Ходить я не могу, однако ж не лежу;
Согнутым я ногам подпорою служу.
Мя часто носят все, стою же весь свой век;
А пользую тогда, устал коль человек.
Равно как с женщиной, с мужчиной я ласкаюсь
И только лишь к одной спине их прилепляюсь.
Устанешь как когда, кричишь: меня подайте,
А как меня зовут, вы сами отгадайте.
Стул
Какой-то бриллиант меж камушков лежит,
Но схватит кто его, лишь только отбежит
И плюнет на него с болезнью и тоской;
Нельзя, знать, бриллиант взять голою рукой?
Часа три полежав, он весь вдруг почернеет;
И всякий уж его тогда брать в руки смеет.
Уголь
Несчастнейшее мы на свете сем творенье,
И, знать, сотворены другим на вспоможенье:
Трудимся мы для ног, для рук, для головы;
Но что в том пользы нам? скажите сами вы;
Готовим пищу мы, а сами не глотаем,
И сыты от трудов своих мы не бываем;
Мы тверды, но что в том? Хоть камням мы подобны,
Но мы в работе век, они лежат покойны.
Зубы
Как злейший крокодил, я рот свой разеваю
И, что ни бросят мне, все надвое терзаю.
Пять мальчиков меня к тому злу побуждают,
А без того мои и члены не владают.
Ножницы
Кузнец меня родил; ему должна рожденьем;
Первейшим же служу портному вспоможеньем.
Ножницы
Я вам пылиночку горою покажу;
И небо на плечах я ваших положу.
А меня доколе нет,
То один видите свет.
Микроскоп
Что? Десять работают,
А двое надзирают;
Ничего ж никто не знает,
Как один не управляет.
Руки, глаза, разум
Ничто меня на свете не прельщает;
Водою я живу, вода меня питает;
И воду я люблю. А дневное светило
Уж оченно-то мне, уж оченно не мило;
Как скоро лишь лучам его я виден стал,
С большою трусостью свой колпачишко снял.
Гриб
Мною астроном гуляет по пространным небесам;
Географ дорогу знает по горам, долам, лесам;
Корабельщик без меня
Стоит на море, стеня.
Коль меня скоро найдет,
То немного мной шагнет;
Тогда он якори оставит
И парусы направит;
Я живу без рук, без брюха, но имею две ноги;
Все разумны меня любят, ненавидят дураки.
Циркуль
Хоть бумажка я простая, но имею много глаз;
И из Крезуса я нищим превратить могу тотчас.
Я спасение от скуки,
Мне все люди говорят;
Я целую у всех руки,
Все меня хоть вявь бранят.
Карты
О Вафилле
Друга моего Вафилла
Напиши мне по словам:
Чтобы кудри черно-русы
Отливали светлый цвет,
И небрежно завивались,
Распущенны по плечам.
Напиши, чтобы прекрасно
Умащенное чело
Украшалось черной бровью,
Темной, как дракона цвет.
Чтобы глаз имел он черный,
Быстрый и приятный взгляд,
Взор и Марса и Венеры
Заключающий в себе:
Так, чтоб тот страшил собою,
Сей надеждою питал.
Розовы его ланиты
Нежным пухом облеки,
Пигвы мшистыя подобно;
Чтоб румянец в них играл,
Как стыдливостью рожденный,
Но прекрасные уста,
Как напишешь ты, не знаю...
Должны полны быть они
Убеждения... приятства...
Сделай так, чтобы твоей
Нежной кистью оживленный,
Образ молча говорил.
Шея чтоб его прекрасней
Адонидовой была:
Так бела, как кость слонова;
Руки же ему и грудь
Ты Гермесовы приделай.
Стегна Полукса...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но завистливым искусством
Ты почто закрыл плеча?
Лучшее произведенье!
Как ты должен написать
Ноги, говорить не нужно.
Что, скажи, возьмешь за труд?
Переделай ты в Вафилла
Образ Аполлонов мне;
А когда в Самос приедешь,
Можешь Феба ты списать
С начертания Вафилла.
ВЕСНА
Цветами уж покрылись
И луг, и поле вновь,
С весною воротились
И радость, и любовь.
Счастливый веселится,
Он видит рай земной;
А мой лишь дух томится,
Жестокая, тобой.
ЛЕТО
Красно лето воротилось,
Зреет счастье на полях,
И с надеждой вкоренилось
И на нивах, и в сердцах.
Приди, о мой любезной!
Спокой тревожну грудь
Под тению древесной,
Приди со мной вздохнуть.
ОСЕНЬ
Куколка, куколка,
Ты мала, я мала,
Где ты тогда была?
Как я, глупенька,
Встала раненько,
Встала раненько,
В поле ушла.
Там между розами
Мальчик стал с крыльями,
Я приголубила
Мальчика сонного,
Он лишь проснулся —
Взглядом сразил.
Я приуныла,
Куклу забыла,
Мальчик мне мил.
ЗИМА
Пойдем на улицу,
Красны девицы,
Уж молодцы мороз
Бьют в рукавицы.
Мы только к ним придем,
Лихой мороз убьем
Из-под ресницы.
УТРО
Хоть уж утро благовонно
Освежило все места,
На руке моей покойно
Спит любовь и красота.
Ах, во поле не блистает
Взор красавицы моей,
Солнце мир не освещает,
Петь не смеет соловей.
К Своей девушке
Царь в художестве изящном,
Коим Родос процветал,
Напиши ты мне в разлуке
Дорогую по словам:
Напиши сперва, художник,
Нежны русые власы;
И когда то воск позволит,
То представь, чтобы они
Обоняние прельщали,
Испуская аромат.
Чтоб под русыми власами
Выше полных щек ее
Так бело, как кость слонова,
Возвышалося чело.
Брови черными дугами
Кистью смелою накинь,
Не расставь их и не сблизи,
Но так точно, как у ней,
Нечувствительно окончи.
Напиши ее глаза,
Чтобы пламенем блистали,
Чтобы их лазурный цвет
Представлял Паллады взоры;
Но чтоб тут же в них сверкал
Страстно-влажный взгляд Венеры.
Нос и щеки напиши
С розами млеком смешенным
И приветствием уста,
Страстный поцелуй зовущи.
Чтоб ее прекрасну грудь
И двойчатый подбородок
Облетал харит собор.
Так ты ризой пурпуровой
Стройный стан ее одень,
Чтоб и те красы сквозили...
Полно... Вижу я ее;
Скоро, образ! ты промолвишь.
К голубке
Любезная голубка!
Отколь, отколь летишь?
Отколе ты на воздух
Толь сладкий аромат
Несешь и разливаешь?
Кто, с чем тебя послал?
Голубка
Анакреон к Вафиллу
С письмом послал меня;
К красавцу молодому,
Что ныне всех сердец,
Им пленных, стал владыка.
За песню отдала
Меня ему Венера.
И я служу ему
Усердно, сколь возможно,
И письма разношу
Его теперь, как видишь,
А он свободу дать
За то мне обещает.
Хоть пустит он меня,
Но все я с ним останусь.
Какая польза мне,
Одной меж гор летая,
Садиться на кустах
И дикими плодами
Кормиться по полям?
Из рук Анакреона
Питаюсь хлебом я,
А жажду утоляю
Вином, что сам он пьет;
Напьюся, встрепенуся,
И легиньким крылом
Его я отеняю.
На лире я его
Вседневно засыпаю.
Прости, о человек!
Ты винен, что с тобою
Сегодня я была
Болтливее вороны.
Собирание винограда
Младые юноши и девы
Несут в корзинах на плечах
Созрелые румяны грозды
И сыплют в виноградный гнет.
Одни лишь мужи совершенны
Из ягод жмут приятный сок.
Поют веселы песни Вакху,
Ликуют, новый сей нектар
В сосудах полных зря бродящий.
Хотя дрожащею ногой
Старик, испив, плясать пустился,
Кудрями белыми трясет.
К девице молодой, прекрасной,
Обремененной сладким сном,
Небрежно на листах лежащей,
Раскинувшись в густой тени,
Испивши, льнет влюбленный отрок.
Пожертвовать любви его
Эрот девицу убеждает,
Доколь еще не воспален
Светильник брака Гименеем;
Но видя, что словами он
Успеть в намеренье не может,
Он силой жертвует любви.
Нередко юностью нетрезвой
Развратно веселится Вакх.
На тот же случай
Прекрасное искусство,
Ты вычекани мне
Весны приятну чашу.
На ней изобрази:
Веселый месяц ранний,
Носящий розы нам;
И так сребро обделай,
Сдобряло чтоб питье.
Но жертвоприношенья
Чтоб не было на ней,
Печальных мне обрядов
Не делай, я прошу;
Пускай представлен будет
Зевесов сын Эвий,
Что подал виноградный
Живительный нам сок.
Или представь Венеру
И пляшущих при ней
В веселье новобрачных,
Чтоб тут же был Эрот;
Но был неворуженный.
Харит на ней представь
С улыбкою приятной;
Под сенью винных лоз
Густою краснолистной,
Под сенью красных грозд,
Прибавь еще прекрасных,
Художник, молодцов,
Играющего с ними
Ты Феба изваяй.
На пиршество
Веселяся пить мы станем,
Станем Вакха воспевать,
Он плясания наставник,
Любит хороводну песнь.
Он приятель с Купидоном
И Венерою любим.
Он начало в свете пьянства,
Он харитам был отец.
Он печали прогоняет,
Услаждает скорбны дни.
Как подносят винну чашу
Юноши прекрасны мне,
То печали улетают
С сильной бурей от меня.
Во́зьмем, во́зьмем чашу в руки
И прогоним скуку прочь.
Что за польза сокрушаться,
Кто известен, долго ль жить?
Мы о будущем не знаем.
Я, вином подвеселясь
И опрыскавшись духами,
Рад под лютню поплясать
С молодыми красотами.
Кто охотник, тот горюй;
Мы попьем, повеселимся
И воскликнем Вакху песнь.
О любви своей
Когда ты счесть возможешь
Все листья на древах,
Иль счислить ты умеешь
Морские волны все,
Ты можешь и любовниц
Моих пересчитать.
Пиши афинских двадцать,
Пятнадцать к ним других;
Полками из Коринфы
Несметными считай;
Прекрасными женами
Во всей Элладе сей
Ахейский город славен.
Родосских положи...
Ионских и Карийских,
Лесбинок, итого
Две тысячи невступно...
Но что ты удивлен,
Что много так любовниц?
Тебе еще не счел
Ни сирских, ни кановских,
Из Крита ни одной,
Где таинства свершает
Свои Венерин сын.
Но как из Бактрияны,
Из Индии сочесть,
Из Кадикса и дале
Души моей другинь...
На Венеру, изображенную на диске
Кто художник сей изящный,
Что на блюде хитро так
Бурное представил море,
Пролил волны по кружку?
И к богам возвысясь духом,
Ясно так изобразил
Мать бессмертных Афродиту?
Но, явив нагую нам,
Те закрыл красы волною,
Что не должен видеть глаз.
По струям морским стремяся
В разны стороны, она
Разделяет тихи воды
Грудью белой и плечом
И, блестя, меж них сияет,
Как лилея меж цветов.
Сей художник, на дельфинов
Купидонов посадя,
Их заставил насмехаться
Тонкости людских умов.
Рыб играющих представил
Пред Венерою в водах
И с улыбкою богиню,
Зрящую забавы их.
Эпиталама, или брачная песнь
Богинь царица Афродита!
Могущий властелин Эрот!
Гимен, источник жизни нашей!
Я славлю вас в стихах моих,
Я вас, Амур, Гимен, Венера,
Пою. О юноша! взгляни,
Взгляни ты на свою любезну;
Восстань, Стратокл, Венеры друг!
Мириллы муж, Стратокл счастливый!
Зри юность милыя жены.
Какая красота, приятность!
Царица роза меж цветов,
Мирилла, роза меж подружек.
Блаженствуй, счастливый супруг
В обятиях Гимена чистых,
Доколе не осветит Фив
И самые места тенисты.
Да кипарис в саду твоем
Произрастет в коротко время!
На любовь
Любить, любить я буду,
Мне это сам Эрот
Советовал недавно;
Безумный! я в упрямстве
Ослушался его.
Тут лук подняв незапно
И свой златой колчан,
Он звал меня сражаться;
А я, как Ахиллес,
Надел на плечи латы,
Взяв щит свой и копье,
Шел с ним на поединок.
Он выстрелил, а я
Ушел от пораженья;
Но как уж больше стрел
В колчане не осталось,
Разгневался Эрот
И бросился сам прямо
На место копия,
Меня обезоружил,
Проникнув в сердце мне.
Теперь мне щит не нужен...
Не нужно мне стрелой
Снаружи защищаться,
Когда в средине враг.
К девушке своей
Некогда в стране Фригийской
Дочь Танталова была
В горный камень превращенна.
Птицей Пандиона дочь
В виде ласточки летала.
Я же в зеркало твое
Пожелал бы превратиться,
Чтобы взор твой на меня
Беспрестанно обращался;
Иль одеждой быть твоей,
Чтобы ты меня касалась,
Или, в воду претворясь,
Омывать прекрасно тело;
Иль во благовонну мазь,
Красоты твои умастить;
Иль повязкой на груди,
Иль на шее жемчугами,
Иль твоими б я желал
Быть сандалами, о дева!
Чтоб хоть нежною своей
Жала ты меня ногою.
Стрелы любовные
Муж прекрасной Афродиты
В ле́мносских горнах ковал
Для любви стальные стрелы,
А Венера их концы
В сладком меде закаляла;
Но примешивал тут желчь
Купидон в состав приятный.
Марс, со брани возвратясь,
Презирал стрелу Эрота,
Тяжким воружен копьем.
«Не легка, — промолвил Марсу,
И сия стрела, — Эрот, —
Испытай, так ты узнаешь».
Принимает Марс стрелу,
Улыбнулася Венера.
«Тяжела... возьми назад», —
Воздохнувши, Марс вещает.
«Нет, оставь ее себе», —
Бог любови отвечает.
На кузнечика
Счастлив, счастлив ты, кузнечик!
Выпив капельку росы,
На высоких ты деревьях
Так поешь, как господин!
Все твое, что видишь в поле,
Что приносят времена.
Земледельцам ты приятель,
Не обидишь их ничем.
Сладкий вестник лета красна,
Ты приятен смертным всем.
Все тебя и музы любят,
Любит сам и Аполлон:
Он тебе дал звучный голос.
Старости не знаешь ты.
О премудрый песнолюбец!
О бескровный сын земли!
Ты болезням не подвержен,
Равен ты почти богам.
К ласточке
О ласточка любезна!
Ты всякую весну
Гнездо себе свиваешь:
Но к зи́ме иль на Нил,
Иль к Мемфису летишь;
В моем же сердце вечно
Любовь гнездо свила,
И в нем с тех пор выводит
По всякий час детей.
Иные оперились,
Другие в скорлупе;
Наклюнутся лишь только,
То голос и дают.
Там старшие питают
Молоденьких птенцов;
А те лишь возмужают,
Рождают вновь детей.
Что делать? Я не знаю,
Но много так любви
В моем едином сердце
Не можно поместить.
Весна
Посмотри при возвращеньи
К нам приятныя весны,
Как хариты усыпают
Розами повсюду луг!
Посмотри, как тихо море,
Как сровнялася волна!
Утка плещется водою,
И летят к нам журавли.
Ясно солнце просияло,
Мрачны тучи разогнав;
Процветают злачны нивы
Земледельческим трудом.
Уж земля травой покрылась,
И оливна ветвь растет;
Увенчался пышным листом
Виноградный сочный грозд.
Под листом на ветвях мягких
Появился юный плод.
На воскового Купидона
У юноши недавно,
Который продавал
Эрота воскового,
Спросил я, что цена
Продажной этой вещи?
А он мне отвечал
Дорическим языком:
— Возьми за что ни есть;
Но знай, что я не мастер
Работы восковой.
С Эротом прихотливым
Жить больше не хочу.
— Так мне продай за драхму;
Пусть будет жить со мной
Прекрасный сопостельник.
А ты меня, Эрот,
Воспламени мгновенно,
Иль тотчас будешь сам
Ты в пламени растоплен.
Эрот
Купидон, не видя спящей
В розовом кусте пчелы,
В палец ею был ужален;
Вскрикнул, вспорхнул, побежал
Он к прекрасной Цитереи,
Плача и крича: «Пропал,
Матушка! пропал; до смерти,
Ах! ужалила меня
С крылышками небольшая
И летучая змея,
Та, которую пчелою
Землепахари зовут».
Тут богиня отвечала:
«Если маленькой пчелы
Больно так терзает жало,
То суди ты сам теперь,
Сколько те должны терзаться,
Коих ты разишь, Эрот?»
Торжество любви, или Ком
Увенчаемся венками,
Соплетенными из роз,
Будем пить и веселиться.
Пусть под лирный звук легко
Юная воспляшет дева,
Тирс носящая, обвит
Вкруг зеленой повилицей.
Пусть тут отрок кудреватый,
Сладкий дышущ аромат,
Воспоет под струны лирны
И прольет приятный глас.
Златовласый бог любови
И прекрасный бог вина
Со прелестною Кипридой
Комоса да посетят,
Толь приятного для старых!