«Проживешься, смотри!» — старый дядя
Повторять мне готов целый век.
Как смеюсь я, на дядюшку глядя!
Положительный я человек.
Я истратить всего
Не сумею —
Так как я ничего
Не имею.
«Проложи себе в свете дорогу…»
Думал то же — да вышло не впрок;
Чище совесть зато, слава богу,
Чище совести мой кошелек.
Я истратить всего
Не сумею —
Так как я ничего
Не имею.
Ведь в тарелке одной гастронома
Капитал его предков сидит;
Мне — прислуга в трактире знакома:
Сыт и пьян постоянно в кредит.
Я истратить всего
Не сумею —
Так как я ничего
Не имею.
Как подумаешь — золота сколько
Оставляет на карте игрок!
Я играю не хуже — да только
Там, где можно играть на мелок.
Я истратить всего
Не сумею —
Так как я ничего
Не имею.
На красавиц с искусственным жаром
Богачи разоряются в прах;
Лиза даром счастливит — и даром
Оставляет меня в дураках.
Я истратить всего
Не сумею —
Так как я ничего
Не имею.
Мне взаперти так много утешений
Дает камин! Лишь вечер настает,
Здесь греется со мною добрый гений,
Беседует и песни мне поет.
В минуту он рисует мир мне целый,
Леса, моря, в углях среди огня.
И скуки нет: вся с дымом улетела.
О добрый гений, утешай меня!
Он в юности дарил меня мечтами;
Мне, старику, поет о юных днях.
Он кажет мне перстом между дровами
Большой корабль на вспененных волнах.
Вдали пловцам уж виден берег новый
В сиянии тропического дня.
Меня же крепко держат здесь оковы.
О добрый гений, утешай меня!
А это что? Орел ли ввысь несется
Измеривать путь солнечных лучей?
Нет; это шар воздушный… Вымпел вьется;
Я вижу лодку, — человека в ней.
Как должен он жалеть, взносясь над нами,
Дыша всей грудью вольным светом дня,
О людях, обгороженных стенами.
О добрый гений, утешай меня!
А вот Швейцария… ее природа…
Озера, ледники, луга, стада…
Я мог бежать: я знал, близка невзгода;
Меня Свобода кликала туда,
Где эти горы гордо громоздятся
В венцах снегов. Но был не в силах я
От Франции душою оторваться.
О добрый гений, утешай меня!
Вот и опять переменилась сцена…
Лесистый холм, — знакомый небосклон…
Напрасно шепчут мне: «Согни колена, —
И мы тюрьму отворим; будь умен».
Назло тюремщикам, назло оковам,
Ты здесь, — и вновь с тобою молод я…
Я тешусь каждый миг виденьем новым…
О добрый гений, утешай меня!
Орангутанги (так в Езопе
Читал я) славились в Европе
Речами, — и от них идет
Всех адвокатов наших род.
Их предок раз в ученом пренье
Сказал: «В науке твердо мненье,
Что люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Не нам ли следуя вначале,
Они копить запасы стали?
Не нам ли довелось учить
Их с палкой, выпрямясь, ходить?
Не действуют ли в нашем вкусе
Они и с небом, сильно труся?
Да, люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Любовь их — наши же интрижки…
Но нам всегда верны мартышки.
Им было более под стать
Бесстыдство наше перенять.
От нас их Диоген великий
Усвоил образ жизни дикий.
Да, люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Не нам ли люди подражали,
Когда и войско создавали?
Какой не знал орангутанг,
Что правый фланг, что левый фланг?
У нас и до паденья Трои
Считались сотнями герои.
Да, люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Копье ль, дубину ль, шпагу ль в руки,
Лишь бей!.. Прекрасней нет науки, —
И мы ее преподаем.
А человек вдруг стал царем!
Где ж, боги, правосудье ваше?
Ведь образ ваш — подобье наше.
Да, боги, человек всех стран
Лишь обезьянит обезьян».
Досадно слушать Зевсу стало.
«Вся тварь мне уши прокричала,
Что человек мой очень туп
И неискусен. Да, он глуп, —
Зато мне лесть всегда готова,
А вы?.. Отнять у них дар слова!
А люди всех веков и стран
Пусть обезьянят обезьян!»
Господин Искариотов —
Добродушнейший чудак:
Патриот из патриотов,
Добрый малый, весельчак,
Расстилается, как кошка,
Выгибается, как змей…
Отчего ж таких людей
Мы чуждаемся немножко?
И коробит нас, чуть-чуть
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Подвернется где-нибудь?
Чтец усердный всех журналов,
Он способен и готов
Самых рьяных либералов
Напугать потоком слов.
Вскрикнет громко: «Гласность! гласность!
Проводник святых идей!»
Но кто ведает людей,
Шепчет, чувствуя опасность:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Приближается сюда.
Без порывистых ухваток,
Без сжиманья кулаков
О всеобщем зле от взяток
Он не вымолвит двух слов.
Но с подобными речами
Чуть он в комнату ногой —
Разговор друзей прямой
Прекращается словами:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Приближается сюда.
Он поборник просвещенья;
Он бы, кажется, пошел
Слушать лекции и чтенья
Всех возможных видов школ:
«Хлеб, мол, нужен нам духовный!»
Но заметим мы его —
Тотчас все до одного,
Сговорившиеся ровно:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Приближается сюда.
Чуть с женой у вас неладно,
Чуть с детьми у вас разлад —
Он уж слушает вас жадно,
Замечает каждый взгляд.
Очень милым в нашем быте
Он является лицом,
Но едва вошел в ваш дом,
Вы невольно говорите:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Приближается сюда.
Богата негой жизнь природы,
Но с негой скорби в ней живут.
На землю черные невзгоды
Потоки слез и крови льют.
Но разве все погибло, что прекрасно?
Шлют виноград нам горы и поля,
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Везде потопы бушевали.
Есть страны, где и в наши дни
Людей свирепо волны гнали…
В ковчеге лишь спаслись они.
Но радуга сменила день ненастный,
И голубь с веткой ищет корабля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Готовя смерти пир кровавый,
Раскрыла Этна жадный зев.
Все зашаталось; реки лавы
Несут кругом палящий гнев.
Но, утомясь, сомкнулся зев ужасный,
Волкан притих, и не дрожат поля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Иль мало бедствий нас давило?
Чума несется из степей,
Как коршун, крылья распустила
И дышит смертью на людей.
Но меньше жертв, — вольней вздохнул несчастный;
Идет любовь к стенам госпиталя.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Война! Затеян спор ревнивый
Меж королей, — и бой готов.
Кровь сыновей поит те нивы,
Где не застыла кровь отцов.
Но пусть мы к разрушению пристрастны,
Меч устает; мир сходит на поля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Природу ли винить за грозы?
Идет весна, — ее поем.
Благоухающие розы
В любовь и радость мы вплетем.
Как рабство после воли ни ужасно,
Но будем ждать, надежды всех деля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Есть божество; довольный всем, склоняю
Пред ним без просьб я голову свою.
Вселенной строй спокойно созерцаю,
В ней вижу зло, но лишь добро люблю.
И верит ум мой будущему раю,
Разумных сил предвидя торжество.
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Приют мой прост, бедна моя одежда,
Как друг, верна святая бедность мне;
Но здесь мой сон баюкает надежда —
И лучший пух мне грезится во сне…
Богов земных — другим предоставляю:
Их милость к нам — расчет иль хвастовство.
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Земных владык законами и властью
Не раз играл здесь баловень судьбы.
И вы, божки, игрушкой были счастью,
Пред ним во прах склоняясь, как рабы!
Вы все в пыли. Я ж чист и сохраняю
В борьбе за жизнь покой и удальство.
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Я помню дни, когда в дворцах Победы
У нас цвели искусства южных стран.
Потом на нас обрушилися беды,
И налетел нежданный ураган.
Мороз и снег принес на миг он краю,
Но льда у нас непрочно вещество…
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Угроз ханжи страшна бесчеловечность:
«Конец земле и времени конец!
Пришла пора узнать, что значит вечность…
На Страшный суд восстань и ты, мертвец!
Кто грешен — в ад! Дороги нет уж к раю:
Порок сгубил земное естество…»
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Не может быть! Не верю в гнев небесный!
Всего творец — всему опорой бог!
Он дал любви дар творчества чудесный
И ложный страх рассеять мне помог.
Ко мне — любовь, вино, друзья! Я знаю,
Что вправе жить живое существо!
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
«Куда ты, Павел?» — «В мир несу спасенье.
Нам богом дан закон любви». —
«Апостол, отдохни мгновенье!
Устал ты, ноги все в крови». —
«Нет, нет; я в мир несу спасенье.
Нам богом дан закон любви».
«Куда ты, Павел?» — «Проповедать людям
Весть мира, братства, правоты». —
«Останься с нами; вместе будем
Жить для наук и красоты». —
«Нет; я иду поведать людям
Весть мира, братства, правоты».
«Куда ты, Павел?» — «Со стези неправой
Направить души в путь прямой». —
«Светлей всего дорога славы.
Коль хочешь славы, с нами пой!» —
«Нет; я иду с тропы неправой
Направить души в путь прямой».
«Куда ты, Павел?» — «Благовестье бога
В селенья скудные несу». —
«Страшись! Трудна туда дорога:
В горах злодеи, зверь в лесу». —
«Нет; я благословенье бога
В селенья скудные несу».
«Куда ты, Павел?» — «В города, пороки
Искоренить во всех сердцах». —
«Страшись! насмешки там жестоки,
И много зла кипит в страстях». —
«Нет; я иду туда — пороки
Искоренить во всех сердцах».
«Куда ты, Павел?» — «К бедным и несчастным;
Сказать им: бог один велик!» —
«Ты бич вручишь врагам всевластным,
И сгубит бедных твой язык». —
«Нет; я иду сказать несчастным
И бедным: бог один велик!»
«Куда ты, Павел?» — «На прибрежья моря,
Дрожащих ободрять друзей». —
«Как! ни года, ни труд, ни горе
Не потрясли души твоей?» —
«Нет; я иду к прибрежьям моря,
Дрожащих ободрять друзей».
«Куда ты, Павел?» — «Высказать все прямо
Гнетущим свой народ царям». —
«Страшись! за горстку фимиама
Ты будешь выдан их жрецам». —
«Нет; выскажу я правду прямо
Гнетущим свой народ царям».
«Куда ты, Павел?» — «В суд; свое ученье
Перед судьями возгласить». —
«Смягчи уступкой обвиненье,
Хитрей старайся говорить». —
«Нет; я иду свое ученье
Перед судом провозгласить».
«Куда ты, Павел?» — «Я несу на плаху
Седую голову свою». —
«Лишь слово дай промолвить страху
И старость озлатят твою». —
«Нет, нет; я понесу на плаху
Седую голову свою».
«Куда ты, Павел?» — «В тихой сени рая
По трудном отдохнуть пути». —
«И жизнь и смерть твоя святая
Примером будет нам. Прости!» —
«В небесной, тихой сени рая
По трудном отдохну пути».