Вы не сбылись надежды милой
Благословенные мечты!
Моя краса, мое светило,
Моя желанная, где ты? -
Давно ль очей твоих лазурных
Я любовался тишиной,
И волны дум крутых и бурных
В душе смирялись молодой? Далеко ты; но терпеливо
Моей покорствую судьбе;
Во мне божественное живо
Воспоминанье о тебе…
Так пробужденье сохраняет
Черты пленительного сна,
Так землю блеском осыпает
Небес красавица, луна.
Благодарю тебя за твой подарок милой,
Прими радушный мой привет!
Стихи твои блистают силой
И жаром юношеских лет,
И сладостно звучат, и полны мысли ясной.
О! Пой, пленительный певец,
Лаская чисто и прекрасно
Мечты задумчивых сердец;
И пой, как соловей поет в затишьи сада
Свою весну, свою любовь,
И в пеньи том и вся награда
Ему за пенье, вновь и вновь,
И слушают его, и громко раздается,
И гонит сон от ложа дев,
И так и льется, так и льется
Его серебряный напев.
Мой ангел милый и прекрасной,
Богиня мужественных дум!
Ты занимала сладострастно,
Ты нежила мой юный ум.
Служа тебе, тобою полный,
Не видел я, не слышал я,
Как на пучине бытия
Росли, текли, шумели волны.
Ты мне открыла в тишине
Великий мир уединенья;
Благообразные ко мне
Твои слетали вдохновенья;
Твоей прекрасна красотой,
Твоим величьем величава,
Сама любовь передо мной
Являлась пышная, как слава…
И весело мои мечты,
Тобой водимые, играли,
Тебе стихи мои звучали
Живые, светлые, как ты.
Так разноцветными огнями
Блестит речная глубина,
Когда торжественно мирна,
В одежде, убранной цветами,
По поднебесью ночь идет
И смотрится в лазури вод.
Конрад одевается в латы,
Берет он секиру и щит.
«О рыцарь! о милый! куда ты?»
Девица ему говорит.— Мне время на битву! Назад
Я скоро со славой приеду:
Соседом обижен Конрад,
Но грозно отмстит он соседу! Вот гибельный бой закипел,
Сшибаются, блещут булаты,
И кто-то сразил — и надел
Противника мертвого латы.Спустилась вечерняя мгла.
Милее задумчивой ночи,
Красавица друга ждала,
Потупив лазурные очи.Вдруг сердце забилося в ней —
Пред нею знакомый воитель:
«О рыцарь! о милый! скорей
Меня обними, победитель!»Но рыцарь стоит и молчит.
«О милый! утешься любовью!
Ты страшен, твой панцырь покрыт
Противника дерзкого кровью!»«Но сердцем, как прежде, ты мой!
Оно ли меня разлюбило?
Сложи твои латы и шлем боевой;
Скорее в объятия милой!»Но рыцарь суровый молчит,
Он поднял решетку забрала:
«О боже! Конрад мой убит!»
И дева без жизни упала.
Теперь я в Камби, милый мой!
Для поэтических занятий,
Для жизни дельной и простой
Покинул я хмельных собратий
И цепь неволи городской.
Брожу, задумчивости полный, -
И лес шумит над головой,
И светлые играют волны
И жатвы блещут предо мной!
Здесь муза — нежная подруга
Уединенного досуга —
Под мой отшельнический кров
В прохладе вечера приходит:
Легко потоки дум и слов
Струятся в образы стихов;
Не слышен скорый бег часов —
И луч востока нас находит
В раздолье сладостных трудов!
Здесь миловидная, как роза,
Моя поэзия цветет:
Ей не мешает мир забот,
Ни лень друзей, ни жизни проза.
И ревностно готовлюсь я
В тиши беспечного житья,
Самостоятельно и смело
Свершить возвышенное дело;
Хотя нередко, милый мой,
Раздумья гордого порой,
Мне говорит богиня слова:
«Себя изведай и смирись!
Взгляни, как Федоров Борис
Срамит Бориса Годунова!»
Но что? Кипит душа моя
И жаждет чести Геликона
И «жребий брошен» молвлю я —
И бух на воды Рубикона!
Он прищурился спесиво,
Он глядит через плечо;
Аргамак его ретивой
Разыгрался горячо,
Чует всадникову волю,
И могуч и резвоног,
Мчится с ним по чисту полю:
То-то топот, то-то скок! Это твой скакун удалый,
Это ты, когда-то, мой
Собеседник запоздалый
Там, у жизни молодой,
На приволье просвещенья!..
Ты оставил мирных муз,
И воинские ученья
Полюбил, крутя свой ус.И досуга полковою
В сизых, дымных облаках
Потонув, ты чужд былого,
Пребывающи в мечтах
Про великие награды
Бога копий и мечей;
А потехи и прохлады
И надежды юных дней, Книжный быт и Нины милой
Взоры полные любви, -
Все, что прежде кипятило
Чувства свежие твои,
Ты забыл. А юность наша,
Хороша была она:
Хороша была, как чаша
Искрометного вина! Резвый блеск ее и сладость,
И хвала за то судьбе!
Я воспел друзьям на радость
В украшение себе,
И гульливые бывало
Чтят поэта своего!..
Где ж они? Одних не стало,
А другим не до него! Я ж и ныне, муз поклонник,
Помню молодость мою
И тебе, мой милый конник,
Братски руку подаю!
Будь ты смел перед врагами,
Дорог родине своей,
И геройскими делами
Возростай и просветлей.
Скажи, как жить мне без тебя?
Чем врачеваться мне от скуки?
Любя немецкие науки,
И немцев вовсе не любя,
Кому, собою недовольной
Поверю я мои стихи,
Мечты души небогомольной
И запрещенные грехи?
В стране, где юность странным жаром
Невольной вольности кипит,
Где жизнь идет, а не летит,
Где любят в долг, дарят не даром,
Где редки русские умы,
Где редки искры вдохновенья, -
Где царь и глупость — две чумы —
Еще не портят просвещенья, -
Любили вместе мы делить
Веселой младости досуги
И страсть правительство бранить
За всероссийские недуги.-
Мелькали быстро дни мои:
Я знал не купленное счастье
В раю мечтательной любви
И в идеальном сладострастье;
Но я предвижу, милый мой,
Что скоро сбудется со мной.
Живя одним воспоминаньем,
Я лучших дней не призову, -
И отягчит мою главу
Тоска с несбыточным желаньем.
Мои свободные мечты
И песни музы горделивой
Заменит мне покой сонливой;
И жизни глупой суеты
Меня прельстят утехой лживой, -
И прочь прекрасное! Но ты —
Свидетель милой наготы
Моей поэзии шутливой…
Пускай тебе сии мечты
В веселый час представят живо
Лихие шалости любви…
О! вспомни вольного собрата
И важной дланью дипломата
Моих стихов не изорви!
1— «Зачем изорванный сертук
Ты, милый, надеваешь?»
— Я на комерс иду, мой друг,
А прочее ты знаешь.«На небе тучи — посмотри!
Останься лучше дома!»
— Я пропирую до зари
И не услышу грома.«Какой-то мудрый говорит:
«О люди, прочь от хмеля!»
— Кто наслаждаться не велит,
Тот, верно, пустомеля! Студент большую трубку взял
И юную Лилету
Семь раз взасос поцеловал,
Сказав ей: «Жди к рассвету!»2Студент идет — шумит гроза
И мрак на лике Феба:
Надвинув шапку на глаза,
Студент не видит неба.Илья гремучий четверней
По облакам промчался,
Пожары в небе, дождь рекой —
Студент не испугался.Ему, как милая звезда,
Огонь вдали сияет;
Студент спешит, студент туда.
Где радость достигает.Он сел за стол, в руке стакан,
Он пьет вино, как воду,
Он выпил семь — еще не пьян,
Еще поет свободу.И долго веселился он.
Уж свечки догорели;
Заря взошла. Друзьям поклон:
Пора ему к постели.3Но что же делает она,
Души его супруга?
Ей ночь несносна и длинна
Без молодого друга.Она. лежит — и снится ей
Товарищ сладострастный;
Она кричит: . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .Но вдруг проснется — и печаль
Проснется в деве жадной:
Ей времени пустого жаль,
На друга ей досадно! И вот пришел ее герой,
Разделся, помолился —
Он жаждет радости ночной
И к милой обратился.Ей поцелуй; она легла
С улыбкою довольной:
Студента бодрость ей мила
. . . . . . . . . . . . . .Друзья, пожалуй, мой рассказ
Зовите небылицей,
Но верьте: пьяный во сто раз
Бодрее. . . . . . . . . . . .
Во имя Руси, милый брат,
Твою главу благословляю:
Из края немцев, гор и стад,
Ты возвращен родному краю!
Позор событий наших лет,
Великих сплетней и сует
Тебя не долго позабавил:
Ты их презрел, ты их оставил —
И на добро, на божий свет
Живые помыслы направил.
Любезный гражданин Москвы,
Теперь ни славы заграничной,
Ни росказней молвы столичной,
Ни государственной молвы
Не слушаешь; отцовским Ларам
Твои часы поручены;
Ты пьешь приволье тишины,
Подобно счастливым боярам
Веселонравной старины.
На свежих розах Гименея,
В чело, и очи, и в уста,
То замирая, то краснея,
Тебя лобзает красота.
Кипят, пылают наслажденья,
Их негу верность бережет,
И быстро вечный скороход
Уносит легкие мгновенья!
А я, гуляющий поэт,
У врат святилища науки,
Брожу и жду, пройдут иль нет
Мои томительные скуки?
Блеснет ли вновь передо мной
Звезда любви и вдохновений,
И жажда славы песнопений
В груди забьется молодой,
И благозвучными стихами
Означу сладостные дни?
Напрасно! дни бегут за днями —
И в Лету падают они.
Она прошла — пора златая,
Восторгов пламенных пора!
Владеют мной тщета мирская,
И лень, и грусть, и немчура!
Теперь святому провиденью
Я говорю одну мольбу:
Да не предаст оно забвенью
Мою грядущую судьбу,
Да возвратит мне мир свободы,
Мечты и песни прошлых дней,
Поля, холмы и непогоды,
И небо родины моей!
Тогда, надеждами богатый,
Спеша от лени и забот,
Я посещу твои палаты
На бреге москворецких вод.
Красноречивые рассказы
Про жизнь альпийских пастухов,
Про горы выше облаков
И про любовные проказы
В виду потоков, скал и льдов
Часы летучего досуга
Нам очаруют в тишине;
Моя веселая подруга,
Камена, улыбнется мне,
И песнью лиры вдохновенной
Тебе радушно воспою
Утехи жизни просвещенной
И долю мирную твою!
Я помню вас! Вы неизменно
Блестите в памяти моей —
Звезда тех милых, светлых дней,
Когда гуляка вдохновенный,
И полный свежих чувств и сил,
Я в мир прохлады деревенской,
Весь свой разгул души студентской —
В ваш дом и сад переносил;
Когда прекрасно, достохвально,
Вы угощали нас двоих
Певцов — и был один из них
Сам Пушкин (в оны дни опальный
Пророк свободы), а другой…
Другой был я, его послушник,
Его избранник и подружник,
И собутыльник молодой.
Как хорошо тогда мы жили!
Какой огонь нам в душу лили
Стаканы жженки ромовой!
Ее вы сами сочиняли:
Сладка была она, хмельна,
Ее вы сами разливали
И горячо пилась она!
Стаканы быстро подымались
К веселым юношей устам,
И звонко, звонко целовались,
Сто раз звеня приветы вам.
Другой был я — и мной воспета
Та наша славная гульба!
С тех пор прошли уж многи лета, -
И гонит вашего поэта
Бесчеловечная судьба…
Но вас я помню постоянно,
Но вы блестите бестуманно
В счастливой памяти моей —
Звезда тех милых светлых дней,
Когда меня ласкала радость…
Примите ж ныне мой поклон
За восхитительную сладость
Той жженки пламенной, за звон,
Каким стучали те стаканы
Вам похвалу; за чистый хмель;
Каким в ту пору были полны
У вас мы ровно шесть недель;
Поклон, за то что и поныне,
В моей болезненной кручине,
Я верно, живо помню вас,
И взгляд радушный и огнистый
Победоносных ваших глаз,
И ваши кудри золотисты
На пышных склонах белых плеч
И вашу сладостную речь,
И ваше сладостное пенье
Там у окна, в виду пруда…
Ах! Помню, помню и волненье,
Во мне кипевшее тогда…
… au moindre revers funeste
Le masque tombe, l’homme reste
Et le heros s’evanouit!He называй меня поэтом!
Что было — было, милый мой;
Теперь спасительным обетом,
Хочу проститься я с молвой,
С моей Каменой молодой,
С бутылкой, чаркой, Телеграфом,
С Р. А. канастером, вакштафом
И просвещенной суетой;
Хочу в моем Киммерионе,
В святой семейственной глуши,
Найти счастливый мир души
Родного дружества на лоне!
Не веришь? Знай же: твой певец
Теперь совсем преобразован,
Простыл, смирен, разочарован,
Всему конец, всему конец! Я помню, милый мой, когда-то
Мы веселились за одно,
Любили жизни тароватой
Прохлады, песни и вино;
Я помню, пламенной душою
Ты восхищался, как тогда
Воссиявала надо мною
Надежд возвышенных звезда;
Как рано славою замечен,
В раздолье вольного житья.
Гулял студенчески беспечен.
И с лирой мужествовал я!
Ты поверял мои желанья,
Путеводил моей мечты
Первоначальные созданья,
Мою любовь лелеял ты…
Но где ж она, восторгов сладость.
Моя звезда, печаль и радость,
Мои светлый ангел чистоты?
Предмет поэтов самохвальных,
Благопрославленная мной,
Она теперь, товарищ мой,
Одна, одна в пределах дальных,
Мила афинскою красой…
Прошел, прошел мой сон приятной!
— А мир стихов? — Но мир стихов,
Как все земное, коловратной
Наскучил мне и нездоров!
Его покину я подавно:
Недаром прежний доброхот
Моей богини своенравной
Середь Москвы перводержавной
Меня бранил во весь народ,
И возгласил правдиво-смело,
Что муза юности моей
Скучна, блудлива: то и дело
Поет вино, табак, друзей;
Свое, чужое повторяет;
Разнообразна лишь в словах
И мерной прозой восклицает
О выписных профессорах!
Помилуй бог, его я трушу!
Отворотил он навсегда
От вдохновенного труда
Мою заносчивую душу!
Дерзну ли снова я играть
Богов священными дарами?
Кто осенит меня хвалами?
Стихи — куда их мне девать?
Везде им горькая судьбина!
Теперь, ведь, будут тяжелы
Они заплечью Славянина
И крыльям Северной пчелы.
— Что ж? В Белокаменную с богом! —
В Московский Вестник? — Трудно, брат,
Он выступает в чине строгом,
Разборчив, горд, аристократ:
Так и приязнь ему не в лад
Со мной, парнасским демагогом.
— Ну в Афеней? — Что Афеней?
Журнал мудрено-философский,
Отступник Пушкина, злодей,
Благонамеренный московский.Что же делать мне, товарищ мой?
Итак — в пустыню удаляюсь,
В проказах жизни удалой
Я сознаюсь, сердечно каюсь,
Не возвращуся к ним. И вот
Моей надежды перемена,
Моей судьбы переворот!
Прощай же, русская Камена,
И здравствуй, милая моя!
Расти, цвети! Желаю я:
Да буйный дух высокомерья
Твоих поклонников бежит;
Да благо родины острит
Их злравосмыслящие перья;
Да утвердишь ты правый суд;
Да с Норда, Юга и Востока,
Отвсюду, быстротой потока,
К тебе сокровища текут:
Да сядешь ты с величьем мирным
На свой могущественный трон —
И будет красен твой виссон
Разнообразием всемирным!!!Но только наступит несчастье, спадает маска,
человек сдается, но исчезает герой.
Дм. Ник. Свербееву
Дай напишу я сказку! Нынче мода
На этот род поэзии у нас.
И грех ли взять у своего народа
Полузабытый небольшой рассказ?
Нельзя ль его немного поисправить
И сделать ловким, милым; как-нибудь
Обстричь, переодеть, переобуть
И на Парнас торжественно поставить?
Грех не велик, да не велик и труд!
Но ведь поэт быть должен человеком
Несвоенравным, чтоб не рознить с веком:
Он так же пой, как прочие поют!
Не то его накажут справедливо:
Подобно сфинксу, век пожрет его;
Зачем, дескать, беспутник горделивый,
Не разгадал он духа моего! —
И вечное, тяжелое забвенье…
Уф! не хочу! Скорее соглашусь
Не пить вина, в котором вдохновенье,
И не влюбляться. — Я хочу, чтоб Русь,
Святая Русь, мои стихи читала
И сберегла на много, много лет;
Чтобы сама история сказала,
Что я презнаменитейший поэт.
Какую ж сказку? Выберу смиренно
Не из таких, где грозная вражда
Царей и царств, и гром, и крик военный,
И рушатся престолы, города;
Возьму попроще, где б я беззаботно
Предаться мог фантазии моей,
И было б нам спокойно и вольготно,
Как соловью в тени густых ветвей.
Ну, милая! гуляй же, будь как дома,
Свободна будь, не бойся никого;
От критики не будет нам погрома:
Народность ей приятнее всего!
Когда-то мы недурно воспевали
Прелестниц, дружбу, молодость; давно
Те дни прошли; но в этом нет печали,
И это нас тревожить не должно!
Где жизнь, там и поэзия! Не так ли?
Таков закон природы. Мы найдем
Что петь нам: силы наши не иссякли,
И, право, мы едва ли упадем,
Какую бы ни выбрали дорогу;
Робеть не надо — главное же в том,
Чтоб знать себя — и бодро понемногу
Вперед, вперед! — Теперь же и начнем.
Жил-был король; предание забыло
Об имени и прозвище его;
Имел он дочь. Владение же было
Лесистое у короля того.
Король был человек миролюбивый,
И долго жил в своей глуши лесной
И весело, и тихо, и счастливо,
И был доволен этакой судьбой;
Но вот беда: неведомо откуда
Вдруг проявился дикий вепрь, и стал
Шалить в лесах, и много делал худа;
Проезжих и прохожих пожирал,
Безлюдели торговые дороги,
Всe вздорожало; противу него
Король тогда же принял меры строги,
Но не было в них пользы ничего:
Вотще в лесах зык рога раздавался,
И лаял пес, и бухало ружье;
Свирепый зверь, казалось, посмевался
Придворным ловчим, продолжал свое,
И наконец встревожил он ужасно
Всe королевство; даже в городах,
На площадях, на улицах опасно;
Повсюду плач, уныние и страх.
Вот, чтоб окончить вепревы проказы
И чтоб людей осмелить на него,
Король послал окружные указы
Во все места владенья своего
И объявил: что, кто вепря погубит,
Тому счастливцу даст он дочь свою
В замужество — королевну Илию,
Кто б ни был он, а зятя сам полюбит,
Как сына. Королевна же была,
Как говорят поэты, диво мира:
Кровь с молоком, румяна и бела,
У ней глаза — два светлые сапфира,
Улыбка слаще меда и вина,
Чело как радость, груди молодые
И полные, и кудри золотые,
И сверх того красавица умна.
В нее влюблялись юноши душевно;
Ее прозвали кто своей звездой,
Кто идеалом, девой неземной,
Все вообще — прекрасной королевной.
Отец ее лелеял и хранил
И жениха ей выжидал такого
Царевича, красавца молодого,
Чтоб он ее вполне достоин был.
Но королевству гибелью грозил
Ужасный вепрь, и мы уже читали
Указ, каким в своей большой печали
Король судьбу дочернину решил.
Указ его усердно принят был:
Со всех сторон стрелки и собачеи
Пустилися на дикого вепря:
Яснеет ли, темнеет ли заря,
И днем и ночью хлопают фузеи,
Собаки лают и рога ревут;
Ловцы кричат, и свищут, и храбрятся,
Крутят усы, атукают, бранятся,
И хвастают, и ерофеич пьют;
А нет им счастья. — Месяц гарцевали
В отъезжем поле, здесь и тут и там,
Лугов и нив довольно потоптали
И разошлись угрюмо по домам —
Опохмеляться. Вепрь не унимался.
Но вот судьба: шел по лесу пастух,
И невзначай с тем зверем повстречался;
Сначала он весьма перепугался
И побежал от зверя во весь дух;
«Но ведь мой бег не то, что бег звериный!» —
Подумал он и поскорее взлез
На дерево, которое вершиной
Кудрявою касалося небес
И виноград пурпурными кистями
Зелены ветви пышно обвивал.
Озлился вепрь — и дерево клыками
Ну подрывать, и крепкий ствол дрожал.
Пастух смутился: «Ежели подроет
Он дерево, что делать мне тогда?»
И пастуха мысль эта беспокоит:
С ним лишь топор, а с топором куда
Против вепря! Постой же. Ухитрился
Пастух, и начал спелы ветви рвать,
И с дерева на зверя их бросать,
И ждал, что будет? Что же? Соблазнился
Свирепый зверь — стал кушать виноград,
И столько он покушал винограду,
Что с ног свалился, пьяный до упаду,
Да и заснул. — Пастух сердечно рад,
И мигом он оправился от страха
И с дерева на землю соскочил,
Занес топор и с одного размаха
Он шеищу вепрю перерубил.
И в тот же день он во дворец явился
И притащил убитого вепря
С собой. Король победе удивился
И пастуха ласкал, благодаря
За подвиг. С ним разделался правдиво,
Не отперся от слова своего,
И дочь свою он выдал за него,
И молодые зажили счастливо.
Старик был нежен к зятю своему
И королевство отказал ему.
Готова сказка! Весел я, спокоен.
Иди же в свет, любезная моя!
Я чувствую, что я теперь достоин
Его похвал и что бессмертен я.
Я совершил нешуточное дело,
Покуда и довольно. Я могу
Поотдохнуть и полениться смело,
И на Парнасе долго ни гу-гу!