Ужь твой могильный крест давно оброс травой!..
А кажется, давно-ль, давно-ль, моя родная,
Сюда я схоронил остывший пепел твой,
Над ним без памяти, отчаянно рыдая?
И вот, покинувши столичный шумный свет
С его вседневною гремящей суетою,
Где в памяти людей тебя и следа нет,
Я вновь пришел сюда, чтоб теплою слезою
С молитвой оросить почивший милый прах.
Но где же ты?… В земле безследно ли истлела?
Или, простившись с ней и ей отдавши тело,
Ты в горней высоте паришь на небесах?..
Неразрешимая, великая загадка!…
А вкруг давно весна… Так радостно и сладко,
Играя с ветерком, шумит зеленый лес;
На ясном куполе лазоревых небес
Сребристых облаков, скользя, несутся волны;
Луч утренний златит кресты и сельский храм
И трели жаворонка несутся к небесам
С проснувшихся полей, веселой жизнью полны.
Вон курятся дымки в деревне за рекой,
В сияньи золотом играя безмятежно,
И отражается во влаге-голубой
Лазурь небесная так ласково и нежно…
Какая жизнь кругом! Как радостно, светло,
В наряде праздничном, все блещет предо мною,
Как будто бы земли ожившее чело
Блестит воскресною, торжественной мольбою!
И в смерть не верится в минуту эту мне…
Мечта прекрасная, как светлое виденье,
Слетает на душу в отрадной тишине,
Что за могилой есть и жизнь, и возрожденье…
Что в этот самый миг, быть-может, как стою
Один я над родной, заветною могилой,
Оплакивая смерть недавнюю твою
И в прошлое несясь мечтой моей унылой, —
Быть-может, в этот миг, уже в краю другом,
Быть-может, далеко, на юге золотом,
На мирном берету зеркальнаго залива,
Где лодки рыбаков колеблются лениво
Под говор сладостный полуденной волны,
Ты в этот самый миг, —дитя другой страны, —
Полна сияющих надежд и упований,
Уже не ведаешь тоски воспоминаний,
Забыв былую жизнь и гнет былых скорбей,
И с тихой, радостной улыбкою своей,
Встречая солнца свет, сверкающий росою
В цветах вокруг тебя, благословляешь ты
Тот самый луч златой, что с ясной высоты
Играет здесь моей горячею слезою,
Упавшей на твои могильные цветы…
Отрадная мечта!.. Когда-жь промчатся годы
И за тобой сойду я, сбросив гнет скорбей,
Гнет одиночества, и горя, и невзгоды, —
То снова, как вдали давно минувших дней,
Проснувшись, может-быть, твой милый взор я встречу,
Как прежде, блещущий любовию святой,
Со смехом и слезой я на него отвечу
И с лепетом прильну к труди твоей родной!…
Везде гудят колокола,
Ликуют люди, и светла,
Чиста лазурь небес.
С весной воскресли лес и дол
И громко праздничный глагол
Звучит: «Христос воскрес!»
Но грустно мне в толпе людской…
Я знаю: только звук густой,
Лишь слово на устах…
Хоть и лобзает брата брат,
Христос по-прежнему распят, —
Распят в людских сердцах…
Свобода, братство и любовь!
Где вы?.. Как прежде, льются кровь
И слезы на земле.
«Христос воскрес!» лепечем мы,
Но тонем в бездне лжи и тьмы
С проклятьем на челе…
И с грустной думою моей
К могилам милых и друзей
Иду я в тишину.
Как сладко в небе голубом!
Там лес, играя с ветерком,
Приветствует весну;
Там вешней мирною красой
Блестит подснежник голубой,
И жавронок, звеня,
С мольбою праздничной своей
Летит с воскреснувших полей
В златом сияньи дня.
Предвестьем радостным кругом
Все дышет в блеске золотом;
И мнится, в тишине,
Из зеленеющих листов,
Знакомых, милых голосов
Звучит привет ко мне:
«Давно из мира мы ушли
И в лоне матери земли
Давно наш прах истлел.
Мы не дождались, чтобы свет
Постиг Христа святой завет, —
Таков и твой удел.
И ты сойдешь, и за тобой
Друзья сойдут своей чредой.
Но верь: придет пора,
Все возродимся снова мы
Из недр и тления и тьмы
Для правды и добра.
Так сей святыя семена!
Придет желанная весна:
И братство, и любовь
Весь мир сплотят в семью одну,
И мы, встречая ту весну,
Соединимся вновь…
И веры во дни эпохи той
Раздастся громкий и святой
Глагол самих небес, —
Не только звуком на устах,
Но глубоко в людских сердцах, —
Воскрес Христос, воскрес!»
Еще затмилася прекрасная звезда,
В разгаре полнаго и яркаго сиянья,
Так неожиданно!.. А многие года
Она светила нам, как луч обетованья.
На наших сумрачных духовных небесах,
Покрытых тучами, теперь так мало света,
Так мало ясных звезд; в их трепетных лучах
Чуть виден трудный путь и мглою даль одета…
Порой лишь тусклый свет блуждающих огней
Влечет на миг толпу, блеснкв лучом коварным…
А ты, художник, нам, ты, в сумраке теней,
Лил тихий, ровный блеск светилом лучезарным!
Ты верой искренней и теплой пламенел
Во все прекрасное… Твой голос вдохновенный
Сулил отечеству безсмертия удел
И к идеалу звал… Твой взор проникновенный
В клокочущем аду страстей и темных сил,
Где, как страшилища, гнездятся преступленья,
В хаосе зла и мук порою находил
Залог спасения, святыню искупленья…
В душе преступника, проклятой на земле,
Отверженной людьми и чуждой их участью,
Ты видел светлый луч, таящийся во мгле,
Сокровище небес, похищенное страстью, —
В аду скорбей, во тьме духовной нищеты
Ты видел скрытый путь с вратам любви и рая…
О, рано ты ушел!.. О, много, много ты
Еще не досказал, из мира улетая!
Горька утрата нам, —замолк твй вещий зов!..
Но долго будет он звучать и за могилой,
Сквозь гул обыденный ничтожных голосов,
С любовью теплою, с пророческою силой…
Уже сокрылся ты за гранью мировой,
Но призовет жреца, мыслителя, поэта
К служенью светлому оставленный тобой
В духовной скинии святой кивот завета…
Бог Аполлон песнопевец, исполнившись жалости кроткой
К бедной вселенной, погрязшей в мученьях земных и скорбях,
Лиру забытую поднял, хотел он страдальцев утешить
Звуками райских напевов, аккордами струн золотых.
Искры святых упований, в грядущее сладкую веру,
Пламя энергии в битве с могучею силою зла
Песнью поэзии светлой в сердца он задумал посеять,
Стал на горе олимпийской, ударить хотел по струнам,
Только, о, Боже, что слышит!.. Поэты несчастной юдоли,
Взяв балалайки и дудки и гнусно кривляясь, притом,
Оды пред сильными мира слагают, склоняясь во прахе,
Квакают словно лягушки, а гром барабанов земных
Все заглушает: и ропот, и мысли младенческий лепет…
Тут возмутился и мрачно нахмурил чело Аполлон;
В гневе своем благородном швырнул он священную лиру.
В дребезги та раскололась об острый кремнистый утес…
С громом и звоном по безднам, дробясь, полетели осколки,
Словно и смех, и рыданья посыпались с порванных струн.
Пламенем жгучей сатиры осколки над миром сверкали,
Сыплясь с горы олимпийской в ущелья и бездны земли.
Там же, где падал осколок, твердыни во прах разсыпались,
Башни чертогов дрожали, и сильные мира тогда
Жмурили очи в испуге, иль в гневе неистово-яром
Всюду искали и ищут незримых, но страшных врагов…
Мать ребенка в лес послала
За грибами спозаранку,
И принес он их не мало,
Но собрпавши и поганку.
Красной шапке мухомора
Отдавал он предпочтенье:
Для ребяческаго взора
Мухомор, ведь, загляденье…
Ох, дитя! Не скрывши вздоха,
Я скажу, что, по несчастью,
В наши дни грибов эпоха,
Но поганых большей частью…
Мухоморов не бери ты,
Хоть у них красива форма,
Но негодны, ядовиты
Эти франтики для корма…