Вкруг берега бьется тревожный прибой,
Челнок наш — и слабый, и тленный,
Под тучами скрыт небосвод голубой,
И буря над бездною пенной.
Бежим же со мной, дорогое дитя,
Пусть ветер сорвался, над морем свистя,
Бежим, а не то нам придется расстаться,
С рабами закона нам нужно считаться.
Они уж успели отнять у тебя
Сестру и товарища-брата,
Их слезы, улыбки и все, что, любя,
В их душах лелеял я свято.
Они прикуют их с младенческих лет
К той вере, где правды и совести нет,
И нас проклянут они детской душою,
За то, что мы вольны, бесстрашны с тобою.
Дитя дорогое, бежим же скорей,
Другое — у груди родимой,
У матери, ждущей улыбки твоей,
Мой мальчик, малютка любимый.
Что наше, то наше, гляди на него.
Веселья и смеха мы ждем твоего,
Ты встретишь в нем, в странах безвестных и дальних,
Товарища в играх своих беспечальных.
Не бойся, что будут тираны всегда,
Покорные лжи и злословью;
Они над обрывом, бушует вода,
И волны окрашены кровью:
Взлелеяна тысячью темных низин,
Вкруг них возрастает свирепость пучин,
Я вижу, на зыби времен, как обломки,
Мечи их, венцы их — считают потомки.
Не плачь же, не плачь, дорогое дитя!
Испуган ты лодкою зыбкой,
И пеной, и ветром, что бьется, свистя?
Гляди же: мы смотрим с улыбкой.
Я знаю, и мать твоя знает, что мы
В волнах безопасней, меж ветра и тьмы,
Меж вод разяренных, чем между рабами,
Которые гонятся злобно за нами.
Ты час этот вспомнишь душой молодой
Как призрак видений безбольных;
В Италии будем мы жить золотой,
Иль в Греции, Матери вольных.
Я Эллинским знанием дух твой зажгу,
Для снов о героях его сберегу,
И, к речи привыкнув борцов благородных,
Свободным ты вырастешь между свободных.
Меня оставила она
В тот тихий час, когда луна,
Устав всходить, лелея сны,
Глядит с лазурной крутизны
На весь Небесный свой откос
И, как уснувший альбатрос,
На крыльях реет световых,
В лучах багряно-огневых,
Пред тем как скрыться наконец
В океанический дворец,
Чтоб между вод окончить путь,
В чертогах Запада уснуть.
Она оставила меня,
Но, весь исполненный огня,
В тиши, загрезившей вокруг,
Припоминал я каждый звук;
Хоть мгла кругом была мертва,
Но сердце слышало слова;
Так зов, живя мгновенным сном,
Встает как эхо за холмом;
И все я чувствовал — о, как! —
Что мягко дышит полумрак,
Что чья-то нежная рука
Меня касается слегка,
Дрожа, лежит на лбу моем,
И все мы с ней, и все вдвоем;
И вот, хоть не было ее,
Воспоминание мое
Сумело все мне счастье дать,
Чего лишь смел мой Ум желать:
Вот, страсти смолкли перед ней,
Я жил один с мечтой моей,
И наш был вечный сладкий час,
И мира не было для нас.
Мой добрый гений… Где же он?
Уж демон занял прежний трон,
И выразить не смею я,
В чем мысль моя, мечта моя;
И так, мятущийся, сижу,
На море вольное гляжу,
Скользят там быстрые ладьи,
Как будто духи, в забытьи,
Спешат свершить, за далью стран,
Приказ, который был им дан,
И светел их мгновенный след
Среди стихий, где бури нет;
Они стремятся по воде,
Туда, в Элизиум, к звезде,
Где есть напиток бытия
Для боли нежной, как моя,
Что, сладость с горечью смешав,
Нежней легко дрожащих трав.
И ветер, взвивший их полет,
Из края светлого идет,
И свежесть дышащих цветов,
И прохладительность часов,
Когда рождается роса
И остывают небеса,
И дух вечерней теплоты,
Вся многослитность красоты
Распространилась надо мной,
Глядит в залив во мгле ночной.
И там вдали рыбак, с огнем
И с острогой, меж слитых сном
И низких влажных скал, идет
И, рыбу пламенем из вод
Воззвав к молитвенной мечте,
Ее сражает в высоте.
Как те блаженны, в ком восторг
Всю память прошлого исторг,
Все сожаления убил,
В ком больше нет ни дум, ни сил,
Чья жизнь — уже дотлевший свет,
Но в ком раскаяния — нет!
К Джэн
Из дивных дней, лазурных, ясных,
Как ты, мой милый друг, прекрасных,
Теперь — увы! — последний день
Скончался медленно, уныло;
Земля свой образ изменила,
На Небесах густая тень.
Восстань, мой дух, стряхни дремоту,
Скорей исполнить поспеши
Свою привычную работу
И эпитафию пиши —
Навек умершим дням прекрасным,
Мечтам пленительным и ясным.
Над Морем спал Сосновый Лес,
Чуть слышно воды пели;
Дремала буря средь Небес,
Как в тихой колыбели.
Играли тучки, и с волной
Волна сквозь сон шепталась,
И над морскою глубиной
Лазурь Небес смеялась.
Как будто этот мирный час
Ниспослан был богами,
И вечный Рай сиял для нас
Небесными лучами.
Друг с другом сосны обнялись,
Измятые ветрами;
Их сучья змеями сплелись,
Склоняяся над нами.
И к нам ласкалось — ветерка
Чуть слышное дыханье,
Примчавшись к нам издалека,
Как чье-то лепетанье.
Но спали сосны мертвым сном
Без грез и без движенья,
Как спят всегда на дне морском
Подводные растенья.
Как тихо все! Ни вздох, ни звук
Покоя не смущает,
И даже дятла быстрый стук
Сильнее оттеняет
Беззвучный мир и тишь кругом,
И наших душ мечтанья,
И лес, обятый сладким сном, —
Всю роскошь обаянья.
Слились в один волшебный круг —
Вершины гор туманных,
Цветы, поля, и ты, мой друг,
С порывом дум желанных.
И свету уступила мгла
Пред счастием сознанья,
Что центром круга ты была,
О, нежное созданье!
И долго мы, склонивши взор,
Под соснами стояли,
Глядели в глубь лесных озер,
Там небеса сияли,
Полны лучистого огня,
Как будто чьи-то очи,
Ясней безоблачного дня
И глубже черной ночи.
И лес виднелся в бездне вод:
Сплетаяся ветвями,
Он был волшебнее, чем тот,
Что рос вверху над нами.
Смотрели с призрачного дна
Прибрежных трав извивы,
Лесных прогалин пелена,
И тучек переливы.
И были нам внизу видны
Таинственные краски, —
Их создала любовь волны,
Эдем безгрешной ласки;
То было — тихих, светлых струй
Немое обаянье,
То был Природы поцелуй,
Всех сил ее слиянье.
Но ветер налетел в тиши,
Исчезли отраженья,
Как лучший райский сон души
Пред призраком сомненья.
О, пусть ты вечно хороша,
Как лес прекрасен вечно, —
Но Шелли скорбная душа
Лишь миг один беспечна!
К Джен
Из дивных дней, лазурных, ясных,
Как ты, мой милый друг, прекрасных,
Теперь — увы! — последний день
Скончался медленно, уныло;
Земля свой образ изменила,
На Небесах — густая тень.
Восстань, мой дух, стряхни дремоту,
Скорей исполнить поспеши
Свою привычную работу
И эпитафию пиши —
Навек умершим дням прекрасным,
Мечтам пленительным и ясным.
Над Морем спал Сосновый Лес,
Чуть слышно воды пели;
Дремала буря средь Небес,
Как в тихой колыбели.
Играли тучи, и с волной
Волна сквозь сон шепталась,
И над морскою глубиной
Лазурь Небес смеялась.
Как будто этот мирный час
Ниспослан был богами,
И вечный Рай сиял для нас
Небесными лучами.
Друг с другом сосны обнялись,
Измятые ветрами;
Их сучья змеями сплелись,
Склоняяся над нами.
И к нам ласкалось — ветерка
Чуть слышное дыханье,
Примчавшись к нам издалека,
Как чье-то лепетанье.
Но спали сосны мертвым сном
Без грез и без движенья,
Как спят всегда на дне морском
Подводные растенья.
Как тихо все! Ни вздох, ни звук
Покоя не смущает,
И даже дятла быстрый стук
Сильнее оттеняет
Беззвучный мир, и тишь кругом,
И наших душ мечтанья,
И лес, обятый сладким сном, —
Всю роскошь обаянья.
Слились в один волшебный круг —
Вершины гор туманных,
Цветы, поля и ты, мой друг,
С порывом дум желанных.
И свету уступила мгла
Пред счастием сознанья,
Что центром круга ты была,
О, нежное созданье!
И долго мы, склонивши взор,
Под соснами стояли,
Глядели в глубь лесных озер,
Там небеса сияли,
Полны лучистого огня,
Как будто чьи-то очи,
Ясней безоблачного дня
И глубже черной ночи.
И лес виднелся в бездне вод:
Сплетаяся ветвями,
Он был волшебнее, чем тот,
Что рос вверху над нами.
Смотрели с призрачного дна
Прибрежных трав извивы,
Лесных прогалин пелена
И тучек переливы.
И были нам внизу видны
Таинственные краски, —
Их создала любовь волны,
Эдем безгрешной ласки;
То было — тихих, светлых струй
Немое обаянье,
То был Природы поцелуй,
Всех сил ее слиянье.
Но ветер налетел в тиши,
Исчезли отраженья,
Как лучший райский сон души
Пред призраком сомненья.
О, пусть ты вечно хороша,
Как лес прекрасен вечно, —
Но Шелли скорбная душа
Лишь миг один беспечна!
Прохладу дождей, и с ручьев и с морей,
Я несу истомленным цветам,
В удушливый день мимолетную тень
Я даю задремавшим листам.
Живую росу на крылах я несу,
Пробуждаю ей почки от сна,
Меж тем как легли они к груди земли,
Пока пляшет вкруг солнца она.
Бичующий град моей дланью подят,
Я под гром, как цепом, молочу,
Белеет вокруг зеленеющий луг,
Брызнет дождь, — и опять я молчу.
В горах с высоты сею снег на хребты,
И гигантские сосны дрожат;
Всю ночь на снегах я покоюсь в мечтах,
И с грозой обнимаюсь, как брат.
На башне моей средь воздушных зыбей
Блещет молнии пламенный щит,
И скованный гром ворчит пред дождем,
То умолкнет, то вновь зарычит;
Над гладью земной, над морской глубиной,
Я плыву в нежном пурпуре дня.
И молний полет все вперед и вперед
Увлекает как кормчий меня;
Над цепью холмов, над семьей ручейков,
Над пространством озер и полей,
Мой кормчий спешит, и спешит, и бежит,
Разжигает порывы огней,
Под небом родным улыбаюсь я с ним
И внимаю потокам дождей.
Кровавый восход, вырастая, плывет,
Возродитель земли и воды.
Горит его взор, как ночной метеор, —
Гаснет свет предрассветной звезды;
На спину ко мне он вспрыгнет весь в огне,
И расширятся крылья его: —
На камни скалы так садятся орлы,
Затаивши в груди торжество.
А в час как закат свой багряный наряд
Простирает над сонною мглой,
И в светлый туман разодет океан,
И повсюду любовь и покой,
Я крылья сверну, и как голубь усну
Высоко, высоко над землей.
В венце из огня нежит дева меня,
Что у смертных зовется луной,
Проходит она по извивам руна,
Что взлелеяно влагой ночной;
Чуть слышны шаги той незримой ноги,
Только ангелам внятны они,
От этих шагов сквозь раздвинутый кров
Многозвездные смотрят огни,
Я с ними горю, и смеюсь, и смотрю,
Как они, точно пчелы, киша́т,
Вперяю в них взор, раздвигаю шатер,
Золотистые роем спешат,
Озера, моря, их лучами горя,
Как обломки лазури лежат.
Трон солнца свяжу, и огнем окружу,
И как жемчуг я вьюсь над луной;
Вулканы дрожат, звезды гаснуть спешат,
Увидавши мой стяг боевой.
От мыса на мыс, то к высотам, то вниз,
Над пучиной кипучих морей,
Как мост протянусь, и на горы опрусь,
Как преграда для жгучих лучей.
Сквозь радуги свод прохожу я вперед,
С ураганом, со снегом, с огнем.
То арка побед, что в изменчивый цвет
Разукрашена пышно кругом,
Лучи сплетены, горячи и нежны,
И смеется земля под дождем.
Из вод на земле я рождаюсь во мгле,
Я кормилицей небо зову,
Таюсь в берегах и шумящих волнах,
Изменяюсь, но вечно живу.
И стихнет ли гром, и нигде ни пятном
Не запятнан небесный шатер,
И ветры скорей, вместе с роем лучей
Воздвигают лазурный собор, —
Я молча смеюсь, в саркофаге таюсь,
Поднимаюсь из пропасти бурь,
Как призрак ночной, промелькну белизной,
И опять разрушаю лазурь.