Кровавое пламя подымется вдруг,
И вспыхнут угрюмые лица…
Увижу я черные тени вокруг,
И вздрогну в испуге, как птица.
Усталый мой мозг словно нож полоснет:
«Похожим ты стал на машину»!
Но некогда думать, хоть дума растет.
Как некогда выпрямить спину.
Насильно опять наклонюсь над станком,
Взглянуть на соседний не смея.
Колеса сердито шипят об одном:
«Живее работай, живее»!
Внимательно мастер за мною следит
И сводит бесцветные брови…
Мой старый товарищ ему говорит:
«Успеет привыкнуть… Он внове»…
Как сердце завода, гудит маховик.
Ремни без конца пробегают.
«Успеет привыкнуть… Еще не привык»…
Слова эти душу терзают…
Нет, лучше не думать! Не то доведешь
Себя до проклятий и брани.
Но режет мне сердце обида, как нож,
И сам я стою, как в тумане.
Кровавые искры из топок летят
Высоко под черную крышу…
Кругом меня черные люди стоят,
Их злобную ругань я слышу…
Уж я ненавижу проклятый завод,
Проклятую нашу работу,
И день, что работать опять позовет,
А дней этих будет без счету.
«Товарищи! братья»!.. я крикнуть хочу —
«Пусть лучше я нищим подохну»!
Но сам, как соседи, угрюмо молчу
И, молча, у пламени сохну.
Колеса шипят, пробегают ремни…
Нужда караулит у входа…
И страшно мне думать про черные дни,
Про черную силу завода.
Родились мы в тревожную, белую ночь
И полны предрассветной тоской,
От седых берегов уходили мы прочь,—
Мы хотели расстаться с землей.
Были тихо и странно в покое ночном:
В нем грустил нарождавшийся день.
Одинокая птица, касаясь крылом,
Проносилась над нами, как тень.
Были звезды бледны. Синий месяц поник
И закрылся узорной фатой.
Нам на встречу вставал безучастный тростник,
Нас баюкал туман голубой.
Мы искали свободы, мы в море ушли,
Не хотели вернуться назад.
Но в пустыне морской, далеко от земли,
Только ветры да бури царят.
И теперь мы бесцельные грустно плывем,
Без конца наш размеренный бег.
Посмотри: мы забрызганы серым дождем,
Наши кудри похожи на снег.
Ты — изгнанник. Ты знаешь и скажешь, как плыть
К молчаливой и скорбной стране.
Мы не можем родных берегов позабыть,
Мы туда возвратимся к весне.
Безмолвный свет луны струится с неба скудно;
Бесшумно мрак ползет но каменным стенам;
Озябшие огни дрожат по сторонам;
На тусклых улицах пустынно и безлюдно.
Следы кровавых дел сокрыть во тьме нетрудно.
Бояться некого убийцам и рабам:
Толпа рассеяна. Спит город непробудно.
Все спрятались давно по сумрачным домам.
Холодный ветер золь: он мечется в тумане,
По проводам стальным загадочно гудит.
Багровые костры горят во вражьем стане;
Тяжелый шаг солдат по мостовой гремит.
И в мутной, злобной тьме, как в черном океане,
Владычит ночь опять, и мертвый город спит!
Грозный лень проходил в непонятной тоске.
Не дымили прямые, высокие трубы…
Проходили солдаты… Отчетливо-грубы
Умолкали шаги вдалеке…
Отдавался горнистом сигнал на рожке.
Врассыпную бросалась толпа без отчета.
Торопливо везде запирали ворота.
Залп за залпом гремел вдалеке.
Не забуду я девушку с ясным лицом
И высокого юношу с пламенным взглядом:
Словно брат и сестра, шли в толпе они рядом.
Их нигде не встречали потом.
Только видела темная ночь, как тайком,
Словно воры, собрались на кладбище люди.
Осторожно дышали стесненные груди
И солдаты стояли кругом.
Все те же пасмурным стены,
Все тот же тусклый, мертвый свод.
День не приносить перемены,
Ночь ярких снов не создает.
С утра выводят на прогулки
Одетых в серое людей.
Их шаг размеренный и гулкий
Дрожит по камере моей.
Глаза на каждом уголовном
Остановлю и с ним грущу,
И в их ряду степенно-ровном
Себе родного отыщу, —
Того, кто путь прошел тоскливый,
Сгорев несознанной мечтой —
О жизни светлой и красивой,
О правде ясной и простой. —
Со мной он встретится глазами,
Неловко головой кивнет,
И снова мерными шагами
Но кругу ровному пойдет.
МОЛИТВА НОЧИ.
Ночь полна тревоги непонятной,
Тихий сад испуганно дрожит
И о чем-то шепчет мне невнятно,
С грустью тихой что-то говорит.
И я слышу, как звучат рыданья,
Чьи-то стоны смутно слышу я —
О тоске печальнаго изгнанья
И о муках вечных бытия.
И встают, дрожат виденья ночи,
По листве и по земле скользят!
И с небес на землю Божьи очи
С безпредельной жалостью глядят.
Мнится мне, что, полная мученья,
Просит ночь простить грехи земли,
Тех простить, чьи скорбныя моленья
До небес далеких не дошли!
Хмурые сосны шумят под окном.
Ветер качает вершины их сонно.
Слышу, как шепчут они монотонно
Все об одном, об одном:
«В скучном краю родились мы на свет.
В скучном краю счастья нет.
Серым ненастьем измучены мы,
Жизнь наша хуже тюрьмы.
Ждать и желать мы забыли давно,
Холодно нам и темно.
Здесь можно только страдать и терпеть,
Здесь хорошо умереть».
Хмурые сосны шумят под окном.
Ветер качает вершины их сонно.
Слышу, как шепчут они монотонно
Все об одном, об одном.
Тесные улицы злы,
Все они гневом обяты:
В холоде утренней мглы
В город вступают солдаты.
Ищут их взоры толпы,
Лица угрюмы и серы…
Клятву с них взяли попы,
Их повели офицеры.
С кровью по жилам бежит
Марш утомительно-четкий…
Мозг напряженный горит
Чадным угаром от водки…
Каждый насупленный дом
Смерть и безумье готовит.
Шепот враждебный кругом
Слух настороженный ловит…
Месть затаил не один…
Страшно становится вчуже…
Море затылков и спин,
Море сверкающих ружей.
Засуха.
Грозы, дождя природа скорбно просит.
От пламенной жары потрескалась земля,
Но ветер западный прохлады не приносит
И взор не веселят пустынные поля.
Туч не видать на ярком небосводе:
С утра до вечера горит небес простор,
И толки странные опять идут в народе
О черной женщине, о том, что будет мор.
Надежды нет, и пахарь несчастливый
В унынье сумрачном встречает новый день,
A солнце все горит и опаляет нивы
И грустные сады по склонам деревень.
Серое небо, тусклое небо опять,
Ясного солнца за тучами вновь не видать.
Город проснулся; город, волнуясь, шумит.
Всем надоевшая, старая песня звучит.
То же сегодня, что было и будет всегда.
Жизнь в этом городе, точно в болоте вода:
Гибнет все свежее, темные силы царят.
В высь поднимается едкий, удушливый чад.
Воздух кругом испареньем пропитан больным.
Серое, тусклое небо вечно над ним.
Словно думы огневые,
Рвутся беглые зарницы…
Бьются крылья золотые.
Шумно мчатся колесницы.
Ужас черной ночи ближе:
Алой кровью путь окрашен.
Звезды падают все ниже
Над зубцами мертвых башен.
Красный запад весь в движеньи,
Слышен голос Саваофа:
«Час пришел для искупленья,
Будет новая Голгофа!»
Мутные, влажные тени дрожат
В темных кустахь.
Тихо и глухо деревья шумят,—
Мучит их страх...
Черная полночь ползет из кустов,
Скорбно глядит.
Можно ли Богу молиться без слов?
Сердце молчит...
Тучею месяц закрылся давно.
Звезд не видать...
Если вокруг, как в могиле, темно,
Что мне сказать?