Кровавое пламя подымется вдруг,
И вспыхнут угрюмые лица…
Увижу я черные тени вокруг,
И вздрогну в испуге, как птица.
Усталый мой мозг словно нож полоснет:
«Похожим ты стал на машину»!
Но некогда думать, хоть дума растет.
Как некогда выпрямить спину.
Насильно опять наклонюсь над станком,
Взглянуть на соседний не смея.
Родились мы в тревожную, белую ночь
И полны предрассветной тоской,
От седых берегов уходили мы прочь,—
Мы хотели расстаться с землей.
Были тихо и странно в покое ночном:
В нем грустил нарождавшийся день.
Одинокая птица, касаясь крылом,
Проносилась над нами, как тень.
Безмолвный свет луны струится с неба скудно;
Бесшумно мрак ползет но каменным стенам;
Озябшие огни дрожат по сторонам;
На тусклых улицах пустынно и безлюдно.
Следы кровавых дел сокрыть во тьме нетрудно.
Бояться некого убийцам и рабам:
Толпа рассеяна. Спит город непробудно.
Все спрятались давно по сумрачным домам.
Грозный лень проходил в непонятной тоске.
Не дымили прямые, высокие трубы…
Проходили солдаты… Отчетливо-грубы
Умолкали шаги вдалеке…
Отдавался горнистом сигнал на рожке.
Врассыпную бросалась толпа без отчета.
Торопливо везде запирали ворота.
Залп за залпом гремел вдалеке.
Все те же пасмурным стены,
Все тот же тусклый, мертвый свод.
День не приносить перемены,
Ночь ярких снов не создает.
С утра выводят на прогулки
Одетых в серое людей.
Их шаг размеренный и гулкий
Дрожит по камере моей.
МОЛИТВА НОЧИ.
Ночь полна тревоги непонятной,
Тихий сад испуганно дрожит
И о чем-то шепчет мне невнятно,
С грустью тихой что-то говорит.
И я слышу, как звучат рыданья,
Чьи-то стоны смутно слышу я —
О тоске печальнаго изгнанья
И о муках вечных бытия.
И встают, дрожат виденья ночи,
Хмурые сосны шумят под окном.
Ветер качает вершины их сонно.
Слышу, как шепчут они монотонно
Все об одном, об одном:
«В скучном краю родились мы на свет.
В скучном краю счастья нет.
Серым ненастьем измучены мы,
Жизнь наша хуже тюрьмы.
Тесные улицы злы,
Все они гневом обяты:
В холоде утренней мглы
В город вступают солдаты.
Ищут их взоры толпы,
Лица угрюмы и серы…
Клятву с них взяли попы,
Их повели офицеры.
С кровью по жилам бежит
Марш утомительно-четкий…
Засуха.
Грозы, дождя природа скорбно просит.
От пламенной жары потрескалась земля,
Но ветер западный прохлады не приносит
И взор не веселят пустынные поля.
Туч не видать на ярком небосводе:
С утра до вечера горит небес простор,
И толки странные опять идут в народе
О черной женщине, о том, что будет мор.
Надежды нет, и пахарь несчастливый
Серое небо, тусклое небо опять,
Ясного солнца за тучами вновь не видать.
Город проснулся; город, волнуясь, шумит.
Всем надоевшая, старая песня звучит.
То же сегодня, что было и будет всегда.
Жизнь в этом городе, точно в болоте вода:
Гибнет все свежее, темные силы царят.
Словно думы огневые,
Рвутся беглые зарницы…
Бьются крылья золотые.
Шумно мчатся колесницы.
Ужас черной ночи ближе:
Алой кровью путь окрашен.
Звезды падают все ниже
Над зубцами мертвых башен.
Мутные, влажные тени дрожат
В темных кустахь.
Тихо и глухо деревья шумят,—
Мучит их страх...
Черная полночь ползет из кустов,
Скорбно глядит.
Можно ли Богу молиться без слов?
Сердце молчит...