Ну вас совсем, надоевшие мне фолианты,
Тациты, Канты, Виргилии, Данты и Бокли!
Яркие мысли блистают на вас! Бриллианты!
Их не признать, не заметить над вами я мог ли?
Только — довольно! Прочь copul'и, прочь aorиst'ы!
Милая ждет. Дождик только что лил, и без схемы
Все окропил. Знаю: капли дождя не софисты,
Ежели блещут — не лгут и горят без системы.
Ох, уж системы, системы — как вы надоели!
Что ж, и с чего я начну забывать, дорогая,
Милая, ты меня просишь,
Чтобы тебя посвящать
В тайны той темной науки,
Что я хотел изучать!
Слушай: какой-то философ,
Видно — большой лежебок,
Много поставил вопросов,
Ну и скончался в свой срок.
Я лежу себе на гробовой плите,
Я смотрю, как ходят тучи в высоте,
Как под ними быстро ласточки летят
И на солнце ярко крыльями блестят.
Я смотрю, как в ясном небе надо мной
Обнимается зеленый клен с сосной,
Как рисуется по дымке облаков
Подвижной узор причудливых листов.
Я смотрю, как тени длинные растут,
Как по небу тихо сумерки плывут,
Ночь, блеска полная… Заснувшие пруды
В листах кувшинчиков и в зелени осоки
Лежат, как зеркала, безмолвствуя цветут,
И пахнут сыростью, и кажутся глубоки.
И тот же ярких звезд рисунок в небесах,
Что мне на родине являлся в дни былые;
Уснули табуны на скошенных лугах,
И блещут здесь и там огни сторожевые.
Я здесь, в своих полях. Счастливая судьба
Меня над бездной вод щадила и ласкала,
И «в море сущего» далекого раба
Молитва чья-нибудь в путях оберегала.
Я невридим и жив. Вхожу под милый кров
По ветхим ступеням, скрипящим под ногами,
С душой, не павшею под бурею годов,
И сыслью тяжкою, воспитанной годами, —
Вхожу, задумавшись, с морщиной на челе,
Средь полной тишины, царящей на селе.