Любви цветок необычайный,
Зачем так рано ты поблек!
Твое рожденье было тайной,
Любви цветок необычайный,
Ты мне блеснул мечтой случайной,
И я, как прежде, одинок.
Любви цветок необычайный,
Зачем так рано ты поблек!
Воздушность. Несколько цветков,
Знакомых, полевых,
Из тайных, в сердце, родников
На волю манят стих.
Цветок склоняется к цветку,
И стебель к травке льнет.
— Куда тебя я завлеку? —
Цветок цветку поет.
О, сердце, только ты поймешь
Безмолвный разговор.
Куда меня ты увлечешь?
В неволю? На простор?
Цветок, цветок, ты весь — глазок,
Ты весь — красивый глаз.
А мы глядим и вечно спим,
И видит ли кто нас?
Цветок, цветок, ты весь — есть слух,
Ты весь — любовь, уста,
Ты — нежность губ, ты — мысль, ты — дух.
А нам — лишь темнота?
Цветок в росе, ты — нежный глаз,
Твою росу мы пьем.
А наших глаз немой алмаз
Сберет ли кто потом?
Краса цветка нерукодельная,
Весь цвет свой Богу отдает,
И для пчелы, как чаша цельная,
Хранит в себе душистый мед.
Среди смарагдов, что качаются
Полдневным Солнцем горяча.
В лугах, где мысль и мысль встречаются,
Горит цветочная свеча.
Когда же Ночь подходит черная,
И звезды высыпят, спеша,
Им ладан льет нерукотворная
Себя отдавшая душа.
Графине Е. В. Kpейц.
В твои глаза взглянувши, я понял в тот же миг,
Что ты цветок воздушный и сладостный родник.
В твоей душе так много прозрачных светлых вод,
И над водой зеркальной цветок-мечта живет.
Весь белый, белый, белый, он лишь в себя влюблен.
Его восторг воздушный ни с кем не разделен.
Но я люблю воздушность и белые цветы.
Прекрасная! Запомни, что мне желанна ты!
М-е Я***.
Я нашел в лесу цветок,
Он такой был легкий, нежный,
И рукой моей небрежной
Сломан тонкий стебелек.
Много я сорвал цветов,
И ликующих и бледных,
В этих чащах заповедных,
Далеко от городов.
Но упрямая душа
Говорит, что лишь вначале,
В утро, чуждое печали,
Радость счастья хороша.
И воздушный тот цветок
Я во всех своих скитаньях,
В наслажденьях, и в страданьях,
Позабыть никак не мог.
Радостность ласки моей
Полною чашей испей.
Ласковость светлой любви
Сердцем сполна позови.
Каждый весенний цветок
В миг свой — лишь скрытый намек.
В миг свой — он дышит полней,
Влагу приняв до корней.
Каждый весенний цветок
В миг свой — пахуч и глубок,
Взявши в себя полноту: —
Солнце, росу, и мечту.
Твой нежный смех был сказкою изменчивою,
Он звал, как в сон зовет свирельный звон.
И вот венком, стихом тебя увенчиваю,
Уйдем, бежим, вдвоем, на горный склон.
Но где же ты? Лишь звон вершин позванивает.
Цветку цветок средь дня зажег свечу.
И чей-то смех все в глубь меня заманивает.
Пою, ищу, «Ау! ау!» кричу.
Тропический цветок, багряно-пышный арум!
Твои цветы горят ликующим пожаром.
Твои листы грозят, нельзя их позабыть,
Как копья, чья судьба — орудьем смерти быть.
Цветок — чудовище, надменный и злоокий,
С недобрым пламенем, с двуцветной поволокой.
Снаружи блещущий сиянием зари,
Светло-пурпуровой, — и черною внутри.
Губительный цветок, непобедимый арум,
Я предан всей душой твоим могучим чарам.
Я знаю, что́ они так пышно мне сулят:
С любовным праздником в них дышит жгучий яд.
Сад мой сад, таинственный,
Свет живой воды,
Между звезд единственный,
Рдяные плоды.
Кто-то Светлый ходит в нем,
Нежит лепестки,
Кто-то Стройный бродит в нем,
Сном поит цветки.
Зыбкою дремотою
Радует траву,
Тонкой позолотою
Пестит он листву.
Божьими он дочками
Синь-цветки зовет,
С белыми цветочками
Водит хоровод.
Нежное, чудесное
Вводит он в мечты,
В Царствие Небесное
Все глядят цветы.
Теплые росы легли по цветам.
Полночь, июньской зарей окаймленная,
В каждом цветке притаилась влюбленная.
Здесь золотое есть синее там.
Ты шевельнула слегка лепестки.
Лаской нетронута, ласки хотящая,
Очи закрыты, проходишь ты спящая,
Возле теченья великой реки.
Я тебя вызвал, добросив лучи.
Я прикоснулся до тайны застенчивой.
Будь же со мной как цветок неизменчивый,
К нашему счастью со мною ключи.
Паук разметил паутинки, а мысль идет по ним до Бога,
Сплетя дрожанья тонких радуг в узоры вечного чертога.
Цветок цветет, чтоб светлой пылью в другом цветке скользнуть любовью,
Пчела же мед создаст из пыли, себя увив цветочной новью.
Случайный вздох ветров бродячих, мгновенный свет снежинки белой,
То путь мечты, свой миг вкусившей, и к бегу в Вечность — осмелелой.
Теплыя росы легли по цветам.
Полночь, июньской зарей окаймленная,
В каждом цветке притаилась влюбленная.
Здесь золотое есть синее там.
Ты шевельнула слегка лепестки.
Лаской нетронута, ласки хотящая,
Очи закрыты, проходишь ты спящая,
Возле теченья великой реки.
Я тебя вызвал, добросив лучи.
Я прикоснулся до тайны застенчивой.
Будь же со мной как цветок неизменчивый,
К нашему счастью со мною ключи.
Луна золотая, как щит золотой,
Луна золотая, как риза из злата,
В пределах Востока горит над водой,
Превыше последних мерцаний Заката.
Медвяные росы растут.
Медвянка! Приди же! — Я тут.
Цветок золотой, как Луна золотая,
Цветок золотой, как кружок золотой,
Тебе принесла я, он дышит, блистая,
И сны, расцветая, плывут чередой.
— Медвянка! Медвянка! О, кто ты?
— Я та, кем восполнены соты.
Человек на Земле
Как трава растет.
Зачинаясь во мгле,
Утра ясного ждет.
За селом возрастет,
И цветком расцветет,
А в селе —
Воск и мед.
Почему же светла
Божья служба в ночи?
Потому что жила
Здесь трава, и пила
Божий дождь и лучи.
Почему же была
Свадьба душ весела,
Обошел мед кругом?
Потому что пчела
Над травою была,
В брак вошла
Со цветком.
Ведя как бы расплавленным металлом,
Хочу в стихе я вывести узор.
Есть зверь-цветок, зовущийся кораллом.
Цветок с цветком, поет безгласный хор.
Они ростут согласными чертами,
Слагая титанический собор.
На кратере потопшем, чередами,
В столетиях свою свивая цепь,
Восходят звери мерными рядами.
Их мысль, и хоть, и сон, и явь, и лепь
Сцепляются. Их белые скелеты
Лазурь волны преображают в степь.
В лагунах изумрудом млеют светы.
Еще усилье тысячи цветков,
И остров встал, кораллом Солнцу спетый.
Твердыня встала круглых островков,
В их круге тишь зеркальная лагуны,
Псалом, зверями вылепленных, слов.
А Океан кругом рождает струны,
Бросая волны сонмами лавин.
Изваян перстень, вложены в нем руны.
В морях миров ход творчества един.
Я взглянул, я с высокой взглянул высоты,
Но меня не заметила ты.
Я далеко, на взгорьи пустынном, стоял,
Твой цветок жизнеюный был — аль.
Я взглянул, из глубокой взглянул глубины,
Ты была на свиданьях Весны.
До свиданий дойти я не мог, не хотел,
Твой цветок был — загадочно-бел.
Я взглянул, я с тобою стоял наравне,
Над затоном, с тоской о Весне,
И прильнув к лепесткам, целовал я цветы,
Но меня не увидела ты.
А теперь — а теперь я узнал два цветка,
В них сверкают любовь и тоска.
Я как в сказке заснул, с пленной птицей в груди.
Пусть поет. Подожди. Не буди.
Цветок есть расцветшее пламя, Человек — говорящий
огонь,
Движение мысли есть радость всемирных и вечных
погонь.
И взглянем ли мы на созвездья, расслышим ли
говоры струй,
Мы знаем, не знать мы не можем, что это один
поцелуй.
И струн ли рукой мы коснемся, чтоб сделать
певучим наш пир,
Мы песней своей отзовемся на песню, чье имя есть
Мир.
И кто бы ты ни был, напрасно — цветка ль,
Человека ль — не тронь: —
Цветок есть расцветшее пламя, Человек — говорящий
огонь.
Aиrе у flor…
Цветок, и воздух, смущенный эхом,
То полный плачем, то полный смехом.
Цветок нарцисса, и звук заветный,
Ответом вставший, но безответный,
Над глубью водной, мертво-зеркальной,
Бесплодно стынет цветок печальный,
Своим обманут прекрасным ликом,
Не внемля внешним мольбам и крикам.
А звук заветный, хотя и внешний,
Навек пронизан тоской нездешней,
Ревнует, молит, грозит, пророчит,
И вот рыдает, и вот хохочет.
Но нет слиянья для двух прекрасных,
Мы розно стынем в терзаньях страстных.
И гаснут звуки, и ясны воды
В бездушном царстве глухой Природы.
Цветок с цветком, цветы поют цветам,
Всей силой посылаемых дыханий,
Струей пыльцы, игрой Восточных тканей,
Приди, любовь, я все тебе отдам.
И слышно здесь, как пламенеет там,
За гранями, кадильница сгораний,
Жасмины, розы, головни гераней,
Пожары, посвященные звезда́м.
Пока на дне небес проходят токи,
Певучие ряды, к звезде звезда,
Влюбилась в берег здешняя вода.
Два облика. Они зеленооки.
И слышен вздох: «Тобою счастлив я».
И вторит нежный вздох: «Твоя. Твоя».
Я спускаю стрелу, закатилась Луна,
Я спускаю стрелу, чаша Солнца темна,
Я спускаю стрелу, звезды дымно горят,
Задрожали, глядят, меж собой говорят.
Я не звезды стрелой поразил, поразил,
И не Солнце с Луной я стрелою пронзил.
Все в цветок мои стрелы вонзились, горят,
Я сердечный цветок поразил через взгляд.
Я стрелу за стрелою до сердца продлю,
Выходи же, душа, той, кого я люблю,
Приходи и приляг на подушку мою,
Я стрелою, душа, я стрелой достаю.
Обрывок ткани, кровью напоенный,
Пронизанный играющим огнем,
Расцвел в кусте. И задержался в нем
Неспетый вспев души, в любовь влюбленной.
Прицветником кровавым окаймленный,
Внутри — цветок, как малый водоем,
Где влага — злато. Он насыщен днем,
Он спаян Солнцем в перстень снов зажженный.
Цветок Теноктитлана давних дней,
Цветной костер Египта и Алжира,
Беседка лепестковая огней.
Кто был в любви, тот будет вечно в ней.
Я бросил сердце в это пламя мира,
И вижу взлет горящих ступеней.
Ветер буен пролетал,
По листочкам трепетал.
Я же, весела,
В глубь по саду шла.
Ветер буен в цветик ал
Закрутился, в нем запал.
Колдовал цветок,
Мне и невдомек.
В сердце дума весела,
И без думы я была.
Подошла к цветку,
К нежну лепестку.
Приоткрылся цветик ал,
Прямо в сердце мне дышал.
Мил мне ал цветок,
Милый уголек.
Наклонилась я к нему,
Пошатнулась, не пойму.
Словно ветерок
Закружил листок.
Прикоснулась я к цветку,
Чую сладкую тоску.
Нравится мне цвет.
Рвать его иль нет?
Буен ветер восставал,
Многоструен овевал.
Больше нету сил,
С ног меня свалил.
Закружилась голова,
Я лежу, едва жива.
Ветер — враг? Иль нет,
Верно, алый цвет?
Высокая и стройная, с глазами
Раскольницы, что выросла в лесах,
В зрачках отображен не Божий страх,
А истовость, что подобает в храме.
Ты хочешь окружить ее словами?
Пленяй. Но только, если нет в словах
Велений сердца, в них увидит прах.
Цветок же вмиг заметит меж листками.
И подойдет. Неспешною рукой
Сорвет его и любоваться станет.
Быть может, тот цветок тебе протянет.
Несмущена колдующей тоской,
Свет примет и улыбкой не обманет.
Но в этом сердце светит свет — другой.
Мне нравились веселыя качели,
Пчела, с цветка летящая к цветкам,
Весенний смех и пляс и шум и гам,
Хмель Солнца и созвездий в юном теле.
Но чащи, золотея, поредели.
Мне нравится молчащий гулко храм,
А в музыке, бегущей по струнам,
Глубокие тона виолончели.
Как много убедительности в том,
Что̀ говорят играющия струны:—
Не юноши, а мы с тобой здесь юны.
Свирель журчит, слабея, за холмом,
А к нам идут колдующия луны,
И мед густой есть в улье вековом.
Мне нравились веселые качели,
Пчела, с цветка летящая к цветкам,
Весенний смех и пляс и шум и гам,
Хмель Солнца и созвездий в юном теле.
Но чащи, золотея, поредели.
Мне нравится молчащий гулко храм,
А в музыке, бегущей по струнам,
Глубокие тона виолончели.
Как много убедительности в том,
Что говорят играющие струны:
Не юноши, а мы с тобой здесь юны.
Свирель журчит, слабея, за холмом,
А к нам идут колдующие луны,
И мед густой есть в улье вековом.
Чтобы всегда мечте она светила,
Соткал я ткань ей из лучей Луны,
Сорвал цветок с опасной крутизны,
И он, курясь, служил ей как кадило.
Когда в Луне еще взрастала сила,
И с ней взрастал разбег морской волны,
Из пены сплел я нежность пелены,
Она ее как перевязь носила.
Когда ж растаял этот поясок,
Вольнее стали падать складки платья,
Столь сделалось естественным обятье, —
Как до цветка прильнувший мотылек.
Что дальше, вам хотел бы рассказать я,
Но не велит она сгущать намек.
Крылом старинный ворон веял
На черноту твоих волос,
Твои тихий взор в себе взлелеял
Обрывок тучи дальних гроз.
Я подошел к тебе без слова,
От сердца к сердцу был магнит,
И чувства древняя основа
В душе мгновенно говорит.
Влиянье всех неисчислимых
Веков, что где-то жили мы,
Как пламень, проглянувший в дымах,
Пронзило в сердце скрепу тьмы.
Я знал, волнуясь и волнуя,
Я знал, бледнея и любя,
Что неизбежность поцелуя
Желанной будет для тебя.
Взошла Луна, светясь медвяно,
Дышала долгим гулом мгла,
И чаша черного тюльпана
Раскрытой страстью расцвела.
Вся в венцах седьмигранных, просияла Сион-Гора.
В торжествах необманных мы сошлись, мы сошлись. Пора.
Живогласные трубы нам поют о живом цветке.
И румяные губы говорят о Сладим-Реке.
Воссияли зарницы, и до молний громов дошли.
Восплескалися птицы, и запели, поют вдали.
Уж вдали или близко, не узнать. Может тут, в крови.
И высоко и низко перелет обоймет. Лови.
В вертограде веселом перелетом цветок цветет.
И, подобные пчелам, мы рождаем по капле мед.
В вертограде цветущем мы с толпою летим вдвоем.
И на вихре поющем мы несомы — и мир несем.
То два венка, то два цветка, округлые венцы —
Две груди юные ее, их нежные концы.
На каждой груди молодой, тот кончик — цвет цветка,
Те два цветка, те два венка достойны жить века.
И так как бег столетий нам Искусством только дан,
И так как блеск столетий дан тому, кто чувством пьян, —
Тебя я замыкаю в стих, певучая моя,
Двух зорь касаясь молодых, их расцвечаю я.
И каждый кончик лепестка, мой поцелуй приняв,
Нежнее в цвете заревом, как свет расцветших трав.
И безупречный алебастр девических грудей
То две лампады светят мне на празднестве страстей.
Как кость слоновая — живот, и, торжество стиха,
Уводит грезу нежный грот, укрытый дымкой мха.
Отчего душа болит, а уму не говорит?
Я люблю. Я люблю.
Отчего огонь в крови, хоть зови, хоть не зови?
Я люблю. Я люблю.
Отчего на Небесах звезды ясные в венцах?
Я люблю. Я люблю.
Отчего из темноты дышат пьяные цветы?
Я люблю. Я люблю.
Отчего в журчаньи струй так и бьется поцелуй?
Я люблю. Я люблю.
Отчего к цветку цветок посылает лепесток?
Я люблю. Я люблю.
Отчего в твоих глазах и желание и страх?
Я люблю. Я люблю.
Отчего ж ты, отчего не у сердца моего?
Я люблю. Я люблю.
Я только знал, в те дни, в те дни единственные,
Когда был юн, я знал лишь звоны струн,
Лишь орлий крик, огни, и сны таинственные,
Поцеловать, и вбросить в девять лун.
Найдя цветок, сорвать его с медлительностью,
Чтоб взять слегка с цветка цветочный сок,
И вдруг уйти, пленивши ослепительностью,
Чтоб жил в другом намек, всегда намек.
И в чем была та сила-чаровательница,
Что мне дала такой изведать путь?
Не знаю, нет. Привет тебе, ласкательница,
Ты пела мне: Заставь их всех уснуть.
Баюкал я своими колыбельностями,
Качал мечту, качели хороши.
Из грезы — жизнь, с обрывками и с цельностями,
«Баю» любви, к душе «баю» души.
Испанская поговорка.
О, цветы красоты! Вы с какой высоты?
В вас неясная страстная чара.
Пышный зал заблистал, и ликуют мечты,
И воздушная кружится пара.
«— Не живи как цветок. Он живет краткий срок,
От утра и до вечера только.
Так прожить — много ль жить? Жизнь его лишь намек.
О, красивая нежная полька!»
«— Лишь намек, говоришь. Но и сам ты горишь,
Закружил ты свой бешеный танец.
Ты минуту живешь, и ты ложь мне твердишь,
На минуту влюбленный испанец.
Я живу как цветок, я дневной мотылек,
Я красивая нежная полька.
Я хоть час, но живу, и глубок мой намек,
Ты мгновение кружишься только!»
«— Что́ мгновенье и час для тебя и для нас, —
Раз цветок, для чего ж ты считаешь?
Ты цвети и гори. Если ж вечер погас,
Говори, что как тучка растаешь.
О, живи как цветок! Мне отдай свой намек.
Мы продлим наш ликующий танец.
Не ропщи, трепещи, золотой мотылек,
Я безумно-влюбленный испанец!»
О, страдатели, насаждатели, о, садовники сих садов,
С разнородными вам породами бой готовится, бой готов.
Чуть посеете семя светлое, семя темное тут как тут,
Чуть посадите стебель крепкий вы, травы цепкие здесь растут.
Чуть посадите цвет небесный вы, голубой цветок, и как снег,
Чуть посадите нежно-алый цвет, слышен тихий шаг, слышен бег.
Над цветком — часы и толпы минут, вот подкралися, вот бегут,
Стерегите их, а не то они всех не бережных стерегут.
И когда впадут во внимание, в них воздушный звон, нежный цвет,
И когда впадут в невнимание, это — вороны, свита бед.
Созидатели, насаждатели, вы, садовники сих садов,
Цепки травы — прочь, и глядите в Ночь, тьмы минут — дадут вам цветов.
На самом крае света,
Где красный пламень, Солнце,
Из синей Бездны всходит,
Как утренний цветок, —
Есть терем златоверхий,
На нем четыре башни,
На башне по оконцу,
У каждой есть глазок.
Одно оконце красно,
Как красная калина,
Другое голубое,
Как утром небеса,
И третье белоснежно,
Как самый белый бархат,
Четвертое златое,
Как осенью леса.
И под оконцем белым
Есть пташка первозимья,
Снегирь там красногрудый,
Он оттепель зовет.
И над оконцем синим
Там жаворонок звонкий,
Пред золотым — синица,
А в красном — кровь течет.
В том красном — все чудно́е,
Петух поет про утро,
Огонь поет про счастье,
Придет, мол, в должный срок.
И из того оконца
Пожаром рвутся птицы,
И Солнце, пламень красный,
Возносит свой цветок.