не сенатор,
Я только бедный бродячий певец,
И для чего, для чего, император,
Ты на меня возлагаешь венец? Заперты мне все богатые двери,
И мои бедные сказки-стихи
Слушают только бездомные звери
Да на высоких горах пастухи.Старый хитон мой изодран и черен,
Очи не зорки, и голос мой слаб,
Но ты сказал, и я буду покорен,
О император, я верный твой раб.
Люди! Бедные, бедные люди!
Как вам скучно жить без стихов,
без иллюзий и без прелюдий,
в мире счетных машин и станков!
Без зеленой травы колыханья,
без сверканья тысяч цветов,
без блаженного благоуханья
их открытых младенчески ртов!
О, раскройте глаза свои шире,
нараспашку вниманье и слух, —
это ж самое дивное в мире,
чем вас жизнь одаряет вокруг!
Это — первая ласка рассвета
на росой убеленной траве, —
вечный спор Ромео с Джульеттой
о жаворонке и соловье.
Что не жгучая крапивушка
В огороде жжётся, колется —
Изожгла мне сердце бедное
Свекровь-матушка попрёками. «Как у сына-то у нашего
Есть с одеждою два короба,
А тебя-то взяли бедную.
Взяли бедную, что голую». Что ни шаг — руганье, выговор;
Что ни шаг — попрёки бедностью;
Точно силой навязалась я
На их шею, горемычная. От житья такого горького
Поневоле очи всплачутся,
Потемнеет лицо белое,
Точно ноченька осенняя. И стоишь, молчишь, ни слова ты, —
Только сердце надрывается,
Только горе закипит в груди
И слезами оно скажется.
Весьма похвально поступает
Кто бедным помогает;
И лутче самому хоть с нуждою прожить,
Чтоб бедным уделить.
Смирена так разбогатела,
Что чистым золотом вдруг милион имела.
Достаток сей
Достался по духовной ей.
Ну, говорит: теперь ничто не помешает
Мне в нужде бедным помогать.
Хвала творцу за благодать!
Пускай лишь только пожелает
Кто помощи моей.
Лишь только молвила и нищий у дверей;
Подайте милостину! просит:
И прозьбу с жалостью такою произносит
Что всяк бы тронут был. Смирена меры нет
Что чувствует, и как за нищева страдает:
Суди Бог, говорит: кто бедных покидает!
И нищему большой — гнилой сухарь несет.
Как трудно повторять живую красоту
Твоих воздушных очертаний;
Где силы у меня схватить их на лету
Средь непрестанных колебаний?
Когда из-под ресниц пушистых на меня
Блеснут глаза с просветом ласки,
Где кистью трепетной я наберу огня?
Где я возьму небесной краски?
В усердных поисках все кажется: вот-вот
Приемлет тайна лик знакомый, —
Но сердца бедного кончается полет
Одной бессильною истомой.
26 февраля 1888
Москва
Но сердца бедного смиряется полет
Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!..
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!..
Есть бедный град, там видели народы
Всё то, к чему теперь ваш дух летит. «Бедный град» — древний Новгород, общественное устройство которого воспевалось декабристами. Предполагают, что стихотворение представляет собой замаскированное обращение к сосланным участникам декабрьского восстания. В автографе — поставленная Лермонтовым дата: «3 октября 1830». Стихотворение не завершено и автором зачеркнуто. Заголовок его приписан позднее.
Каждый день чрез мост Аничков,
Поперек реки Фонтанки,
Шагом медленным проходит
Дева, служащая в банке.
Каждый день на том же месте,
На углу, у лавки книжной,
Чей-то взор она встречает —
Взор горящий и недвижный.
Деве томно, деве странно,
Деве сладостно сугубо:
Снится ей его фигура
И гороховая шуба.
А весной, когда пробилась
В скверах зелень первой травки,
Дева вдруг остановилась
На углу, у книжной лавки.
«Кто ты? — молвила, — откройся!
Хочешь — я запламенею
И мы вместе по закону
Предадимся Гименею?»
Отвечал он: «Недосуг мне.
Я агент. Служу в охранке
И поставлен от начальства,
Чтоб дежурить на Фонтанке».
Ты приняла мою книгу с улыбкой,
Бедную книгу мою…
Верь мне: давно я считаю ошибкой
Бедную книгу мою.
Нет! не читай этих вымыслов диких,
Ярких и странных картин:
Правду их образов, тайно великих,
Я прозреваю один.
О, этот ропот больных искушений,
Хохот и стоны менад!
То — к неземному земные ступени,
Взгляд — до разлуки — назад.
Вижу, из сумрака вышедши к свету,
Путь свой к лучам золотым;
Ты же на детскую долю не сетуй:
Детям их отблеск незрим!
Так! не читай этих вымыслов диких,
Брось эту книгу мою:
Правду страниц ее., тайно великих,
Я, покоряясь, таю.
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий, мимо саду,
Бредет по жесткой мостовой;
Кто смотрит вскользь — через ограду —
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись —
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.
Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит…
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой,
Как бедный нищий — мимо саду —
Бредет по знойной мостовой.
Неверная Лиза приходит,
Шепча очень милые речи;
Пред ней бедный Ульрих… Так мрачно
Глядят нагоревшие свечи.
Шалит и ласкается Лиза…
«Мой Бог! да какой ты унылый!
Совсем не смеешься уж больше.
Ну, полно, ну, полно же, милый!»
Шалит и ласкается Лиза.
Лепечет, у ног его лежа…
«Мой Бог! что с твоими руками?
Как лед, и лишь кости да кожа!»
Шалит и ласкается Лиза;
Но снова она испугалась:
«Мой Бог, твои волосы седы,
Как пепел. Что с бедными сталось?»
У бедного Ульриха сердце
Как будто разбито. Он злого
Ребенка целует, но губы
Промолвить не могут ни слова.
Забудь житейские заботы,
Уписывая бергамоты.
Кто истинный славяноросс,
Тот вмиг проглотит абрикос.
В невинности души твоей
Ты можешь разом сесть десяток кренделей.
Когда ты чернокнижник,
Ты можешь превратить в червонец сей булыжник.
Это очень вкусно,
Ешь, не будет грустно.
Ах, как будешь ты счастлив,
Убирая чернослив.
Если твой не смутен ум,
Жуй и ешь себе изюм.
В ком ясен ум, душа светла,
Тому по вкусу шептала.
Оставь печаль
И ешь миндаль.
Читай для просвещенья книжки,
Для наслажденья ешь коврижки.
Братья, рюмки наливайте!
Лейся через край вино!
Всё до капли выпивайте!
Осушайте в рюмках дно!
Мы живем в печальном мире;
Всякий горе испытал,
В бедном рубище, в порфире, —
Но и радость бог нам дал.
Он вино нам дал на радость,
Говорит святой мудрец:
Старец в нем находит младость,
Бедный — горестям конец.
Кто всё плачет, всё вздыхает,
Вечно смотрит сентябрем, —
Тот науки жить не знает
И не видит света днем.
Всё печальное забудем,
Что смущало в жизни нас;
Петь и радоваться будем
В сей приятный, сладкий час!
Да светлеет сердце наше,
Да сияет в нем покой,
Как вино сияет в чаше,
Осребряемо луной!
Вечерело. Пели вьюги.
Хоронили Магдалину,
Цирковую балерину.
Провожали две подруги,
Две подруги — акробатки.
Шел и клоун. Плакал клоун,
Закрывал лицо перчаткой.
Он был другом Магдалины,
Только другом, не мужчиной,
Чистил ей трико бензином.
И смеялась Магдалина:
«Ну какой же ты мужчина?
Ты чудак, ты пахнешь псиной!»
Бедный piccolo bambino…
На кладбище снег был чище,
Голубее городского.
Вот зарыли Магдалину,
Цирковую балерину,
И ушли от смерти снова…
Вечерело. Город ник.
В темной сумеречной тени.
Поднял клоун воротник
И, упавши на колени,
Вдруг завыл в тоске звериной.
Он любил… Он был мужчиной,
Он не знал, что даже розы
От мороза пахнут псиной.
Бедный piccolo bambino!
Окно мое высоко над землею,
Высоко над землею.
Я вижу только небо с вечернею зарею,
С вечернею зарею.И небо кажется пустым и бледным,
Таким пустым и бледным…
Оно не сжалится над сердцем бедным,
Над моим сердцем бедным.Увы, в печали безумной я умираю,
Я умираю,
Стремлюсь к тому, чего я не знаю,
Не знаю… И это желание не знаю откуда,
Пришло откуда,
Но сердце хочет и просит чуда,
Чуда! О, пусть будет то, чего не бывает,
Никогда не бывает:
Мне бледное небо чудес обещает,
Оно обещает, Но плачу без слез о неверном обете,
О неверном обете…
Мне нужно то, чего нет на свете,
Чего нет на свете.
Крадущий у крадущего
не подлежит осуждению.
Из ТалмудаО белый Валаам,
Воспетый Скорпионом
С кремлевских колоколен,
О тайна Далай-Лам,
Зачем я здесь, не там,
И так наалкоголен,
Что даже плыть неволен
По бешеным валам,
О белый Валаам,
К твоим грибам сушеным,
Зарям багряно-алым,
К твоим как бы лишенным
Как бы хвостов шакалам,
К шакалам над обвалом,
Козою сокрушенным
Иль Бальмонта кинжалом,
Кинжалом не лежалым,
Что машет здесь и там,
Всегда с одним азартом
По безднам и хвостам,
Химерам и Астартам,
Туда, меж колоколен,
Где был Валерий болен,
Но так козой доволен
Над розовым затоном,
Что впился скорпионом
В нее он здесь и там.
О бедный Роденбах,
О бедный Роденбах,
Один ты на бобах…
По селу с сумою ходит
Мальчуган-урод;
Смотрит грустно, со страданьем
На него народ.
Он и хром, и не владеет
Правою рукой,
Ходит тихо, через силу,—
Как старик с клюкой.
Не по прихоти природы
Искалечен он;
Крепко матерью родимой
Был он бережен.
От отца на век несчастным
Сделался бедняк;
С ним беда давно когда-то
Повстречалась так:
Раз отец хмельного зелья
Чересчур хватил,
А в хмелю он хуже зверя
Бешеного был.
И ввалившись в хату с бранью,
Вдруг поднял содом:
Стал всех бить…жена попала—
Бабу кулаком.
Под удар попала люлька,
Там малютка спал,
Бедный так хватился об пол,
Что не застонал.
И теперь, бедняк несчастный,
Бедный и худой,
Ходит тихо, через силу
Как старик с клюкой!
Расти счастливо, брат мой милый,
Под кровом вышнего творца,
На груди матушки родимой,
В объятьях нежного отца.
Будь добродетелен душою,
Велик и знатен простотою;
На сцену света ты взойдешь
Любимцем ли слепой фортуны,
Или, как я, полюбишь струны
И посох бедный понесешь, —
В высоком звании пред бедным
Счастливой долей не гордись!
Но с ним — чем бог послал — последним,
Как с родным братом поделись.
Суму дадут, — не спорь с судьбою;
У бога мы равны; пред ним
Смирися с детской простотою —
И с сердца грусть слетит, как дым.
Пробудишь струны, — пой без лести!
Будь неподкупен в деле чести;
Люби творца, своих владык
И будь в ничтожестве велик.
Вологодской губ., Сольвычегодскаго уезда.
Снеги белые пушистые
Покрывали все поля;
Одно лишь не покрыли:
Горя лютаго маво̀.
Среди поля есть кусточек,
Одинешенек стоит,
Его ветки клонят к зѐмле,
И листочков нет не ем.
Ах, я бедная, несчастна,
Все горююсь по мило̀м,
Все горююсь и тоскую,
Потихоньку слезы лью.
Слеза канет — снег растает,
Травка вырастет больша̀;
Вырастет травка̀-муравка,
Алый цветик разцветет.
Что на этом на цветочке
Мѐлки пташки запоют;
Все сидят пташки попарно,
И поют, как соловьи.
А я, бедная, несчастна,
Все горююсь по милом.
Сообщено С. Н. Кругликовым
Вологодской губ., Сольвычегодского уезда.
Снеги белые пушистые
Покрывали все поля;
Одно лишь не покрыли:
Горя лютаго маво̀.
Среди поля есть кусточек,
Одинешенек стоит,
Его ветки клонят к зѐмле,
И листочков нет не ем.
Ах, я бедная, несчастна,
Все горююсь по мило̀м,
Все горююсь и тоскую,
Потихоньку слезы лью.
Слеза канет — снег растает,
Травка вырастет больша̀;
Вырастет травка̀-муравка,
Алый цветик разцветет.
Что на этом на цветочке
Мѐлки пташки запоют;
Все сидят пташки попарно,
И поют, как соловьи.
А я, бедная, несчастна,
Все горююсь по милом.
Сообщено С. Н. Кругликовым
Погаснул день на вышинах небесных,
Звезда вечерняя лиет свой тихий свет;
Чем занят бедный мой сосед?
Чрез садик небольшой, между ветвей древесных,
Могу заметить я, в его окне
Блестит огонь; его простая келья
Чужда забот и светского веселья,
И этим нравится он мне.
Прохожие об нем различно судят,
И все его готовы порицать,
Но их слова соседа не принудят
Лампаду ранее иль позже зажигать.
И только я увижу свет лампады,
Сажусь тотчас у своего окна,
И в этот миг таинственной отрады
Душа моя мятежная полна.
И мнится мне, что мы друг друга понимаем,
Что я и бедный мой сосед,
Под бременем одним страдая, увядаем,
Что мы знакомы с давных лет.
— Ни отца, ни мать, ни товарищей
Не встречать никогда, никогда еще.
Останется ли мой брат!
Бедный мой брат, сильна вражда,
Но стон твой не вырвать им — никогда,
Он крепко в груди твоей, брат мой!
— Ах, рук не сдвину — прикручены,
Зашлись, багровеют, замучены,
Брат, мой брат!
Бедный мой брат, сильна вражда
Но стон твой не вырвать им — никогда,
— В тюрьме, захотят, буду сгноен я,
Там буду навек успокоен я,
Брат, мой брат!
Бедный мой брат, сильна вражда
Но стон твой не вырвать им — никогда,
— Ах, может в пустыню чахлую
Бросят жизнь мою и зачахну я,
Брат, мой брат!
Бедный мой брат, сильна вражда
Но стон твой не вырвать им — никогда,
Ах, пулей сердца б не вырвали, —
Могилу враги мои вырыли,
Брат, мой брат, мой брат!
Бедный мой брат, сильна вражда
Но стон твой не вырвать им — никогда,
Врагам не достанется стон твой пленный,
Стон твой молча летит по всей вселенной, —
Он крепко в груди твоей, брат мой!
Раз услышал бедный абиссинец,
Что далеко, на севере, в Каире
Занзибарские девушки пляшут
И любовь продают за деньги.
А ему давно надоели
Жирные женщины Габеша,
Хитрые и злые сомалийки
И грязные поденщицы Каффы.
И отправился бедный абиссинец
На своем единственном муле
Через горы, леса и степи
Далеко, далеко на север.
На него нападали воры,
Он убил четверых и скрылся,
А в густых лесах Сенаара
Слон-отшельник растоптал его мула.
Двадцать раз обновлялся месяц,
Пока он дошел до Каира
И вспомнил, что у него нет денег,
И пошел назад той же дорогой.
Сижу задумчив и один,
На потухающий камин
Сквозь слез гляжу…
С тоскою мыслю о былом
И слов в унынии моем
Не нахожу.
Былое было ли когда?
Что ныне — будет ли всегда?..
Оно пройдет —
Пройдет оно, как все прошло,
И канет в темное жерло
За годом год.
За годом год, за веком век…
Что ж негодует человек,
Сей злак земной!..
Он быстро, быстро вянет — так,
Но с новым летом новый злак
И лист иной.
И снова будет все, что есть,
И снова розы будут цвесть,
И терны тож…
Но ты, мой бедный, бедный цвет,
Тебе уж возрожденья нет,
Не расцветешь!
Ты сорван был моей рукой,
С каким блаженством и тоской,
То знает Бог!..
Останься ж на груди моей,
Пока любви не замер в ней
Последний вздох.
Солнце красное, о прекрасное,
Что ты тратишь блеск в глубине лесов?
Месяц, дум святых полунощный друг,
Что играешь ты над пучиною?
Ах! уж нет того, чем душа цвела,
Миновало всё — всё тоска взяла! Ветры буйные — морю синему,
Росы свежие — полевым цветам,
Горе тайное — сердцу бедному! Песни слышу я удалых жнецов,
Невеселые, всё унывные;
Пляски вижу я молодых красот, —
Со слезой в очах улыбаются.
И у всех у нас что-то дух крушит
И тоска свинцом на сердцах лежит.Ветры буйные — морю синему,
Росы свежие — полевым цветам,
Горе тайное — сердцу бедному! Загорелась вдруг в небе звездочка, —
Тихо веет нам весть родимая.
Вот в той звездочке — радость светлая:
Неизвестное там узнается;
Но святой красы в небесах полна,
Между волн во тме здесь дрожит она.Ветры буйные — морю синему,
Росы свежие — полевым цветам,
Горе тайное — сердцу бедному!
Скончай о темна ночь сном бедному печали,
Чтоб я хотя на час своей тоскм отсталь,
Терпеть мне уж не в мочь. Глаза с слез мутны стали.
Злы беды от вас я ужь на век пропал
Прости ах жизнь драгая,
Не ты теперь, другая,
Твоих ужь дней мой свет,
И духу больше нет,
Меня печаль несносна ко гробу сильно гнет.Лиши приятный сон меня сей отравы,
Покойно дай заснуть, отбей все мысли проч
Лети прочь Купидон, в тебе мне нет забавы
Лишь ах в слезах тонуть и тем скончать всю ночь,
Мне мысли о дни люты,
Чтоб помнить те минуты,
Как я с любезной был.
И в радости с ней жил.
О рок за что ты так скоро зреть ея лишил.
Хило́й и некрасивый
Я в этот мир попал.
Затерт в толпе шумливой,
Затем что ростом мал.
Я полон был тревогой
И плакал над собой.
Вдруг слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Грязь в пешего кидают
Кареты, мчася вскачь;
Путь нагло заступают
Мне сильный и богач.
Нам заперта дорога
Везде их спесью злой.
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Вверять судьбе заботу
О каждом дне страшась,
Не по душе работу
Несу, как цепь, смирясь.
Стремленья к воле много;
Но — аппетит большой.
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
В любви была отрада
Больной душе моей;
Но мне проститься надо,
Как с молодостью, с ней.
Все чаще смотрят строго
На страстный трепет мой.
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Да, петь — теперь я знаю:
Вот доля здесь моя!
Кого я утешаю,
Не все ли мне друзья?
Когда приязни много
За чашей круговой,
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Неверная Лиза приходит,
Шепча очень милыя речи;
Пред ней бедный Ульрих… Так мрачно
Глядят нагоревшия свечи.
Шалит и ласкается Лиза…
«Мой Бог! да какой ты унылый!
Совсем не смеешься уж больше.
Ну, полно, ну, полно же, милый!»
Шалит и ласкается Лиза.
Лепечет, у ног его лежа…
«Мой Бог! что́ с твоими руками?
Как лед, и лишь кости да кожа!»
Шалит и ласкается Лиза;
Но снова она испугалась:
«Мой Бог, твои волосы седы,
Как пепел. Что с бедными сталось?»
У беднаго Ульриха сердце
Как-будто разбито. Он злого
Ребенка целует, но губы
Промолвить не могут ни слова.
Скончай о темна ночь сном бедному печали,
Чтоб я хотя на час своей тоски отстал,
Терпеть мне уж невмочь, глаза с слез мутны стали,
Злы беды от вас я уж навек пропал,
Прости ах жизнь драгая,
Не ты теперь, другая,
Твоих уж дней мой свет,
И духу больше нет,
Меня печаль несносна ко гробу сильно гнет.
Лиши приятный сон меня сей отравы,
Покойно дай заснуть, отбей все мысли прочь,
Лети прочь купидон, в тебе мне нет забавы,
Лишь ах в слезах тонуть и тем скончать всю ночь,
Мне мысли о дни люты,
Чтоб помнить те минуты,
Как я с любезной был,
И в радости с ней жил.
О рок за что ты так скоро зреть ее лишил.