Когда мы тихими часами
С тобою говорим вдвоем,
Тебя я вижу над ручьем,
Ты лань с безумными глазами,
И мне хотелось бы сквозь мглу
Пустить проворную стрелу,
Чтоб не убить, о, только ранить,
И рану излечить скорей
Всей страстной нежностью своей.
И лаской эту лань туманить.
Сонет
В тиши, журча, спешит, бежит ручей;
Среди камней меняя трудный путь,
Он то молчит, то вновь звучит звончей,
К немой скале кидается на грудь.
Но до нее не в силах доплеснуть,
Спешит блеснуть в сиянии лучей,
И пенится, не может отдохнуть,
Печален звонкий плач его речей.
Печальней, чем скитание ручья,
Моя любовь к тебе, любовь моя:
Со мною ты не делишь трудный путь,
Безмолвно внемлешь плачу моему,
И я один иду и в свет, и в тьму, —
Мне счастья нет, мне негде отдохнуть.
В пеньи звонкаго ручья
Переменность трепетанья.
В нем отдельность бытия,
Восхваленье мирозданья.
Он сорвался с высоты,
Возжелав безвестной дали.
Многоснежные хребты
В нем стремленье воспитали.
И покинув горный склон,
И себя любя без меры,
Весь вспенен, домчался он
До заманчивой пещеры.
В лабиринт ея проник.
Что там было? Что там стало?
Чей-то вскрик в тиши возник,
Так воздушно и устало.
Где-то алые цветы
Зашептались, закачались,
И виденья красоты
Поцелуем повстречались.
Поцелуй? Зачем? И чей?
Кто узнает! Это тайна…
Дальше, прочь бежит ручей,
Он в пещере был случайно.
(с восточного)
Что ты плачешь, печальный прозрачный ручей?
Пусть ты скован цепями суровой зимы,
Скоро вспыхнет весна, запоешь ты звончей,
На заре, под покровом немой полутьмы.
И свободный от мертвых бездушных оков,
Ты блеснешь и плеснешь изумрудной волной,
И на твой жизнерадостный сладостный зов
Вольный отклик послышится в чаще лесной.
И, под шелест листка, ветерка поцелуй
Заволнует твою белоснежную грудь,
И застенчивым лилиям в зеркало струй
На себя будет любо украдкой взглянуть.
Вся земля оживится под лаской лучей,
И бесследно растают оковы зимы.
Что ж ты плачешь, скорбящий звенящий ручей,
Что ж ты рвешься так страстно из темной тюрьмы?
(с восточнаго).
Что ты плачешь, печальный прозрачный ручей?
Пусть ты скован цепями суровой зимы,
Скоро вспыхнет весна, запоешь ты звончей,
На заре, под покровом немой полутьмы.
И свободный от мертвых бездушных оков,
Ты блеснешь и плеснешь изумрудной волной,
И на твой жизнерадостный сладостный зов
Вольный отклик послышится в чаще лесной.
И, под шелест листка, ветерка поцелуй
Заволнует твою белоснежную грудь,
И застенчивым лилиям в зеркало струй
На себя будет любо украдкой взглянуть.
Вся земля оживится под лаской лучей,
И безследно растают оковы зимы.
Что жь ты плачешь, скорбящий звенящий ручей,
Что жь ты рвешься так страстно из темной тюрьмы?
Черту змеиной единя чертой,
Течет ручей, чья чудотворна влага.
В нем боги пьют. В нем мудрость и отвага.
Огонь, венчанный с свежею водой.
Напиток вдохновенный и святой,
Из недр земли исторгнутая брага.
На берегу сидит и грезит Сага,
Пьет с Одином из чаши золотой.
Ручей втекает в пенистое Море,
Туда плывет, весь вырезной, дракон,
Корабль-костер, в лазоревом просторе.
Там мертвый Бальдер. Умер, умер он.
И волны вторят в долгом разговоре:—
Бог Солнца, Бальдер, будет возрожден.
Она сидит, задумавшись глубоко,
Сестра богинь, чей дар священный—речь.
С ней рядом Один. Опершись на меч,
Вперяет в даль единственное око.
Дремотна Сага. Все решенья Рока
Ей ведомы. Исход и ход всех сеч.
Весь обиход людей, разлук и встреч,
Все бережет она в размерах срока.
Из пряжи снов немую нить продлив,
Завяжет в страшном узелок из дремы.
Сплетет из слов высокия хоромы.
Взирает Один строг и молчалив.
И вдруг с плаща в разсказ уронит громы,
Чтоб был конец и грозен и красив.
Безмолвно она под землею таится,
Ей Солнце и Небо, там в сумраке, снится,
И нежная к Солнцу сумеет прорыться,
Пещеры сплотит в города.
Застынет, и дремлет, над горной вершиной,
И дрогнет, услышавши возглас звериный,
От крика проснется, сорвется лавиной,
И вихрем несется Беда.
Беззвучна в колодцах, в прозрачных озерах,
Безгласна во влажных ласкающих взорах,
Но в снежных узорах таится в ней шорох
И звонкое вскрытие льда.
Превратившись в снега, заключившись в усладу молчанья,
Расстилаясь застывшей студеной немой пеленой,
От зеленой Луны принимая в снежинки мерцанья,
В первозданность Вода возвращается теплой весной.
И играет волной,
И бежит, и поет.
И горит белизной
Уплывающий лед.
Нарастанием вод
Затопляет луга.
Все победно возьмет,
Все зальет берега.
Как раздольна игра
Водопольной волны.
Но шепнули «Пора!»
Уходящие сны.
И речной глубины
Установлен размер.
Все цветы зажжены,
Пышен праздник Весны,
В нем лучи сплетены
Отдаленнейших сфер.
Все приняло свой вечный вид,
Лик озера зеркально спит,
Безгласно дремлет гладь затона.
О бесконечности услад
Поет бессмертный водопад,
Ключи бегут по скатам склона.
И рек причудливый узор
Лелейной сказкой нежит взор,
Их вид спокоен и беззвучен,
И тот узор светло сплетен,
В серебряный, в хрустальный сон,
Среди уклончивых излучин.
И без конца поют ручьи,
И нежат душу в забытьи
Воздушно-сладкою тоскою.
Как разность ярко здесь видна,
Как ясно, что Вода — одна:
Ручей различно-схож с рекою.
И нам преданья говорят:
Ручей с рекой — сестра и брат.
Ручей ласкает слух, влечет нас в отдаленье,
Ручей журчит, звучит, баюкает, поет.
Река лелеет глаз, дает успокоенье
Движеньем медленным безмолвствующих вод.
Ручей, как чаровник, дремотно шепчет, манит,
Ручей гадает нам, и вкрадчиво зовет.
Река наш зыбкий дух яснит, а не туманит
Успокоительным теченьем светлых вод.
Ручей нам говорит: «Люби! Люби! Люби же!»
Но в нем не отражен глубокий небосвод.
Кто в реку заглянул, тот Небо видит ближе,
Лазури хочется безмолвствующих вод.