— Бестолковая газета,
И читать ее не стоит:
«Выпал дождик» ...но ведь это
Нас ничуть не беспокоит!
«Как летят аэропланы»,
«Отчего у нас туманы»...
Очень мило, очень ново,
Но о птицах нет ни слова.
Поспорила Лягушка с Аистом:
— Кто красивее?
— Я! — уверенно сказал Аист. — Посмотри, какие у меня красивые ноги!
— Зато у меня их четыре, а у тебя только две! — возразила Лягушка.
— Да, у меня только две ноги, — сказал Аист, — но они у меня длинные!
— А я квакать умею, а ты нет!
— А я летаю, а ты только прыгаешь!
— Летаешь, а нырять не можешь!
— А у меня есть клюв!
— Подумаешь, клюв! На что он нужен?!
— А вот на что! — рассердился Аист и… проглотил Лягушку.
_______________
Не зря говорят, что аисты глотают лягушек, чтобы понапрасну с ними не
спорить.
— Вижу, дочь, ты нынче летом
От Колена без ума,
Но подумай-ка об этом,
Что тебе сулит зима.
— У Амура стрелы метки,
Но ещё грозит беда:
Был же аист у соседки,
Не попал бы и сюда. —
— Мама, я не унываю.
Чтобы ту беду избыть,
Я простое средство знаю:
Надо аиста убить.
— Что же мне тужить о ране!
Как она ни тяжела,
У Амура есть в колчане
И на аиста стрела. —
Приближается к Каиру судно
С длинными знаменами Пророка.
По матросам угадать нетрудно,
Что они с востока.Капитан кричит и суетится,
Слышен голос, гортанный и резкий,
Меж снастей видны смуглые лица
И мелькают красные фески.На пристани толпятся дети,
Забавны их тонкие тельца,
Они сошлись еще на рассвете
Посмотреть, где станут пришельцы.Аисты сидят на крыше
И вытягивают шеи.
Они всех выше,
И им виднее.Аисты — воздушные маги.
Им многое тайное понятно:
Почему у одного бродяги
На щеках багровые пятна.Аисты кричат над домами,
Но никто не слышит их рассказа,
Что вместе с духами и шелками
Пробирается в город зараза.
Spalonе gnиazdo bocиanие — nиеszczęścие
Сожженное гнездо аиста сулит несчастье.
(Польская народная примета)
Сгорело гнездо аиста
В моем родном селе,
И клекот птенцов долговязых
Не раздастся в летней мгле…
Что вещие птицы увидят,
Вернувшись из жаркого края?
Что в Польше увидят беженцы,
Возвратный путь свершая?
Spalonе gnиazdo bocиanие — nиеszczęścие
Сожженное гнездо аиста сулит несчастье.
(Польская народная примета)
Сгорело гнездо аиста
В моем родном селе,
И клекот птенцов долговязых
Не раздастся в летней мгле…
Что вещие птицы увидят,
Вернувшись из жаркого края?
Что в Польше увидят беженцы,
Возвратный путь свершая?
На вершине вяза,
Над чужим гнездом,
Аист долговязый
Сторожит свой дом.
А в гнезде супруга
С тройкою птенцов...
Ветер дунул с луга:
Не пора ль на лов?
Дрогнув красной ножкой,
Аист поднял клюв:
Слушает сторожко,
Шею изогнув...
Шух! Вспорхнул с макушки
И летит к лугам.
В ужасе лягушки
Прыгают к стогам.
Цап! Понес, как тряпку,
В ясной синеве.
Старшему даст лапку,
Младшему даст две...
А под вечер разом,
Только схлынет зной,
Он с вершины вяза
Затрещит с женой:
"Ночь идет, тра-та-та,
Спать! Тра-та, та-тан!"
Словно два солдата
Лупят в барабан.
А барбоска в будке
Носом тычет в грудь:
"Р-р!.. Ни на минутку
Не дадут заснуть!"
В воде декламирует жаба,
Спят груши вдоль лона пруда.
Над шапкой зеленого граба
Топорщатся прутья гнезда.Там аисты, милые птицы,
Семейство серьезных жильцов…
Торчат материнские спицы
И хохлятся спинки птенцов.С крыльца деревенского дома
Смотрю — и как сон для меня:
И грохот далекого грома,
И перьев пушистых возня.И вот… От лугов у дороги,
На фоне грозы, как гонец,
Летит, распластав свои ноги,
С лягушкою в клюве отец.Дождь схлынул. Замолкли перуны.
На листьях — расплавленный блеск.
Семейство, настроивши струны,
Заводит неслыханный треск.Трещат про лягушек, про солнце,
Про листья и серенький мох —
Как будто в ведерное донце
Бросают струею горох… В тумане дороги и цели,
Жестокие черные дни…
Хотя бы, хотя бы неделю
Пожить бы вот так, как они!
Красной глины беру прекрасный ломоть
и давить начинаю его, и ломать,
плоть его мять, и месить, и молоть…
И когда остановится гончарный круг,
на красной чашке качнется вдруг
желтый бык — отпечаток с моей руки,
серый аист, пьющий из белой реки,
черный нищий, поющий последний стих,
две красотки зеленых, пять рыб голубых…
Царь, а царь, это рыбы раба твоего,
бык раба твоего… Больше нет у него ничего.
Черный нищий, поющий во имя его,
от обид обалдевшего раба твоего.
Царь, а царь, хочешь, будем вдвоем рисковать:
ты башкой рисковать, я тебя рисовать?
Вместе будем с тобою озоровать:
Бога — побоку, бабу — под бок, на кровать?!
Царь, а царь, когда ты устанешь из золота есть,
вели себе чашек моих принесть,
где желтый бык — отпечаток с моей руки,
серый аист, пьющий из белой реки,
черный нищий, поющий последний стих,
две красотки зеленых, пять рыб голубых…
Колодец вырыт подле дома.
Подходит Лизочка к нему,
Глядит, задумавшись невольно,
В его таинственную тьму.
Малютке мама говорила,
Что в том колодце есть приют
Иль магазин такой, откуда
Порою деток достают…
Да, да! И даже крошка-Лиза,
Над ним стоящая теперь,
Тому назад четыре года
На свет пришла чрез ту же дверь.
Еще был вытащен недавно
Ей из хранилища ребят
И брат, которого большие
Целуют так и теребят!
В колодец долго смотрит Лиза.
— «Ужель детей там больше нет?
Иль все попрятались за камни
До появления на свет?
Сестра, положим, уверяла,
Что аист нас, детей, принес.
Что он девчонок и мальчишек
В гнезде скрывает… Но вопрос:
Как разбирает это аист?
Из них никто, ведь, не одет…
И их так много!.. Сомневаюсь!
Оно совсем не так! Нет! нет!
Наверно все живут в колодце:
Ведь я сама же там была!..
Да и теперь там на поверхность,
Я вижу, девочка всплыла!
Вишь, улыбается плутовка!
Ну! вылезай ко мне скорей!
Она на Лизочку похожа
Лицом и золотом кудрей!
Ах! если б только эту крошку
Могла достать оттуда я!
Она куда красивей, лучше,
Чем кукла глупая моя!..»
Небо этого дня —
ясное,
Но теперь в нём броня
лязгает.
А по нашей земле
гул стоит,
И деревья в смоле —
грустно им.
Дым и пепел встают,
как кресты,
Гнёзд по крышам не вьют
аисты.Колос — в цвет янтаря.
Успеем ли?
Нет! Выходит, мы зря
сеяли.
Что ж там цветом в янтарь
светится?
Это в поле пожар
мечется.
Разбрелись все от бед
в стороны…
Певчих птиц больше нет —
вороны! И деревья в пыли
к осени.
Те, что песни могли, —
бросили.
И любовь не для нас —
верно ведь,
Что нужнее сейчас
ненависть?
Дым и пепел встают,
как кресты,
Гнёзд по крышам не вьют
аисты.Лес шумит, как всегда,
кронами,
А земля и вода —
стонами.
Но нельзя без чудес —
аукает
Довоенными лес
звуками.
Побрели все от бед
на восток,
Певчих птиц больше нет,
нет аистов.Воздух звуки хранит
разные,
Но теперь в нём гремит,
лязгает.
Даже цокот копыт —
топотом,
Если кто закричит —
шёпотом.
Побрели все от бед
на восток,
И над крышами нет
аистов,
аистов…
Пленный аист одиноко
За стеной стоит высокой,
Заключенный как в тюрьму,
Улетел бы он за море —
Да отрезали на горе
Крылья быстрые ему.
Он в сознании бессилья
Прячет голову под крылья, —
Вдаль смотреть желал бы он, —
Но напрасно! Аист пленный
Видит сумрачные стены
Пред собой со всех сторон.
Из его темницы тесной
Виден только свод небесный,
Но туда не смотрит он… —
Там, спеша в иные страны,
Вьются птичек караваны —
Он же, плену обречен.
Ожидает он с тоскою,
Чтоб скорее, за стеною
Снова крылья отрасли,
И тогда из злой неволи
В царство света, в царство воли —
Улетит он от земли.
Веет осенью холодной
И в далекий путь свободно
Снова аисты летят, —
Только он, как раб несмелый,
Бродит здесь осиротелый,
Горькой думою обят.
Воздух криком оглашая,
Журавлей несется стая
И знакомый слыша звук —
Молча внемлет он с кручиной
Крикам стаи журавлиной,
Отлетающей на юг.
Хочет сделать он усилья,
И отрезанные крылья
Тщетно пробует опять, —
Но увы на вольной — воле,
Меж других, не в силах боле
Он по-прежнему летать.
Бедный аист! Узник бедный
В небе с силою победной
Крыльев ты не развернешь! —
Если б выросли и снова
Крылья эти — то сурово
Их опять обрежет нож.
Одну простую сказку,
А может, и не сказку,
А может, не простую
Хочу я рассказать.
Ее я помню с детства,
А может, и не с детства,
А может, и не помню,
Но буду вспоминать.
В одном огромном парке,
А может, и не в парке,
А может, в зоопарке
У мамы с папой жил
Один смешной слоненок,
А может, не слоненок,
А может, поросенок,
А может, крокодил.
Однажды зимним вечером,
А может, летним вечером
Он погулять по парку
Без мамы захотел
И заблудился сразу,
А может, и не сразу,
Уселся на скамеечку
И громко заревел.
Какой-то взрослый аист,
А может, и не аист,
А может, и не взрослый,
А очень молодой
Решил помочь слоненку
А может, поросенку
А может, крокодильчику
И взял его с собой.
Вот эта твоя улица?
— Вот эта моя улица,
А может быть, не эта,
А может, не моя.— Вот это твоя клетка?
— Вот это моя клетка,
А может, и не эта,
Не помню точно я.
Так целый час ходили,
А может, два ходили
От клетки до бассейна
Под солнцем и в пыли,
Но дом, где жил слоненок,
А может, поросенок,
А может, крокодильчик,
В конце концов нашли.
А дома папа с бабушкой,
А может, мама с дедушкой
Сейчас же накормили
Голодного сынка,
Слегка его погладили,
А может, не погладили,
Слегка его пошлепали,
А может, не слегка.
Но с этих пор слоненок
А может, поросенок
А может, крокодильчик
Свой адрес заучил
И помнит очень твердо,
И даже очень твердо.
Я сам его запомнил,
Но только позабыл.
Собрала Пречистая
Журавлей с синицами
В храме:
«Пойте, веселитеся
И за всех молитеся
С нами!»
Молятся с поклонами
За судьбу греховную,
За нашу;
А маленький Боженька,
Подобравши ноженьки,
Ест кашу.
Подошла синица,
Бедовая птица,
Попросила:
«Я Тебе, Боженька,
Притомив ноженьки,
Молилась».
Журавль и скажи враз:
«Тебе и кормить нас,
Коль создал».
А Боженька наш
Поделил им кашу
И отдал.
В золоченой хате
Смотрит Божья Мати
В небо.
А сыночек маленький
Просит на завалинке
Хлеба.
Позвала Пречистая
Журавлей с синицами,
Сказала:
«Приносите, птицы,
Хлеба и пшеницы
Не мало».
Замешкались птицы —
Журавли, синицы —
Дождь прочат.
А Боженька в хате
Все теребит Мати,
Есть хочет.
Вышла Богородица
В поле, за околицу,
Кличет.
Только ветер по полю,
Словно кони, топает,
Свищет.
Боженька Маленький
Плакал на завалинке
От горя.
Плакал, обливаясь...
Прилетал тут аист
Белоперый.
Взял он осторожненько
Красным клювом Боженьку,
Умчался.
И Господь на елочке,
В аистовом гнездышке,
Качался.
Ворочалась к хате
Пречистая Мати —
Сына нету.
Собрала котомку
И пошла сторонкой
По свету.
Шла, несла не мало,
Наконец сыскала
В лесочке:
На спине катается
У Белого аиста
Сыночек.
Позвала Пречистая
Журавлей с синицами,
Сказала:
«На вечное время
Собирайте семя
Не мало.
А Белому аисту,
Что с Богом катается
Меж веток,
Носить на завалинки
Синеглазых маленьких
Деток».
Осень паутинки развевает,
В небе стаи будто корабли —
Птицы, птицы к югу улетают,
Исчезая в розовой дали…
Сердцу трудно, сердцу горько очень
Слышать шум прощального крыла.
Нынче для меня не просто осень —
От меня любовь моя ушла.
Улетела, словно аист-птица,
От иной мечты помолодев,
Не горя желанием проститься,
Ни о чем былом не пожалев.
А былое — песня и порыв.
Юный аист, птица — длинноножка,
Ранним утром постучал в окошко,
Счастье мне навечно посулив.
О любви неистовый разбег!
Жизнь, что обжигает и тревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.
Был тебе я предан, словно пес,
И за то, что лаской был согретым,
И за то, что сына мне принес
В добром клюве ты веселым летом.
Как же вышло, что огонь утих?
Люди говорят, что очень холил,
Лишку сыпал зерен золотых
И давал преступно много воли.
Значит, баста! Что ушло — пропало.
Я солдат. И, видя смерть не раз,
Твердо знал: сдаваться не пристало,
Стало быть, не дрогну и сейчас.
День окончен, завтра будет новый.
В доме нынче тихо… никого…
Что же ты наделал, непутевый,
Глупый аист счастья моего?!
Что ж, прощай и будь счастливой, птица!
Ничего уже не воротить.
Разбранившись — можно помириться.
Разлюбивши — вновь не полюбить.
И хоть сердце горе не простило,
Я, почти чужой в твоей судьбе,
Все ж за все хорошее, что было,
Нынче низко кланяюсь тебе…
И довольно! Рву с моей бедою.
Сильный духом, я смотрю вперед.
И, закрыв окошко за тобою,
Твердо верю в солнечный восход!
Он придет, в душе растопит снег,
Новой песней сердце растревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.
Как картинка из книжки старинной,
Услаждавшей мои вечера,
Изумрудные эти равнины
И раскидистых пальм веера.
И каналы, каналы, каналы,
Что несутся вдоль глиняных стен,
Орошая Дамьетские скалы
Розоватыми брызгами пен.
И такие смешные верблюды,
С телом рыб и с головками змей,
Как огромные, древние чуда
Из глубин пышноцветных морей.
Вот каким ты увидишь Египет
В час божественный трижды, когда
Солнцем день человеческий выпит
И, колдуя, дымится вода.
Это лик благосклонный Изиды
Иль мерцанье встающей луны?
Неужели хотят пирамиды
Посягнуть на покой вышины?
Сфинкс улегся на страже святыни
И с улыбкой глядит с высоты,
Ожидая гостей из пустыни,
О которых не ведаешь ты.
Не обломок старинного крипта,
Под твоей зазвеневший ногой,
Есть другая душа у Египта
И торжественный праздник другой.
Словно пестрая Фата-Моргана,
Виден город, над городом свет;
Над мечетью султана Гассана
Минарет протыкает луну.
На широких и тихих террасах
Чешут женщины золото кос,
Угощают подруг темноглазых
Имбирем и вареньем из роз.
Шейхи молятся, строги и хмуры,
И лежит перед ними Коран,
Где персидские миниатюры,
Словно бабочки сказочных стран.
А поэты скандируют строфы,
Развалившись на мягкой софе,
Пред кальяном и огненным кофе,
Вечерами в прохладных кафе.
Здесь недаром страна сотворила
Поговорку, прошедшую мир:
— Кто испробовал воду из Нила,
Будет вечно стремиться в Каир.
Пусть хозяева здесь — англичане,
Пьют вино и играют в футбол,
И калифа в высоком Диване
Уж не властен святой произвол.
Пусть, но истинный царь над страною
Не араб и не белый, а тот,
Кто с сохою или с бороною
Черных буйволов в поле ведет.
Хоть ютится он в доме из ила,
Умирает, как звери, в лесах,
Он — любимец священного Нила
И его современник — феллах.
Для него ежегодно разливы
Этих рыжих всклокоченных вод
Затопляют богатые нивы,
Где тройную он жатву берет.
И его ограждают пороги
Полосой острогрудых камней
От нежданной полночной тревоги,
От коротких нубийских мечей.
А ведь знает и коршун бессонный:
Вся страна — это только река,
Окаймленная рамкой зеленой
И другой, золотой, из песка.
Если аист задумчивый близко
Поселится на поле твоем,
Напиши по-английски записку
И ему привяжи под крылом.
И весной на листе эвкалипта,
Если аист вернется назад,
Ты получишь привет из Египта
От веселых феллашских ребят.
Буквам очень надоело
В толстых книжках спать да спать…
В полночь — кучей угорелой
Слезли с полки на кровать.
А с кровати — на пол сразу,
Посмотрели — люди спят —
И затеяли проказу,
Превеселый маскарад.
А — стал аистом, Ц — цаплей,
Е — ежом… Прекрасный бал!
Я не спал и все до капли
Подсмотрел и записал…
Утром в дверь стучит художник
(Толстый, с черной бородой,
И румяный, как пирожник) —
Это был приятель мой.
Прочитал он, взял бумагу,
Вынул семь карандашей
И сейчас же всю ватагу
Срисовал для малышей.
А
Астра в садике цветет —
Аист, вам пора в поход!
Б
Бык весь день мычит и ест.
Белка держит хвост, как шест.
В
Ворон может жить сто лет.
Волк овце — плохой сосед.
Г
Гусь шагает, как солдат.
Груша зреет — Гриша рад.
Д
Дятел в дуб все тук да тук…
Дуб скрипит: «Что там за стук?»
Е
Еж под елкой удивлен:
Елка с иглами — и он.
Ж
Жаба ждет, раздув живот, —
Жук летит ей прямо в рот.
З
Зяблик в роще засвистал,
Заяц струсил и удрал.
И
Ива клонит ветви в пруд.
Индюки всегда орут.
К
Крыса мчится через мост.
Кот за ней, задравши хвост.
Л
Лебедь родственник гуся,
Лошадь — зебре, лещ ершам.
М
Мышь глядит на потолок:
«Муха, свалишься, дружок!»
Н
Норка ловит рыб в волне.
Носорог храпит во сне.
О
Ослик влез в чертополох.
Обезьянки ищут блох.
П
Пчелка трудится весь день,
Петушку и клюнуть лень.
Р
Рыжик прячем в мох колпак.
Рак был негр, а стал, как мак.
С
Слон ужасно заболел —
Сливу с косточкою съел.
Т
Тигр свирепей всех зверей,
Таракан же всех добрей.
У
Утка — опытный нырок.
Ужик любит холодок.
Ф
Фиги сладки, как желе.
Филин днем сидит в дупле.
Х
Хрущ — веселый майский жук.
Хмель ползет на шест без рук.
Ц
Цыпка вышла из яйца.
Цапля спит у деревца.
Ч
Червячок влез на цветок,
Чиж слетел — и клюнул в бок!
Ш
Шимпанзе грызет бисквит.
Шпиц от зависти дрожит.
Щ
Щур ест пчел по сотне в день.
Щука-злюка скрылась в тень.
Э
Эфиопы варят суп.
Эскимос зашит в пять шуб.
Ю
Юнга моет свой корабль.
Юра клеит дирижабль.
Я
Ястреб — ловкий птицелов.
Ягуар — гроза лесов.
Ъ, Ь, Ы
Твердый знак и мягкий знак,
Ы и Ять — остались так.