Бессонного солнце, в тумане луна!
Горишь ты далеко, грустна и бледна.
При тусклом мерцаньи мрак ночи страшней,
Так в памяти радость утраченных дней.
Минувшее блещет меж горестных туч;
Но сердца не греет томительный луч;
И радость былая, как ночью луна,
Видна — но далеко, ярка — но хладна.
Когда и мрак, и сон в полях,
И ночь разлучит нас,
Меня, мой друг, невольный страх
Волнует каждый раз.Я знаю, ночь пройдет одна,
Наутро мы с тобой;
Но дума втайне смущена
Тревожною тоской.О, как же сердцу не грустить!
Как высказать печаль, —
Когда от тех, с кем мило жить,
Стремимся в темну даль; Когда, быть может, увлечет
Неверная судьба
На целый месяц, целый год,
Быть может — навсегда!
Свежеет ветерок, сменила зной прохлада,
На темный Чатырдаг падет миров лампада —
Разбилась, пурпур льет и гаснет. Черной мглой
Одеты гор хребты, в долине мрак глухой.И путник слушает, блуждая, изумленный:
Сквозь сон журчит ручей меж томных берегов,
И веет аромат; от слуха утаенный,
Он сердцу говорят в мелодии цветов.Невольно клонит сон под сенью тихой ночи…
Вдруг будит новый блеск: едва сомкнулись очи
Потоки золота льет светлый метеор
На дол, на небеса, на ряд высоких гор.Ты с одалискою Востока,
О ночь восточная! сходна:
Лаская нежно, и она
Лишь усыпит, но искрой ока
Огонь любви опять зажжен,
Опять бежит спокойный сон.
О ты, ночь моя, ноченька,
Ночь ты лунная, ночь морозная,
Как тревожишь ты сердце томное,
Сердце томное — безнадежное! Страшно мне: мой уголок,
Как могила, вкруг чернеет;
Разведу я огонек —
Дуб трещит и пламенеет,
Свет багровый на стенах
Чудно зыблется в очах;
И дохнуть не смею я, —
Тени бродят вкруг меня.О, зачем я рождена
Вянуть бедной сиротою!
Жизнь моя отравлена
Неотступною тоскою;
Светлый призрак в тяжком сне
На беду являлся мне;
Даль мою затмил туман —
Сердцу был во всем обман.На заре весны моей
Голубка я приучила,
Он был друг невиннык дней.
О, как я его любила!
Снегом белым он сиял,
Томно, нежно ворковал;
Но, как легкий ветерок,
Улетел мой голубок.В бедном садике моем
Рдела роза полевая.
Любовалась я цветком;
Часто, горе забывая,
К розе с свежею волной
Я бежала в летний зной.
Туча бурная нашла —
Розу молния сожгла.Был друг милый у меня!..
Ночь, ты знаешь, ты видала,
Как в пылу безумном я
Друга к сердцу прижимала;
Вспомни: он твоей луной
Мне клялся, что будет мой. —
Но тень бродит… страшно мне!
Не душней в могильном сне.О ты, ночь моя, ноченька,
Ночь ты лунная, ночь морозная,
Как тревожишь ты сердце томное,
Сердце томное — безнадежное!
Молитва отошла, джамид уже пустеет,
Утих изана звук в безмолвии ночном,
Даль тмится, и заря вечерняя краснеет
Рубиновым лицом.Сребристый царь ночей к наложнице прелестной
В эфирной тишине спешит на сладкий сон,
И вечною красой блестит гарем небесный,
Звездами освещен.Меж ними облако одно, как лебедь сонный,
На тихом озере плывет во тме ночной;
Белеет грудь его на синеве бездонной,
В краях отлив златой.Здесь дремлет минарет под тенью кипариса;
А там гранитных скал хребты омрачены:
Там непреклонные в диване у Эвлиса Чернеют сатаны.Под мраком иногда вдруг молния родится,
И чрез туманный овод лазуревых небес
Она из края в край, внезапная, промчится
Как быстролёт Фарес. ____________________
Примечания:
— Джамид — мечеть.
— Изан — молитва, которую поют муезины на минаретах.
— Эвлис — Люцифер.
— Фарес — славный бедуинский наездник.
«О конь мой борзый, ночь темна;
Холодный ветер в поле веет,
Горит кровавая луна,
Сосновый бор кругом чернеет! Не знаю сам, но тайный страх
Уж третью ночь меня смущает;
Невольно слезы на очах,
Невольно сердце замирает.Могу ль забыть: в последний раз
Едва со мной она простилась,
Как в белом тень прошла меж нас,
Звезда полночная скатилась.Скачи, мой конь, лети скорей!
О, если к милой я домчуся, —
Тогда, клянусь, тогда я с ней
На миг один не разлучуся!»И конь, как из лука стрела,
Летит, летит; вдали кладбище,
И тайна свято облегла
Мятежной жизни пепелище.В кустах мерцает блеск огня,
Несется тихо звук унылый;
И путник бросился с коня…
Над свежею ее могилой.
Корабль наш рассекал стекло морских равнин,
И сеял искрами бездонный мрак пучин.
Уж месяц пламенел, вздымался пар душистый,
И сноп серебряный дрожал в лазури чистой
Дремотных волн, и звезд лелеяла краса
И волны, и эфир, и мрак, и небеса.
На палубе сидел, накинув плащ широкий,
Влюбленный юноша, красивый, черноокий;
Он думой тайною в родимый край летал,
Где брак с прекрасною счастливца ожидал.
Гитары трепетной со звонкими струнами
Сливал он песнь любви наш, тихими волнами;
Он пел, воспламенен девичьей красотой,
И встречу первую с невестой молодой,
И взгляды робкие, и лепет торопливый,
И буйный пламень свой, и жар ее стыдливый,
И грудь лилейную, и шелк ее кудрей,
И алые уста, и томный блеск очей.
Он пел, — а сердце в нем от неги замирало,
Одной невестою, одною ей дышало.
И мнилось: для нее, для их святой любви
Часы полночные так сладостно текли,
Для них вкруг корабля вздымался пар душистый,
И сноп серебряный дрожал в лазури чистой
Дремотных волн, и звезд лелеяла краса
И волны, и эфир, и мрак, и небеса.
«Она так пламенно любила,
Теперь меж волн погребена.
За то, что верность мне хранила…
Могиле влажной предана.И между волн, могилы хладной
Узнав весь ужас в мертвом’ сне,
Она унылой, безотрадной
Вдруг ожила в их глубине.Во тьме, вдоль озера мелькает
Из тростника ее челнок,
И, как фонарь, в руке сверкает
Летучий синий огонек.И вижу я — лишь… ночь настанет, —
Как в белом вся она плывет,
И слышу — сердце не обманет, —
Я слышу, как она поет.Но я челнок построю прочный,
Возьму весло, фонарь зажгу,
И к ней навстречу в чае полночный
На тайный брак я поплыву.Там воет бездна, буря свищет,
Туман окружный ядовит,
Голодный волк во мраке рыщет,
Змея клубится к шипит.Но вместе на песок зыбучий
Мы с ней украдкою пройдем!
И проберемся в лес дремучий, —
В глуши приют себе найдем», И он вдоль озера пустился,
Зажег фонарь, веслом звучал;
Но уж назад не возвратился —
Безумный без вести пропал.И ночью всё меж волн мелькает
Из тростника ее челнок,
Белеет призрак, — и сверкает
Летучий синий огонек.
В лесу прибит на дубе вековом
Булатный щит, свидетель грозных сеч;
На том щите видна звезда с крестом,
А близ щита сверкает острый меч.И свежую могилу осеняет
Тенистый дуб, и тайны роковой
Ужасен мрак: никто, никто не знает,
Кто погребен в лесу при тме ночной.Промчался день, опять порой урочной
Ночь темная дубраву облегла;
Безмолвно всё, и медь уж час полночный
На башне бьет соседнего села.И никогда страшнее не темнела
Осення ночь: она сырою мглой
Дремучий лес, реку и холм одела —
Везде покров чернеет гробовой.Но меж дерев багровый блеск мелькает,
И хрупкий лист шумит невдалеке,
И факел уж вблизи дуб озаряет:
Его чернец в дрожащей нес руке.К могиле шел отшельник престарелый,
И вместе с ним безвестно кто, в слезах,
Идет, бледней своей одежды белой;
Печаль любви горит в ее очах.И пел чернец по мертвом панихиду,
Но кто он был — чернец не поминал;
Отпел, вдали сокрылся он из виду,
Но факел всё в тени густой мерцал.На свежий дерн прекрасная упала
И, белую откинув пелену,
Потоки слез по мертвом проливала,
Могильную тревожа тишину; И, вне себя, вдруг очи голубые
На щит она внезапно подняла
И, локоны отрезав золотые,
Кровавый меч их шелком обвила; Безумья яд зажегся в мутном взоре,
Сердечный вопль немеет на устах.
Она ушла, и лишь в дремучем боре
Таинственный один остался страх; И меж дерев уж факел не мерцает,
Не шепчет лист, и тайны роковой
Ужасен мрак: никто, никто не знает,
Кто погребен в лесу при тме ночной.
Когда прощался я с тобою,
И твой корабль стремился в путь, —
Какой ужасною тоскою
Моя тогда стеснялась грудь!
Унылой мрачностью оделось
Души цветущей бытие,
И мне, безумному, хотелось
Всё сердце выплакать моё.Кто б мне сказал, что роковая
Пора минует и что мне
Тужить, о ней воспоминая
Как о прекрасном, милом сне?
И то сбылось — и ты явилась,
Опять пленительна красой;
Но уж любовь не возвратилась,
Ни радость жизни молодой.Когда опять взыграли волны
С назад плывущим кораблем
И прибежал я, неги полный;
В восторге сладостном моём
Когда душа моя кипела,
Бледнел, дрожал, смущался я, —
Ты не коаснела, не бледнела,
Взглянула просто на меня.С тех пор простился я с мечтами,
Смотрю в слезах на божий свет;
За ночью ночь и день за днями
Текут, текут, — а жизни нет.
Одно лишь в памяти унылой —
Как наша молодость цвела,
Когда прелестною, счастливой
Ты для меня и мной жила.Бывало, пылкою душою
Я всё, что свято, обнимал,
И, быв твоим, любим тобою,
Я сам себе цены не знал.
Но розлил взгляд твой безнадежный
Могильный холод вкруг меня, —
Он отравил в груди мятежной
Весь жар небесного огня.И мрачной томностью крушимый,
Не знаю я, как с сердцем быть,
И образ, столь давно любимый,
Боюсь и помнить, и забыть.
В тревоге дум теряя силы,
Почти без чувств скитаюсь я,
Как будто вышел из могилы,
Как будто мир не для меня.Хочу, лишен всего, что мило,
Страшась сердечной пустоты, —
Чтоб мне хоть горе заменило
Всё то, чем мне бывала ты,
Чтоб об утраченной надежде
Душой взбунтованной тужил;
Хоть нет того, что было прежде,
Но я б попрежнему любил.
Не чудное и ложное мечтанье
И не молва пустая разнеслась,
Но верное, ужасное преданье
В Украйне есть у нас: Что если кто, откинув все заботы,
С молитвою держа трехдневный пост,
Приходит в ночь родительской субботы
К усопшим на погост, —Там узрит он тех жалобные тени,
Обречено кому уже судьбой
Быть жертвами в тот год подземной сени
И кельи гробовой.Младой Избран с прекрасною Людмилой
И перстнем был и сердцем обручен;
Но думал он, встревожен тайной силой,
Что наша радость — сон.И вещий страх с тоской неотразимой,
Волнуя дух, к нему теснится в грудь,
И в книгу он судьбы непостижимой
Мечтает заглянуть; И, отложив мирские все заботы,
С молитвою держа трехдневный пост,
Идет он в ночь родительской субботы
К усопшим на погост.Повсюду мрак, и ветер выл, и тмилась
Меж дымных туч осенняя луна;
Казалось, ночь сама страшилась,
Ужасных тайн полна.И уж давно Избран под темной ивой
Сидел один на камне гробовом;
Хладела кровь, но взор нетерпеливый
Во мгле бродил кругом.И в полночь вдруг он слышит в церкви стоны,
И настежь дверь, затворами звуча,
И вот летит из церкви от иконы
По воздуху свеча; И свой полет мелькающей струею
К гробам она таинственно стремит,
И мертвецов вожатой роковою
В воздушной тме горит.И мертвые в гробах зашевелились,
Проснулись вновь подземные жильцы,
И свежие могилы расступились —
И встали мертвецы.И видит он тех жалобные тени,
Обречено кому уже судьбой
Быть жертвами в тот год подземной сени
И кельи гробовой; Их мрачен лик, и видно, что с слезами
Смежен их взор навеки смертным сном…
Ужель они увядшими сердцами
Тоскуют о земном? Но в божий храм предтечей роковою
Воздушная свеча уж их ведет,
И в мертвых он под белой пеленою
Невесту узнает; И тень ее, эфирная, младая,
Еще красой и в саване цвела,
И, к жениху печальный взор склоняя,
Вздохнула и прошла.И всё сбылось. Безумец сокрушенный
С того часа лишен душевных сил,
Без чувств, без слез он бродят изумленный,
Как призрак, меж могил, И тихий гроб невесты обнимает
И шепчет ей: «Пойдем, отойдем к венцу…»
И ветр ночной лишь воем отвечает
Живому мертвецу.
«Прости, прости, мой край родной!
Уж скрылся ты в волнах;
Касатка вьется, ветр ночной
Играет в парусах.
Уж тонут огненны лучи
В бездонной синеве…
Мой край родной, прости, прости!
Ночь добрая тебе! Проснется день; его краса
Утешит божий свет;
Увижу море, небеса, —
А родины уж нет!
Отцовский дом покинул я;
Травой он зарастет;
Собака верная моя
Выть станет у ворот.Ко мне, ко мне, мой паж младой!
Но ты дрожишь как лист?
Иль страшен рев волны морокой?
Иль ветра — буйный свист?
Не плачь: корабль мой нов; плыву
Уж я не в первый раз;
И быстрый сокол на лету
Не перегонит нас».— «Не буйный ветр страшит меня,
Не шум угрюмых волн;
Но не дивись, сир Чальд, что я
Тоски сердечной полн:
Прощаться грустно было мне
С родимою, с отцом;
Теперь надежда вся в тебе
И в друге… неземном.Не скрыл отец тоски своей,
Как стал благословлять;
Но доля матери моей —
День плакать, ночь не спать».
— «Ты прав, ты прав, мой паж младой!
Как сметь винить тебя?
С твоей невинной простотой,
Ах, плакал бы и я! Но вот и кормщик мой сидит,
Весь полон черных дум.
Иль буйный ветр тебя страшит?
Иль моря грозный шум?»
— «Сир Чальд, не робок я душой,
Не умереть боюсь;
Но я с детьми, но я с женой
Впервые расстаюсь! Проснутся завтра на заре
И дети и жена;
Малютки спросят обо мне,
И всплачется она!»
— «Ты прав, ты прав! И как пенять,
Мой добрый удалец!
Тебе нельзя не горевать:
И муж ты и отец! Но я… Ах, трудно верить мне
Слезам прелестных глаз!
Любовью новою оне
Осушатся без нас.
Лишь тем одним терзаюсь я,
Не в силах то забыть,
Что нет на свете у меня,
О ком бы потужить! И вот на темных я волнах
Один, один с тоской!..
И кто же, кто по мне в слезах
Теперь в стране родной?
Что ж рваться мне, жалеть кого?
Я сердцем опустел,
И без надежд, и без всего,
Что помнить я хотел.О мой корабль! с тобой я рад
Носиться по волнам;
Лишь не плыви со мной назад
К родимым берегам!
Далеко на скалах, в степи
Приют сыщу себе;
А ты, о родина, прости!
Ночь добрая тебе!»
Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной;
Отражен волной огнистой
Блеск прозрачных облаков,
И восходит пар душистый
От зеленых берегов.
Свод лазурный, томный ропот
Чуть дробимые волны,
Померанцев, миртов шепот
И любовный свет луны,
Упоенья аромата
И цветов и свежих трав,
И вдали напев Торквата
Гармонических октав —
Все вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьется, мчится младость
На любви весенний пир;
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы
Веют легким ветерком.
Что же, что не видно боле
Над игривою рекой
В светло-убранной гондоле
Той красавицы младой,
Чья улыбка, образ милый
Волновали все сердца
И пленяли дух унылый
Исступленного певца?
Нет ее: она тоскою
В замок свой удалена;
Там живет одна с мечтою,
Тороплива и мрачна.
Не мила ей прелесть ночи,
Не манит сребристый ток,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.
Но густее тень ночная;
И красот цветущий рой,
В неге страстной утопая,
Покидает пир ночной.
Стихли пышные забавы,
Все спокойно на реке,
Лишь Торкватовы октавы
Раздаются вдалеке.
Вот прекрасная выходит
На чугунное крыльцо;
Месяц бледно луч наводит
На печальное лицо;
В русых локонах небрежных
Рисовался легкий стан,
И на персях белоснежных
Изумрудный талисман!
Уж в гондоле одинокой
К той скале она плывет,
Где под башнею высокой
Море бурное ревет.
Там певца воспоминанье
В сердце пламенном живей,
Там любви очарованье
С отголоском прежних дней.
И в мечтах она внимала,
Как полночный вещий бой
Медь гудящая сливала
С вечно-шумною волной,
Не мила ей прелесть ночи,
Душен свежий ветерок,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.
Тучи тянутся грядою,
Затмевается луна;
Ясный свод оделся мглою;
Тьма внезапная страшна.
Вдруг гондола осветилась,
И звезда на высоте
По востоку покатилась
И пропала в темноте.
И во тьме с востока веет
Тихогласный ветерок;
Факел дальний пламенеет, -
Мчится по морю челнок.
В нем уныло молодая
Тень знакомая сидит,
Подле арфа золотая,
Меч под факелом блестит.
Не играйте, не звучите,
Струны дерзкие мои:
Славной тени не гневите!..
О! свободы и любви
Где же, где певец чудесный?
Иль его не сыщет взор?
Иль угас огонь небесный,
Как блестящий метеор?
Посвящается А. И. ТургеневуИ знакомый мотив напомнил мне былое…
Лорд БайронНосимы бурею — в тумане край прибрежный —
Мы в мрачность вечную стремимся навсегда
И в океан веков наш якорь ненадежный
Не бросим никогда!
Река! и год один успел лишь миноваться,
А та, с которой я здесь сиживал вдвоем,
Уж боле не придет тобою любоваться
На берегу крутом.
Ты так же и тогда шумела под скалами,
Волнами грозными плескала в берег сей,
И ветер бушевал, и брызги жемчугами
Летели прямо к ней.
Припомни: раз мы с ней вечернею порою
Здесь плыли; смолкло всё, и ветерок не дул,
От весел лишь гребцов над звучною волною
Носился ровный гул.
Вдруг голос ангельский и берег, изумляя,
И волны сонные заставил слух иметь,
И милая моя, мне руку пожимая,
В раздумье стала петь:
«О время, не спеши! летишь ты, и с собою
Мчишь радость жизни сей;
Дай насладиться нам минутной красотою
Любви прелестных дней.
Несчастных много здесь, склонись на их моленья —
Для них и пролетай,
С их днями уноси сердец их огорченья;
Счастливцев — забывай!
Но жалобам моим ты мчишься, не внимая:
Летит стрелою день;
Помедлить ночь прошу, — денница ж золотая
Ночную гонит тень.
Ах! будем же любить: дни счастья скоротечны,
Как дым их легкий след!
Без пристани мы здесь, а время бесконечно
Течет — и нас уж нет…»
Минуты радости, где с милою мечтою,
Как полная струя, нам счастие лилось,
Что мчитесь вы от нас с такой же быстротою,
Как дни тоски и слез?
И вот уже для нас и след их исчезает,
И нет уж их совсем, и нет их навсегда!
Их время даст, возьмет, но ах! — не возвращает
Нам больше никогда.
О, вечность страшная, о, таинства творенья!
Куда ж деваются минувши наши дни,
И душ святой восторг, и сердца упоенья? —
Воротятся ль они?..
Река, пещера, холм, и мрак в тени древесной,
Которых рок щадит иль может оживлять! —
Старайтесь ночь сию, старайся, мир прелестный,
Во всем напоминать!
Ревешь ли бурею или течешь лениво, —
Пусть память всё об ней, река, в тебе живет,
И в камнях, и в дубах, смотрящихся спесиво
В лазури светлых вод!
Вей ею, ветерок, украдкой пролетая;
Волна, шуми о ней, плескайся в брегах;
О ней грусти, луна, свой лик изображая
В серебряных струях!
Тростник ли стал роптать, иль вихорь завывает,
Иль лег душистый пар над влажностью твоей, —
Пусть сердцу всё, во всем, везде напоминает
Любовь минувших дней!
Меж африканских диких гор,
Над средиземными волнами,
Святая обитель влечет к себе взор
В лесу, с блестящими крестами.
В ней иноки молят весь день и всю ночь,
Земная забота бежит от них прочь;
Одно у них в думах, одно в их сердцах —
Чтоб дал им спаситель свой мир в небесах! Обители тихой игумен святой
Давно в ней спасался, с страстями в борьбе;
Отшельников прежних он образ живой,
Ко всем был радушен, но строг сам к себе.
И нищ он был духом, и чист сердцем был,
Любил страстно бога и ближних любит,
Творя в умиленьи, под сенью креста,
И заповедь божью, и волю Христа.Один инок бедный меж иноков всех,
Божественной верой сгорая,
Был всех их моложе, усерднее всех:
Он жил, для себя умирая.
Зари луч огнистый едва заблестит,
А он уж в пустыню молитвой летит,
И, в Фивы стремяся в порыве святом, —
Он Павел Фивейский в цвету молодом.И слух об обители всюду гремел,
И бедные братья смутились, —
Так был им по сердцу их тихий удел,
Они в нем измены страшились.
Один португалец весенней порой
Приехал в обитель с прелестной женой.
О, может лишь сердце одно обуздать,
Одно, что не наше, — его благодать! И только что инок Инесу узрел,
В нем дух взбунтовался и сердце кипит;
Уж думать святое он, грешник, не смел,
И пагубной страстью безумец горит;
Ее похищает, в Дамасский предел
С собою увозит, где скрыться хотел;
И веру забыл он, и, в пагубной тме,
Меж турок живет он и ходит в чалме.Семь лет миновало, — уж совесть не спит;
Спешит он к евангельской сени,
В раскаянья сердца к игумну бежит
И пал перед ним на колени.
И тот отвечает: «Толь страшным грехам
Простить не могу я; но плачь, молись сам:
Как грех ни ужасен, но огнь роковой
Раскаянье тушит одною слезой! А я сберу братьев, и в храм мы пойдем
Три дня и три ночи молиться;
Быть может, прощенье у бога найдем —
Спасителя воля явится».
И молятся братья; их слезы текли
За грешного брата в святой их любви.
Но ах! ни днем светлым, ни в мраке ночей
Христос не являет им воли своей! И братьев усталых отец распустил,
И в прахе один пред престолом
Он плакал, молился и в грудь себе бил,
Терзаясь грехом столь тяжелым.
«Прости, милосердый отец мой, прости!
Кто может безгрешно крест тяжкий нести!
Да праведный гнев твой падет на меня,
Да буду я жертвой, — один, один я!»Едва он молитву в слезах сотворил,
Чудесно престол озарился,
И волю святую спаситель явил —
В лучах милосердый явился.
«О старец! молитва святая твоя
Мне в сердце проникла, в ней заповедь вся;
И ею подобен ты мне самому, —
Любовью твоею прощаю ему!»
Течет прозрачная река,
Шумит, блестит меж берегами.
По той реке два челнока
Несутся быстрыми волнами;
Различен вид двух челноков,
Различна песня двух пловцов.Одни челнок был весь в цветах,
И белый парус тихо веял,
Мелькал на светлых он волнах,
И ветерок его лелеял;
Собой любуясь, он летит, —
Младая прелесть в нем сидит.Другой челнок едва нырял,
Свершая тяжко бег упорный;
С трудом он волны рассекал,
На нем вздымался парус черный;
И гибель вкруг него шумит, —
Страдалец бледный в нем сидит.Смеясь, прекрасная поет:
«Как мне отрадно плыть рекою!..
На берегах весна цветет,
Душистый воздух надо мною,
И солнце страх мой гонит прочь,
А месяц светит в темну ночь.И мне легко на свете жить!..
Сбылись мечты мои младые,
И сладко с милым мне делить
Все чувства, сердцу дорогие!
И с каждым днем счастливей я,
И пламенней любовь моя! Цвету душой!.., но вдалеке
Одно меня тревожит горе:
Есть бездна мрачная в реке,
Там, где она впадает в море!..
И как мне жизнью ни играть, —
Но бездны той не миновать!..»И слышен был страдальца стон:
«Как мне ужасно плыть рекою!..
На берегах со всех сторон
Угрюмый бор передо мною,
И солнце в тучах тмится днем,
А ночью мша и страх кругом.И тяжко мне на свете жить,
Где облилося сердце кровью,
Где, бедный, я, стремясь любить,
Обманут дружбой и любовью,
Где навсегда убит (Грозой
Моих надежд любимых рой.И предан я навлек тоске!..
Лишь мне одно отрадно в горе:
Есть бездна мрачная в реке,
Там, где она впадает в море!..
Не страшно мне о там мечтать,
Что бездны нам не миновать!»И челноки в далекий край
Реки стремленье направляет, —
И вдруг, как будто невзначай,
Их бездна мрачная встречает;
Шумит, ревет, кипит река…
Пропали оба челнока.И свет давно забыл пловцов;
Но весть надеждой озарила,
Что бездна робких челноков
Во тме своей не погубила
И что таинственнным путем
Они в том море голубом, Где нас уж буря не страшит,
Где негу льет эфир душистый
И свод безоблачный шарит
Сияньем радуги огнистой;
Где всё блестит в красе младой,
Всё дышит радостью святой.И та, чью жизнь лелеял свет,
Счастливей думою сердечной,
Что там уже разлуки нет,
Что жар любви пылает вечно,
Что бережет надежный ток
Ее пленительный челнок.И, сбросив мрак тоски своей,
Узнал страдалец жизни сладость;
Он памятью печальных дней
Теснее обнимает радость;
Цветет, отрадою дыша,
Его бессмертная душа.
Младой Готфрид Шатобриан
Жил в замке над рекою
Меж гор и добрых поселян
С прелестною женою.Их ночь тиха, их ясен день,
В их сердце дышит радость,
Бежит от них печали тень,
В любви цветет их младость.Вдруг раздался священный зов, —
И звук тревоги бранной
Влечет туда, где гроб Христов
В земле обетованной.Восстали все: и стар и млад —
Везде кипят дружины,
Не страшен им ни зной, ни хлад,
Ни степи, ни пучины.И витязь смотрит на коня.
«О милый край отчизны,
Приют домашнего огня
И нега мирной жизни! Проститься с вами должен я.
А ты, мой друг прелестный,
Не унывай, и за меня
Молись в тиши безвестной!»И взял он меч и крест святой,
И собрал он дружину,
Простился с милою женой,
Готовый в Палестину.Помчался он, -но всё глядит
На замок свой родимый
И слезы на железный щит
Ронял, тоской крушимый.В далекий край он долетел,
Где бой кипит кровавый,
И в блеске там отважных дел
Покрылся новой славой.Меж тем, печальна и мрачна,
Жена его младая
Живет, слезам обречена,
О витязе мечтая.И память с ним веселых дней
Слилась с душевной мукой,
И мнится, витязь стал милей
Несносною разлукой.Тепла в ней вера, но крушит
Жестоких битв тревога.
«Нет, он не ранен, не убит,
Мой милый, ратник бога».О, как любовь младую грудь
Томит мечтой своею!
И как вздохнуть, куда взглянуть,
Чтоб не был он пред нею! Несется ль свежий ветерок
И солнце догорает, —
На пасмурный она восток
Взор томный устремляет; Взойдут ли звезды и луна
Над сонными волнами, —
О нем беседует она
С луною и звездами.Страшит ее в тиши ночей
Между гробниц заветных
Вид фантастических теней
При стеклах разноцветных.Об нем там молится она
И мнит, какой-то силой
Невольно втайне смущена,
Что видит образ милый, Что он мелькнул и вдруг исчез
Меж дымными столбами,
Как на лазурной тме небес
Звезда меж облаками.Но время вечною стрелой
Летит, летит; дружины
Идут, одна вслед за другой,
Назад из Палестины.И у прекрасной день и ночь
Надеждой сердце бьется;
Но как сомненье превозмочь! —
Всё ждет и не дождется.Однажды вечер пламенел,
И горем дух стеснялся:
Ей никогда ее удел
Мрачнее не казался.Волнуясь вещею тоской
И страшными мечтами,
К иконе девы пресвятойИдет она с слезами.И вдруг знакомый рог трубит,
И мост упал подъемный,
И вне себя она бежит,
Стремясь к аллее темной, Где витязь шлем булатный свой,
С сточив с коня, бросает,
А паж — наездник молодой —
С седла копье снимает.Не верит взору своему,
Летит — и муж пред нею,
И кинулась она к нему
Без памяти на шею.И витязь страстно обнимал
Жену свою младую;
Счастливец! он благословлял
Любовь ее святую.Уста дрожали на устах,
Об сердце сердце билось;
Вдруг — чудный блеск в ее очах,
Дыханье прекратилось.В груди стесненной жизни нет:
Творец! убила радость
Всё то, чем мил нам божий свет, —
Любовь, красу и младость! И страшен, как жилец могил,
Был витязь овдовелый,
И месяц трепетно светил
На лик оцепенелый.Сражен таинственной судьбой,
От всех несчастный скрылся,
С житейским морем и с земной
Надеждой он простился.Обитель иноков стоит
Близ замка; там в молитвах,
В посте, в слезах он жизнь таит,
Прославленную в битвах.Но час настал — и с нею вновь
Забыл он сердца муки
В том светлом мире, где любовь
Не знает уж разлуки.