Сирокко, ветер невеселый,
Все вымел начисто во мне.
Теперь мне шел бы череп голый
Да горб высокий на спине.
Он сразу многое бы придал
Нам с Афродитою, двоим,
Когда, обнявшись, я и идол,
Под апельсинами стоим.
И вышла из воды весенней
На берег моего стола.
Свела стыдливые колени
И тихо руки подняла.
Я в красоту ее влюбляюсь,
Хотя из камня красота.
Моя любовь над ней, как аист,
У опустевшего гнезда.
Ее улыбка неземная
Мне краше праздничного дня.
И Афродита это знает.
И не уходит от меня.
Тебе, Афродита, слагаю танец,
Танец слагаю тебе.
На бледных щеках розовеет румянец…
Улыбнись моей судьбе.
По ночам ты сходила в чертоги Фрины,
Войди в мой тихий дом.
Лиловый туман пробрался в долины.
Луна над твоим холмом.
Скольжу и тружусь в заревом бессилье.
Богиня! тебе мой гимн.
Руки, как крылья, руки, как крылья,
Над челом золотистый нимб.
Опрокинулось Небо однажды, и блестящею кровью своей
Сочеталось, как в брачном союзе, с переменною Влагой морей.
И на миг вероломная Влага с этой кровью небесною слита,
И в минутном слияньи двух светов появилася в мир Афродита.
Ты не знаешь старинных преданий? Возмущаясь, дивишься ты вновь,
Что я двойственен так, вероломен, что люблю я мечту, не любовь?
Я ищу Афродиту. Случайной да не будет ни странно, ни внове,
Почему так люблю я измену и цветы с лепестками из крови.
Сколько их, сколько их ест из рук,
Белых и сизых!
Целые царства воркуют вкруг
Уст твоих, Низость!
Не переводится смертный пот
В золоте кубка.
И полководец гривастый льнет
Белой голубкой.
Каждое облако в час дурной —
Грудью круглится.
В каждом цветке неповинном — твой
Лик, Дьяволица!
Бренная пена, морская соль…
В пене и в муке —
Повиноваться тебе доколь,
Камень безрукий?
23 октября 1921
За длительность вот этих мигов странных,
За взгляд полуприкрытый глаз туманных,
За влажность губ, сдавивших губы мне,
За то, что здесь, на медленном огне,
В одном биенье сердце с сердцем слито,
Что равный вздох связал мечту двоих, —
Прими мой стих,
Ты, Афродита! За то, что в дни, когда поля, серея,
Покорно ждут холодных струй Борея, —
Твой луч, как меч, взнесенный надо мной,
Вновь льет в мой сад слепительность и зной,
Что зелень светлым Аквилоном взвита,
Что даль в цветах и песни реют в них, —
Прими мой стих,
Ты, Афродита! За все, что будет и не быть не может,
Что сон и этот будет скоро дожит,
Что видеть мне, в час сумрачных разлук,
Разомкнутым кольцо горячих рук,
Что тайно в страсти желчь отравы скрыта,
Что сводит в Ад любовь рабов своих, —
Прими мой стих,
Ты, Афродита!
Шагам Юпитера пристало удаляться,
Когда Венерины послышатся шаги.
Адалис
Мойры
Слышишь! по узорам плит
Серебристый шаг звенит.
Мойр веления исполни, —
Уходи, владыка молний.
Геба
Над Олимпом сумрак синь,
Трон блистающий покинь, —
Там, где в брачных звездах небо,
Только юность любит Геба.
Афина
Я во мгле клоню свое
Днем горящее копье.
Нестерпим богине мудрой
Взор Киприды златокудрой.
Афродита
Я иду смеясь, смеясь,
Между мной и ночью вязь, —
Пояс мой, соблазном свитый.
Зевс! клонись пред Афродитой.
Зевс
Я к Данае, в сне ночном,
Золотым сошел дождем;
Летним днем был горд победой,
В лике лебедя, над Ледой;
Для Семелы тень была,
Там, где я, всегда светла;
Долго длилась ночь без смены
Для меня близ уст Алкмены;
В свете, в сумраке, везде,
В храме, в роще, на воде,
Я готов в борьбе открытой
Пасть, сраженным Афродитой.
Гимны слагать не устану бессмертной и светлой богине.
Ты, Афродита-Любовь, как царила, так царствуешь ныне.
Алыми белый алтарь твой венчаем мы снова цветами,
Радостный лик твой парит с безмятежной улыбкой над нами.
Правду какую явить благосклонной улыбкой ты хочешь?
Мрамором уст неизменных какие виденья пророчишь?
Смотрят куда неподвижно твои беззакатные очи?
Дали становятся уже, века и мгновенья — короче:
Да, и пространство и время слились, — где кадильница эта,
Здесь мудрецов откровенья, здесь вещая тайна поэта,
Ноги твои попирают разгадку и смысл мирозданья.
Робко к коленам твоим приношу умиленную дань я.
С детства меня увлекала к далеким святыням тревога,
Долго в скитаньях искал я — вождя, повелителя, бога,
От алтарей к алтарям приходил в беспокойстве всегдашнем,
Завтрашний день прославлял, называя сегодня — вчерашним.
Вот возвращаюсь к тебе я, богиня богинь Афродита!
Вижу: тропа в бесконечность за мрамором этим открыта.
Тайное станет мне явным, твоей лишь поверю я власти,
В час, как покорно предамся последней, губительной
страсти…
Порой любовь проходит инкогнито,
В платье простом и немного старомодном.
Тогда ее не узнает никто.
С ней болтают небрежно и слишком свободно.Это часто случается на весеннем бульваре, и
У знакомых в гостиной, и в фойе театральном;
Иногда она сидит в деловой канцелярии,
Как машинистка, пишет, улыбаясь печально.Но у нее на теле, сквозь ткани незримый нам,
Пояс соблазнов, ею не забытый.
Не будем придирчивы к былым именам, —
Все же часто сидим мы пред лицом Афродиты.А маленький мальчик, что в детской ревности
Поблизости вертится, это — проказливый Амор.
Колчан и лук у него за спиной, как в древности;
Через стол он прицелится, опираясь на мрамор.Что мы почувствуем? Укол, ощутимый чуть,
В сердце. Подумаем: признак энкардита.
Не догадаемся, домой уходя, мы ничуть,
Что смеется у нас за спиной Афродита.Но если ты сразу разгадаешь инкогнито,
По тайным признакам поймешь, где богиня, —
В праведном ужасе будь тверд, не дрогни, не то
Стрела отравленная есть у её сына.
Идет, безвольно уступая, —
Власть Афродиты рокова! —
Но в вихре мыслей боль тупая,
Как иглы первые слова:
«Пришел ты с битвы? Лучше, бедный,
Ты б в ней погиб! — разил мой муж
Ты хвастал свить венец победный,
Здесь, как беглец, ты почему ж?
Иди, в бой вновь кличь Менелая!
Нет! мал ты для мужских мерил!
Из ратных бурь — прочь! не желая,
Чтоб медью царь тебя смирил!»
Но, в благовонной мгле, на ложе,
Где локтем пух лебяжий смят,
Прекрасней всех и всех моложе
Ей Парид, чьи глаза томят:
«Нет, не печаль! Судьба хотела,
Чтоб ныне победил Атрид.
Я после побежду. Но тело
Теперь от жгучих жажд горит.
Так не желал я ввек! иная
Страсть жечь мне сердце не могла.
В тот час, когда с тобой Краная
Нас первой ночью сопрягла!»
И никнет (в сеть глубин уловы!)
Елена — в пламя рук, на дно,
А Афродиты смех перловый —
Как вязь двух, спаянных в одно.
Разнопрестольна Афродита
Безсмертная Зевеса дщерь,
Льстесоплетеньем знаменита,
Всечтимая! молю теперь,
Мой дух и сердце свободи
От мук жестоких — прїиди!
Спустись, Любовью заклинаю,
Внемли моленїям моим,
Как часто, коль к тебе взываю,
Внимаешь воплям ты моим;
Златый дом отчїй оставляя,
Мне помогаешь, низхождая.
Возседши в легку колесницу
Терзанїя прервать мои
С небес грядешь: и тя Царицу
Мчят по ефиру воробьи,
Mаxaя черными крилами:
Скончав путь, становятся сами.
Безсмертным ты лицем сїяя,
С улыбкой нежной уст твоих;
Прекрасный взор на мя кидая,
Ты о мученїях моих,
И чем терзаема страдаю,
Тя вопрошающу внимаю.
Почтоб тебя я призывала?
Мой мучим дух какой тоской?
Покоя в чем бы я искала?
Прельстить кого глас хощет мой?
Чьего внимать хощу я стона?
Кто мучит тя? скажи Сафона.
Когда тебя он убегает,
Сам будет бегать за тобой.
Дарыль твои он отвергает?
Свои охотной даст рукой.
Не любит? сколь тебе прїятно,
Он будет тлеть тобой толькратно.
О Афродита сниди ныне,
И свободи мя от скорбей,
В сей горестной моей судьбине:
Подай ты то душе моей,
Что всех желанїи причина:
Будь мне помощницей едина!
Разнопрестольна Афродита,
Бессмертная Зевеса дщерь,
Льстесоплетеньем знаменита,
Всечтимая! молю теперь,
Мой дух и сердце свободи
От мук жестоких — прииди!
Спустись, Любовью заклинаю,
Внемли молениям моим,
Как часто, коль к тебе взываю,
Внимаешь воплям ты моим;
Златый дом отчий оставляя,
Мне помогаешь, нисхождая.
Восседши в легку колесницу,
Терзания прервать мои
С небес грядешь: и тя, Царицу,
Мчат по ефиру воробьи,
Mаxaя черными крилами:
Скончав путь, становятся сами.
Бессмертным ты лицем сияя,
С улыбкой нежной уст твоих;
Прекрасный взор на мя кидая,
Ты о мучениях моих,
И чем терзаема страдаю,
Тя вопрошающу внимаю.
Почто б тебя я призывала?
Мой мучим дух какой тоской?
Покоя в чем бы я искала?
Прельстить кого глас хощет мой?
Чьего внимать хощу я стона?
Кто мучит тя? скажи, Сафона.
Когда тебя он убегает,
Сам будет бегать за тобой.
Дары ль твои он отвергает?
Свои охотной даст рукой.
Не любит? сколь тебе приятно,
Он будет тлеть тобой толькратно.
О Афродита, сниди ныне
И свободи мя от скорбей,
В сей горестной моей судьбине:
Подай ты то душе моей,
Что всех желании причина:
Будь мне помощницей едина!
Златотронная, Зевсова дочь, Афродита,
Я к тебе, чаровница, с мольбой припадаю:
Пусть меня, о владычица, больше не мучат
Скорбь и печали.
О, явись предо мной. Ведь и в годы былые
На призывы мои откликаясь послушно,
Не однажды чертоги отца золотые
Ты покидала,
В колесницу твою вмиг впрягалася стая
Голубей крепкокрылых и, в воздухе рея,
С неба на землю неслася, эфир рассекая,
Быстрым полетом.
Вот домчалась она... А ты, о благая,
Вся в сияньи улыбки бессмертной, так нежно
Вопрошаешь меня: «Ты меня вызывала.
Что же с тобою?
Сердцем, с страстью знакомым, чего ты желаешь.
Кто на зовы любви отозваться не хочет.
Кто, желанный тебе, неразумно решился
Сапфо обидеть.
Пусть не занят тобою, — к тебе будет рваться,
Пусть даров не берет, — дарами засыплет,
Пусть не любит, — полюбит тебя он, хотя бы
Ты не хотела».
Так явись же теперь... Из кручины тяжелой
Сердце вызволи мне, все исполни желанья,
Что таятся в душе, и в союзе со мною
Будь, о богиня.
С высоты многоцветного трона
Строя вечные козни в тиши,
Не отвергни молящего стона
Удрученной тоскою души.
О, приди! ведь и в годы былые,
На мольбу мою слух преклоня,
Громовержца чертоги златые
Ты покинуть могла для меня.
Голубей крепкокрылая стая
Колесницу твою понесла
И, эфира струи рассекая,
Полетела к земле, как стрела.
И, сияя бессмертной красою,
Вдруг предстала ты мне наяву
И спросила, что сталось со мною
И тебя для чего я зову.
Говорила: «Чего же ты хочешь?
Иль скорбишь, без ответа любя?
Кто упрямый, о ком ты хлопочешь?
Кто, скажи, презирает тебя?
Пусть теперь он тобою не занят:
Он полюбит тебя без ума;
Пусть дичится: потом не отстанет,
Хоть бы ты охладела сама».
Так приди же и ныне, благая,
Мою злую кручину рассей
И, желанья мои исполняя,
Будь союзницей верной моей!
Златопрестольница, о Афродита бессмертная,
Козни плетущая, хитрое Диево чадо,
Нет, не смиряй их, владычица, душу снедающих
Ско́рбей моих.
Нет; но сама ты приди, как и прежде, подвигнута
Гласом призывным моим, приходила, спасая,
С горней расставшись обителью, с отчим надоблачным
Домом златым.
Правила ты колесницей; везли ее лепые
Быстрые врабии, воздух густыми крылами
Вья, между черной земли и эфира высокого
Самой средой.
Легким полетом неслись они; ты же, блаженная,
Ласково мне улыбаяся ликом бессмертным,
Чем я скорблю — вопрошала и для чего в горести
С неба зову,
Что есть желанье мое, и чего, исступленная,
В помощь ищу для души, и о чем умоляю,
В се́тях любви истомившаясь: «Кто же обидел так,
Сафо, тебя?
Если теперь убегает он, вскоре погонится;
Если даров не приемлет, сам при́дет с дарами;
Если не любит — полюбит, и вскоре, и даже хоть
Хочет, хоть нет».
Ныне приди же ко мне, и печали тяжелое
Бремя сними, и души вожделения впо́лне
Все соверши, и сама, о богиня, поборницей
Буди по мне.
Уж не о том ли мне томиться,
Что нам забвенье суждено,
Что в нашей келье, как в темнице,
Решеткой забрано окно?
И не о том ли плакать буду,
Что без восторгов и льстецов
Мы груду взгромоздим на груду
Никем не читанных стихов?
– Я не ропщу и не тоскую,
Но одного я не пойму:
Пеннорожденная, к чему,
К чему ты вышла на Тверскую?
Здесь рыжий снег, здесь голубой
Фонарный свет мертвит ланиты;
Кто здесь пошел бы за тобой,
Напудренная Афродита?
Здесь мерный шаг твой слишком прям,
Здесь надо двигаться устало;
Как папироса не пристала
К твоим классическим устам!
Ужели этот пояс модный,
Такой же низкий, как у них,
На бедрах мраморных твоих
Узорней пены благородной?
Иди! Влачись по мостовой
В презреньи этих кепок, или
Кричи под мягкою стопой
Неслышного автомобиля!
Мне все равно, что он сомнет,
Твои божественные ноги
И, тупорылый, не поймет,
Что он размазал по дороге...
А в той темнице, где поют,
Где вдохновенно мы забыты –
Там новый пояс Афродиты
Нам Музы верные соткут.
1
Блаженны дочерей твоих, Земля,
Бросавшие для боя и для бега.
Блаженны в Елисейские поля
Вступившие, не обольстившись негой.
Так лавр растёт, — жестоколист и трезв,
Лавр-летописец, горячитель боя.
— Содружества заоблачный отвес
Не променяю на юдоль любови.
2
Уже богов — не те уже щедроты
На берегах — не той уже реки.
В широкие закатные ворота
Венерины, летите, голубки!
Я ж на песках похолодевших лёжа,
В день отойду, в котором нет числа…
Как змей на старую взирает кожу —
Я молодость свою переросла.
3
Тщетно, в ветвях заповедных кроясь,
Нежная стая твоя гремит.
Сластолюбивый роняю пояс,
Многолюбивый роняю мирт.
Тяжкоразящей стрелой тупою
Освободил меня твой же сын.
— Так о престол моего покоя,
Пеннорождённая, пеной сгинь!
4
Сколько их, сколько их ест из рук,
Белых и сизых!
Целые царства воркуют вкруг
Уст твоих, Низость!
Не переводится смертный пот
В золоте кубка.
И полководец гривастый льнёт
Белой голубкой.
Каждое облако в час дурной —
Грудью круглится.
В каждом цветке неповинном — твой
Лик, Дьяволица!
Бренная пена, морская соль…
В пене и в муке —
Повиноваться тебе доколь,
Камень безрукий?