Огненных линий аккорд,
Бездну зеркально-живую,
Ночью Placе la Concordе,
Ночью дождливой люблю я.
Зарево с небом слилось…
Сумрак то рдяный, то синий,
Бездны пронзенной насквозь
Нитями иглистых линий…
В вихре сверкающих брызг,
Пойманных четкостью лака,
Склонились на клумбах тюльпаны,
Туманами воздух пропитан.
Мне кажется, будто бы спит он,
Истомой весеннею пьяный.Луна, альмадинов кровавей,
Над садом медлительно всплыла
И матовый луч уронила
На тускло мерцающий гравий.Иду у реки осторожно…
Боюсь Водяного — утопит.
Томления кубок не допит,
Но больше мечтать — невозможно…
Как раздумье в сердце мирном,
В светлом море вал встает,—
О великом, о всемирном
Доле будничной поет...
Этой вестью неземною
Утоляется душа,
Точно влагою живою
Из волшебного ковша...
В красоте музыкальности,
Как в недвижной зеркальности,
Я нашел очертания снов,
До меня не рассказанных,
Тосковавших и связанных,
Как растенья под глыбою льдов.
Я им дал наслаждение,
Красоту их рождения,
Я разрушил звенящие льды.
Аккорды, как волны и призрак разлуки —
Увядший давно голубой василек…
Как сердцу несносны знакомые звуки!
Как душу тревожит любимый цветок!
Под траурной тенью гнетущей утраты
Мечты разбудил лепесток василька,
Мечты разбудили аккордов раскаты,
Мечты о былом и мечты без конца…
Мне снился мучительный Гойя, художник чудовищных грез, —
Больная насмешка над жизнью, — над царством могилы вопрос.
Мне снился бессмертный Веласкес, Коэльо, Мурильо святой,
Создавший воздушность и холод и пламень мечты золотой.
И Винчи, спокойный, как Гете, и светлый, как сон, Рафаэль,
И нежный как вздох, Боттичелли, нежней, чем весною свирель.
Мне снились волхвы откровений, любимцы грядущих времен,
Воззванья влекущих на битву, властительно-ярких знамен.
Намеки на сверхчеловека, обломки нездешних миров,
Аккорды бездонных значеньем, еще не разгаданных снов.Год написания: без даты
О, если бы аккорды урагана,
Как старого органа,
Звучали бы не так безумно-дико;
О, если бы закрылась в сердце рана
От ужаса обмана, —
Моя душа бы не рвалась от крика.Уйти в страну к шатрам чужого стана,
Где не было тумана,
Где от луны ни тени нет, ни блика;
В страну, где все — создание титана,
Как он — светло и пьяно,
Мой дом стоит при въезде на курорт
У кладбища, у парка и у поля.
Он с виду прост, но мною дом мой горд;
Он чувствует — там, где поэт, там воля.
В нем за аккордом я беру аккорд,
Блаженствуя, мечтая и короля.
Привыкни, смертный, жить, всегда короля,
И в каждой деревушке видь курорт,
Буди в своей душе цветной аккорд,
Люби простор и ароматы поля, —
Сквозь строй бездонных бездн и млечные системы,
К протуберанцам солнц пути преодолев,
Для пламенной космической поэмы
Я отыскал неслыханный запев.
Вселенский хор гремит в надкрайности сверхзвездной
Превыше хладных лун и сказочных планет,
И мировой аккорд плывет над звучной бездной
В спиралях круговых стремительных комет.
В этот день, как огромный опал,
Было небо прозрачно… И некто,
В черный плащ запахнувшись, стоял
На мосту у Большого проспекта…
И к нему, проскользнув меж карет,
Словно выйдя из бархатной рамы,
Подошла, томно вскинув лорнет,
В голубом незнакомая дама…
Над морем северным лежит покров тумана.
И монотонный гул катящихся валов —
Протяжный и глухой — звучит, как гром органа,
Немолчной жалобой, стенанием без слов.
И тут же море мне припомнилось другое:
Как за аккордом вслед идет другой аккорд —
Сменялись там валы в ликующем прибое,
И шум их был певуч, и радостен, и горд.
Тут — стон отчаянья, тяжелый и недужный,
И заглушенная бессильная борьба,
Кто-то высмотрел плод, что неспел, неспел,
Потрусили за ствол — он упал, упал…
Вот вам песня о том, кто не спел, не спел
И, что голос имел, не узнал, не узнал.
Может, были с судьбой нелады, нелады
И со случаем плохи дела, дела —
А тугая струна на лады, на лады
С незаметным изъяном легла.
Но есть упоенье в позоре
И есть в униженьи восторг
Валерий Брюсов
Она ко мне пришла и говорила здесь,
Вот в этой комнате, у этого окна:
— Любимый! милый мой! убей меня! повесь! —
Тебе я больше не верна!
Ты удивляешься, растерян ты теперь?
Не оскорбила ль я тебя? О, не скрывай!
Мы разошлись с тобой… Я мучилась… Поверь,