Когда бы всё, что нам хотелось,
вершилось в жизни без труда,
с лица земли исчезла б смелость,
которой брали города.
И если б горькие ошибки
не жгли
нам руки и умы,
считали б чистые улыбки
всего лишь вежливостью мы.
А я за то, чтоб в жизни встретить
и неудачу, и грозу,
улыбку вовремя заметить,
припрятать вовремя слезу.
Чтобы на каждом повороте
тревожный
красный
свет не гас.
Чтобы и в жизни, и в работе
судьба не баловала нас.
Н.В.КотелевскойВот и август уже за плечами.
Стынет Волга. Свежеют ветра.
Это тихой и светлой печали,
это наших раздумий пора.Август.
Озими чистые всходы
и садов наливные цвета…
Вдруг впервые почувствуешь годы
и решаешь, что жизнь прожита.Август.
С нами прощаются птицы.
но ведь кто-то придумал не зря,
что за августом в окна стучится
золотая пора сентября.С ярким празднеством
бабьего лета,
с неотступною верой в груди
в то, что лучшая песня не спета
и что жизнь всё равно впереди.
Тёмный пасмурный день,
ясный день голубой —
каждый день человек
недоволен собой. Сеет хлеб.
Изменяет течение рек.
И опять — недоволен
собой человек. У него за плечами
огни, города.
Всё равно нет покоя
человеку труда! Он работал. Устал.
Он отходит ко сну
и решает: — С утра
по-другому начну. Я у жизни ещё
в неоплатном долгу,
я ещё не такое
на свете могу! …Жизнь меня наградила
счастливой судьбой:
я живу, каждый день
недовольна собой. Если счастлива я,
если чем-то горда, —
тем, что нет мне покоя
нигде, никогда, что я тоже в долгу
у снегов, у дождей,
у хороших, собой
недовольных людей.
И зимой, и осенью, и летом,
и сегодня так же, как вчера,
к бабе Тоне ходят за советом
женщины огромного двора. Я у ней бываю зачастую.
Сяду тихо, прислонюсь к стене.
И она хорошую, простую
жизнь свою рассказывает мне. …Далека деревня Песковатка,
вся как есть засыпана песком.
Дом родной — забота да нехватка,
замуж выходила босиком. Всю-то жизнь трудилась, хлопотала,
каждый день — с рассвета дотемна.
И на всех любви её хватало,
обо всём заботилась она. Баба Тоня… Это не она ли
по ночам, когда ребята спят,
раскроив куски диагонали,
шила гимнастёрки для солдат? Не её ли тёплые ладони
возрождали город Сталинград?
«Антонин Михална!», «Баба Тоня…»
Это не о ней ли говорят? На экранах, в книгах и на сцене —
знаменитых женщин имена.
Только кто заметит и оценит
то, что в жизни сделала она? Шьёт внучатам кофточки из байки,
моет пол да стряпает обед…
Тихая судьба домохозяйки,
ничего особенного нет.
Бывают в жизни глупые обиды:
не спишь из-за какой-то чепухи.
Ко мне пришёл
довольно скромный с виду
парнишка,
сочиняющий стихи.Он мне сказал,
должно быть, для порядка,
что глубока поэзия моя.
И тут же сразу
вытащил тетрадку —
свои стихи о сути бытия.Его рука рубила воздух резко,
дрожал басок, срываясь на верхах.
Но, кроме расторопности и треска,
я ничего не видела в стихах.В ответ парнишка, позабыв при этом,
как «глубока» поэзия моя,
сказал, что много развелось поэтов,
и настоящих,
и таких, как я.Он мне сказал, —
хоть верьте, хоть не верьте, —
что весь мой труд —
артель «Напрасный труд»,
а строчки не дотянут до бессмертья,
на полпути к бессмертию умрут.Мы все бываем в юности жестоки,
изруганные кем-то в первый раз.
Но пусть неумирающие строки
большое Время выберет без нас.А для меня
гораздо больше значит,
когда, над строчкой голову склоня,
хоть кто-то вздрогнет,
кто-нибудь заплачет
и кто-то скажет:
— Это про меня.
Уже он в травах, по-степному колких,
уже над ними трудятся шмели,
уже его остывшие осколки
по всей земле туристы развезли. И всё идет по всем законам мира.
Но каждый год, едва сойдут снега,
из-под его земли выходит мина —
последний, дальний замысел врага. Она лежит на высохшей тропинке,
молчит, и ждёт, и думает своё.
И тонкие отважные травинки
на белый свет глядят из-под неё. По ней снуют кузнечики и мушки,
на ней лежат сережки тополей,
и ржавчины железные веснушки
её пытались сделать веселей. Она жадна, тупа и узколоба.
И ей не стать добрее и земней.
Её нечеловеческая злоба
так много лет
накапливалась в ней. Добро и зло кипят, не остывая.
Со смертью жизнь сражается века.
И к мине прикасается живая,
от ненависти нежная рука. Потом ударит гром над степью чистой —
и отзовётся эхо с высоты.
И на кургане шумные туристы,
взглянув на небо, вытащат зонты. Они пойдут по этой же тропинке
и даже не заметят возле ног
усталые дрожащие травинки
и след тяжелых кованых сапог. Пускай себе идут спокойно мимо!
Пускай сияет солнце в синеве!
Ведь жизнь — есть жизнь.
И все солдаты мира
и молоды,
и бродят по траве.