Прозрачные глаза к чему мрачатся ложью?
В них расплывается, охваченная дрожью
Летучей истина, и тонет в них она.
Никто и никогда в глазах не видел дна.
Ошибки и грехи со страстью непохвальной —
Не отражаются во влаге их кристальной,
И не мутят очей — прозрачных как вода
Невозмутимая спокойного пруда.
О, если бы узнать: когда во взоре ясном
Читаем мы порой признание любви —
Сулят ли счастие их светлые струи,
Иль смерть таится в них, как в омуте опасном?
О, если бы узнать: что сумрак в них? Что — свет?
О, если б наконец на все найти ответ,
Что заключается под гладью их блестящей —
Живым подобием цветочных лепестков,
Под этой дымкою обманчиво манящей,
В заветных тайниках загадочных зрачков?
Напрасно мы решить пытаемся загадку.
Лазурь очей светла, как светлая волна,
Но сущность той души, что в них заключена —
Для нас является подобною осадку,
Когда мы заглянуть пытаемся в нее,
Загадка ясных глаз, о, тайна роковая!
В глазах нашла душа убежище свое,
И обитает в них, себя не выдавая.
О, счастье — одному, когда ложится мгла,
При лампе одному работать до рассвета;
В тетрадь — давая жизнь видениям поэта —
Вносить порою стих звенящий, как стрела.
О, счастье — быть с самим собой наедине,
Когда смолкает шум с дневною суетою,
И лишь луна скользит в прозрачной белизне
Над кровлей сонною, под маской золотою.
О, счастие — светить, когда повсюду мрак:
Лампада яркая в безмолвии соборов,
В ненастье полночи сияющий маяк,
Когда шумит прибой, невидимый для взоров.
О, счастье дивное мечтателя — поэта,
Пустынножителя — сливаться с тишиной,
И в сердце у себя хранить источник света,
Не угасающий в глубокой тьме ночной.
О, счастье — одному нести привычный труд,
В тиши слагать стихи певучие, как лира,
И говорить себе: — когда умру для мира,
Создания мои, быть может, не умрут! —
Церковный колокол мы слышим в день воскресный,
И он в воскресный день о смерти говорит.
Когда на улицах безмолвие царит —
Тогда яснее звон разносится окрестный,
Нас укоряющий — со смертью он мирит,
И звуки падают подобно хлопьям снежным.
Когда колоколов слабеет перезвон —
Уносит медленно частицу жизни он.
И увяданием обято безнадежным,
В нас обрывается с ударом каждым их,
И что-то падает и блекнет в нас самих,
На смерть обречено — в крушенье неизбежном.
Как появилися на свет колокола?
Кем создались они, под гнетом дум печальных?
Каким епископом времен первоначальных?
Не мрачный ли монах, уставший без числа
Хваленья возглашать, томясь своим обетом
И мизантропии тая в себе недуг —
Железный колокол отлить задумал вдруг,
Похожий с рясою — и формою и цветом?
Всегда ли возводить задумчивые очи
К искусству мы должны? Великое храня,
Там бодрствуют жрецы, колени преклоня,
На страже у святынь во мраке поздней ночи,
Должно ли покидать в саду своем цветы,
Гонясь за славою среди глумленья света,
И оставлять любви призывы без ответа,
Блаженство верное сменяя на мечты?
Ужели заживо судьба нас схоронила?
Как горн пылающий — так творчества горнило
Все золото души должно ли поглотить?
— Живи один. Мирись с уделом одиноким
И жертву принеси стремлениям высоким:
При жизни ты умри, чтоб после смерти жить! —
Всегда ли возводить задумчивыя очи
К искусству мы должны? Великое храня,
Там бодрствуют жрецы, колени преклоня,
На страже у святынь во мраке поздней ночи,
Должно ли покидать в саду своем цветы,
Гонясь за славою среди глумленья света,
И оставлять любви призывы без ответа,
Блаженство верное сменяя на мечты?
Ужели заживо судьба нас схоронила?
Как горн пылающий—так творчества горнило
Все золото души должно ли поглотить?
— Живи один. Мирись с уделом одиноким
И жертву принеси стремлениям высоким:
При жизни ты умри, чтоб после смерти жить!—
Когда луч солнечный влетит как мотылек,
За ним гоняются в затихшем классе дети,
Держа меж пальцами, подобно яркой сети,
Осколки зеркала иль стеклышка кусок.
И — птицей золотой из клетки без усилья
На волю выпорхнув — лучи на потолке,
На стенах и скамьях, на аспидной доске —
Повсюду светлые развертывают крылья.
О, солнце — идеал! Его скрывает мгла
В высоких небесах, и гордо зеркала
Искусства хрупкие мы к солнцу направляем,
Но жизни сумрачной высокая стена,
Мечтанья обманув, по-прежнему темна,
И мы лишь слабое мерцанье уловляем.