Полтава, чудный город!
Пусть не был я в нем сроду,
Он все равно мне дорог,
Как дорог он народу.
Не зря его воспели.
Бесстрашный, он по праву
Стоял у колыбели
Отечественной славы!
Теперь он будет милым,
Родным для нас и близким
Еще и по могилам
На шляхе украинском,
За славный бой у лога,
За бой у переправы,
За Киев, за дорогу
На запад от Полтавы.
Ночь, и снег, и путь далек;
На снегу покатом
Только тлеет уголек
Одинокой хаты.
Облака луну таят,
Звезды светят скупо.
Сосны зимние стоят,
Как бойцы в тулупах.
Командир усталый спит,
Не спешит савраска,
Под полозьями скрипит
Русской жизни сказка.
…Поглядишь по сторонам —
Только снег да лыжни.
Но такая сказка нам
Всей дороже жизни!
Вся жизнь на маленьком возке!
Плетутся медленные дроги
По нескончаемой тоске
В закат уткнувшейся дороги.
Воловий стон и плач колес.
Но не могу людей обидеть:
Я не заметил горьких слез,
Мешающих дорогу видеть.
Нет, стиснув зубы, сжавши рот,
Назло и горю и обидам,
Они упрямо шли вперед
С таким невозмутимым видом,
Как будто, издали горя,
Еще невидимая многим,
Ждала их светлая заря,
А не закат в конце дороги.
Холодный огонь непогоды.
Прожектор уперся в зенит.
Тяжелая обувь похода
По мерзлому грунту звенит.
Натружены до крови ноги.
Но только вперед и вперед
Упрямая воля дороги
Солдатскую ярость ведет.
Нет сил с непогодой бороться,
И стужа сердца леденит.
Но сзади глазами сиротства
Вослед им Россия глядит.
И глухо седыми ночами
В холодный и мутный простор
Стучит по дорогам молчанья
Солдатских сапог приговор!..
Я люблю пережитые были
В зимний вечер близким рассказать…
Далеко, в заснеженной Сибири,
И меня ждала старуха мать.
И ходила часто до порогу
(Это знаю только я один)
Посмотреть на белую дорогу,
Не идет ли к ней бродяга-сын.
Только я другой был думой занят.
По тайге дорога шла моя.
И пришли к ней как-то партизаны
И сказали,
Что повешен я.
Вскипятила крепкий чай покорно,
Хоть и чаю пить никто не смог,
И потом надела черный
Старый бабушкин платок.
А под утро, валенки надвинув,
В час, когда желтеет мгла,
К офицерскому ушла овину —
И овин, должно быть, подожгла.
Отпевать ее не стала церковь.
Поп сказал:
«Ей не бывать в раю».
Шомполами в штабе офицерском
Запороли мать мою!..
Вот когда война пройдет маленько
И действительную отслужу,
Я в Сибирь,
В родную деревеньку,
Непременно к матери схожу.
Тихо тянет сытый конь,
Дремлет богатырь.
Дуб — на палицу, а бронь —
Сто пудовых гирь!
Спрутом в землю — борода,
Клином в небо — шлем.
На мизинец — город, два,
На ладошку — семь!
В сумке пе́тля да калач,
Петля для забот.
Едет тихо бородач,
Едет да поет:
«Мне путей не писано,
Мне дорог не да́но.
В небе солнце высоко,
Да — стяну арканом!
Даром ведьма хвалится —
Скверная старушка.
Дуб корявый — палица,
Раскрою макушку.
Попищит да свалится
Чертова старушка!»
Тихо тянет сытый конь,
Дремлет богатырь.
Бледной лунью плещет бронь
В шелковую ширь;
Свистнул — старый сивка вскачь,
Лоскутом хребет,
В небо — стон, а бородач
Скачет да поет:
«Мне путей не писано,
Мне дорог не да́но.
В небе солнце высоко,
Да — стяну арканом!
Врешь, Кащей, внапрасную,
Голова упрямая,
Соколицу красную
Не упрячешь за́ морем,
А игра опасная —
Тяжела рука моя!»
И несется красный конь,
Свищет богатырь.
Алым клыком в лоскут — бронь
Выгнувшую ширь.
Все туда, хоть без дорог,
Темно ли, светло,
Все, где в каменный мешок
Солнце утекло.
В версту — розмашь битюга,
Бег сильней, сильней!
Смерть — парижская Яга,
Лондонский Кащей!
Рязанец прорвется:
«А ну, давай!»
И снова
Ни форм,
Ни лиц.
И рельсы
Бросаются под трамвай
С настойчивостью
Самоубийц.
И снова
Диктаторскою рукой
Паккарды, Рено, людей
Проводит,
Ведет конвейер Тверской
К побоищам площадей.
Попробуй прорвать
Этот чертов мост,
Встать ему поперек!
И черная дума,
Как черный пес,
Путается у ног…
«.. Наивен лирический
Твой шалаш
Среди небоскребов,
Поэт.
Напишешь фруктовую песню,
Продашь:
Прорвался — и снова нет.
И глупо.
Не стоит писать.
Для чего
Расходовать кипы сил?
Чтоб люди сказали:
„Да, ничего…“
А девушка:
„Ах, как мил!“
Эпохе сподручней
Огонь, и желчь,
И мужество до конца,
Чтоб жечь, понимаешь,
Глаголом жечь,
Как Пушкин сказал, сердца!.»
На Староваганьковском —
Русский сад…
На липах под медь — броня,
Над садом крикливо
Лоскутья висят
Московского воронья.
Среди индустрии:
«Вороний грай»,
И «Машенька»,
И фасад.
И вот он —
Гремит гумилевский трамвай
В Зоологический сад.
Но я не хочу
Экзотических стран,
Жирафов и чудных трав!
Эпоха права:
И подемный кран —
Огромный чугунный жираф.
Эпоха права!
И мне хочется встать
Эпохе во фланг
И рост…
Для этого стоит
И жить,
И писать…
И нянчить туберкулез.
Не этой песнейА. Жарову
Не этой песней старой
Растоптанного дня,
Интимная гитара,
Ты трогаешь меня.
В смертельные покосы
Я нежил, строг и юн,
Серебряную косу
Волнующихся струн.
Сквозь боевые бури
Пронес я за собой
И женскую фигуру
Гитары дорогой!
Всегда смотрю с любовью
И с нежностью всегда
На политые кровью,
На бранные года.
Мне за былую муку
Покой теперь хорош.
(Простреленную руку
Сильнее бережешь!)
…Над степью плодоносной
Закат всегда богат,
И бронзовые сосны
Пылают на закат…
Ни сена! И ни хлеба!
И фляги все — до дон!
Под изумрудным небом
Томится эскадрон…
…Что пуля? Пуля — дура.
А пуле смерть — сестра.
И сотник белокурый
Склонился у костра.
И вот, что самый юный
(Ему на песню — дар!),
Берет за грудь певунью
Безусый комиссар.
И в грустном эскадроне,
Как от зеленых рек,
Повыпрямились кони
И вырос человек!
…Короткие кварталы —
Летучие года!
И многого не стало,
Простилось навсегда.
Теперь веселым скопом
Не спеть нам, дорогой.
Одни —
Под Перекопом,
Другие —
Под Ургой.
Но стань я самым старым,
Взглянув через плечо,
Военную гитару
Я вспомню горячо.
Сейчас она забыта,
Она ушла в века
От конского копыта,
От шашки казака.
Но если вновь, бушуя,
Придет пора зари, —
Любимая,
Прошу я —
Гитару подари!
Через
Речную спину,
Через
Лучистый плес
Чугунной паутиной
Повис тяжелый мост.
По краю —
Тишь да ивы,
Для отдыха — добро!
А низом — прихотливо
Речное серебро.
На тишь,
На побережье
Качает паровик…
«Я, милая, приезжий,
Я в отпуск,
Фронтовик…»
Сады родные машут!
Здесь молодость текла,
И золотые чаши
Подняли купола.
Привет вам, отчьи веси!
С победой
И весной!..
Но что-то ты невесел,
Мой город дорогой?
Дома тихи
И строги.
И не слыхать ребят,
И куры на дороге,
Как прежде, не пылят.
И яблони бескровны,
И тяжелы шаги,
И на соседских бревнах
Служивый… без ноги.
Да, ничего на свете
Так, запросто, не взять,
Когда родятся дети,
Исходит кровью мать!
Но вот
И наши сени.
Но вот
И милый кров,
Где первые
Сомненья,
Где первая любовь.
И в этом
Все, как прежде, —
И сад,
И тишь,
И крик:
«Я, бабушка,
Приезжий,
Я в отпуск,
Фронтовик».
И, взгляд подслепый бросив,
Старуха обмерла:
«Иосиф. Ах, Иосиф!
Я так тебя
Ждала!»
И я в обятьях стыну…
«Иосиф, это ты?!»
…………………………….
Чугунной паутиной
Качаются мосты.
И мчатся эшелоны
Солдат,
Солдат,
Солдат!
Тифозные перроны
Под сапогом хрустят.
По бедрам
Бьются фляги.
Ремень, наган — правей.
И синие овраги
Под зарослью бровей.
В брони,
В крови,
В заплатах —
Вперед,
Вперед,
Вперед! —
Страдал и шел
Двадцатый,
Неповторимый год!!!