Я не знала измены в любви,
Я ее ощущала начало —
Легкий крен, ненадежность причала
И себе говорила: «Порви!»
Потому, вероятно, не знала
Никогда я измены в любви.Я и в дружбе могла различить
Первый легкий снежок охлажценья.
Обрывала с улыбкою нить
И шутила еще: «До видзення!»
Только гордость —
Мой якорь спасенья…
Пусть больно, пусть очень больно —
И все же круши, кроши:
Стучит молоток отбойный
В запутанных шахтах души.Стучит он и днем и ночью —
Хватает тревог и бед.
Проверка идет на прочность,
Конца той проверке нет.И что же здесь скажешь, кроме
Того, что твержу весь век? —
Надежней всего в изломе
Обязан быть человек…
Я любила твой смех, твой голос.
Я за душу твою боролась.
А душа-то была чужою,
А душа-то была со ржою.
Но твердила любовь: «Так что же?
Эту ржавчину уничтожу».
Были бури. И были штили.
Ах, какие пожары были!
Только вот ведь какое дело —
В том огне я одна горела.
Ржа навеки осталась ржою,
А чужая душа — чужою.
Ночью было за двадцать,
А к полудню сугробы осели.
Я люблю этот месяц —
Полузимний и полувесенний,
Схватку солнца и льда,
Пересвист птичих раций.
Пусть спешат холода
По ночам
За капель отыграться.
Лютовали сегодня опять,
А к полудню сугробы осели.
Ты ведь тоже такой —
Полузимний и полувесенний…
Есть особая грусть
В этой древней земле —
Там, где маки в пыли,
Словно искры в золе,
И где крокусов синие огоньки
Не боятся ещё человечьей руки.Вековая, степная, высокая грусть!
Ничего не забыла великая Русь.
О, шеломы курганов,
Каски в ржавой пыли! —
Здесь Мамая и Гитлера
Орды прошли…
«Великий» —
Поэт называет поэта,
Но поздно приходит
Признание это.
Великий не слышит,
Поскольку не дышит,
А если б услышал,
Ответил бы:
— Тише!
Могильная нас разделяет ограда,
Уже ничего, дорогие, не надо.
Спасибо, но поздно,
Простите, но поздно… А небо так звездно,
А время так грозно…
Я, признаться, сберечь не сумела шинели —
На пальто перешили служивую мне.
Было трудное время… К тому же хотели
Мы скорее забыть о войне.Я пальто из шинели давно износила,
Подарила я дочке с пилотки звезду.
Но коль сердце моё тебе нужно, Россия,
Ты возьми его, как в сорок первом году!
Есть круги рая,
А не только ада.
И я сквозь них,
Счастливая, прошла.
Чего ж мне надо,
Да, чего ж мне надо?
Ни на кого
Держать не стану зла.
За все, что было,
Говорю — «спасибо!»
Всему, что будет,
Говорю — «держись!»Престолы счастья
И страданий дыбы:
Две стороны
Одной медали —
«Жизнь».
За утратою — утрата,
Гаснут сверстники мои.
Бьет по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.Что же делать? —
Вжавшись в землю,
Тело бренное беречь?
Нет, такого не приемлю,
Не об этом вовсе речь.Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах обугленные нервы,
Обожженные сердца!..
Порой мне хочется назад —
В звон стрекозиных крыл.
Но зимний ливень — снегопад
Все тропки перекрыл.И мухи белые жужжат
Безмолвно мне вослед:
— Тебе никак нельзя назад,
Дороги в юность нет… О зимний ливень — снегопад!
Мороза крепкий хмель.
Пора потерь, пора утрат,
Последняя метель…
Теперь не умирают от любви —
насмешливая трезвая эпоха.
Лишь падает гемоглобин в крови,
лишь без причины человеку плохо.
Теперь не умирают от любви —
лишь сердце что-то барахлит ночами.
Но «неотложку», мама, не зови,
врачи пожмут беспомощно плечами:
«Теперь не умирают от любви…»
Как объяснить слепому,
Слепому, как ночь, с рожденья,
Буйство весенних красок,
Радуги наважденье? Как объяснить глухому,
С рожденья, как ночь, глухому,
Нежность виолончели
Или угрозу грома? Как объяснить бедняге,
Рожденному с рыбьей кровью,
Тайну земного чуда,
Названного любовью?
Уклончивость — она не для солдата:
Коль «нет» — так «нет», а если «да» — то «да».
Ведёт меня и ныне, как когда-то,
Единственная — красная — звезда.
И что бы в жизни ни случилось, что бы —
Осуждены солдатские сердца
Дружить до гроба, и любить до гроба,
И ненавидеть тоже до конца.
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
Закрутила меня, завертела Москва,
Отступила лесов и озер синева,
И опять, и опять я живу на бегу,
И с друзьями опять посидеть не могу.
И опять это страшное слово «потом»…
Я и вправду до слез сожалею о том,
Что сама обрываю за ниткою нить,
То теряю, чего невозможно купить…
Сколько силы в обыденном слове «милый»!
Как звучало оно на войне!..
Не красавцев война нас любить научила —
Угловатых суровых парней.
Тех, которые, мало заботясь о славе,
Были первыми в каждом бою.
Знали мы — тот, кто друга в беде не оставит,
Тот любовь не растопчет свою.
Нельзя привыкнуть к дьявольскому зною,
Все вытерпеть, сжать зубы, не упасть, —
Мы каждый раз бредем, как целиною,
По той стране, что называют «Страсть»,
Где невозможно досыта напиться,
Где ветер пыль горячую кружит,
Где падают измученные птицы,
Где манят и морочат миражи…
Искры солнца и снега,
Спуск извилист и крут.
Темп, что надо, с разбега
Наши лыжи берут.Вновь судьба мне послала
Страсть, сиянье, полет.
А не поздно ли — слалом?
А не страшно — о лед?..Напружинено тело,
Каждый мускул — стальной.
И плевать я хотела,
Что стрясется со мной!
За спором — спор.
За ссорой — снова ссора.
Не сосчитать «атак» и «контратак»…
Тогда любовь пошла парламентером —
Над нею белый заметался флаг.
Полотнище, конечно, не защита.
Но шла Любовь, не опуская глаз,
И, безоружная, была добита…
Зато из праха гордость поднялась.
Бывает так, что ждешь стихи годами —
Их торопить поэту не дано…
Но хлынут вдруг, как ливень долгожданный,
Когда вокруг от засухи черно.Стихи придут, как щедрый ливень лета,
Вновь оживут цветы и деревца.
Но снова засуха, вновь страх поэта,
Что никогда не будет ей конца…