Любовью ль сердце разгорится, —
О, не гаси ее огня!
Не им ли жизнь твоя живится,
Как светом солнца яркость дня?
Люби безмерно, беззаветно,
Всей полнотой душевных сил,
Хотя б любовию ответной
Тебе никто не отплатил.
Пусть говорят: как все в творенье,
С тобой умрет твоя любовь, —
Сонет
О, радость утра ясного весной!
Ты ласточек навеяна крылами.
Вы, незабудки, споря с небесами,
Так празднично убрались бирюзой.
О, летний день! Сияя над землей,
Ты теплыми даришь ее лучами
И мака знойными во ржи цветами
И жаворонка песне заливной.
Ты — что рассвета вешняя заря:
Минула ночь, до дня еще далеко,
Как утра блеск твое сияет око,
Решимостью и удалью горя.
Мир тесен для тебя: вдаль за моря
Стремишься ты, за облака высоко,
И рад сражаться с недругом жестоко
За родину, за веру, за Царя.
Голубые покоились волны,
Голубой свод небесный дремал…
В мертвом сне цепенея, безмолвный
Час томительный полдня настал.
Застывала, палима лучами,
Раскаленная почва земли,
Трепетала лишь чайка крылами
И вилась, и кружилась вдали…
Притупилися все ощущенья,
Все застыли волненья в груди,
П. И. Чайковскому
О, люди, вы часто меня язвили так больно,
Слезы не редко мои с досады текли,
И все-таки вас люблю я невольно,
О, бедные дети земли!
Виновники скорби своей, творите вы злое,
Множа печаль на земле неправдой своей,
Но, если поздней скорбите вы вдвое,
Мне жаль вас, как малых детей.
О, лунная ночная красота,
Я пред тобой опять благоговею.
Пред тишиной и кротостью твоею
Опять немеют грешные уста.
Так непорочна эта чистота,
Так девственна, что омовенный ею
Восторгом я томлюсь и пламенею.
Как эта ночь, будь, о, душа, чиста!
Великой Княгине
Елизавете Маврикиевне
В тени дубов приветливой семьею
Вновь собрались за чайным мы столом.
Над чашками прозрачною струею
Душистый пар нас обдавал теплом.
Все было здесь знакомо и привычно,
Кругом все те же милые черты.
Казалось мне: походкою обычной
Багряный клен, лиловый вяз,
Золотолистая береза…
Как больно в сердце отдалась
Мне красок осени угроза!
Природы радужный наряд
И блеск, и роскошь увяданья
С покорной грустью говорят,
Что уж близка пора прощанья,
Еще и Марта нет, а снег
Уж тает, обнажая землю.
Я вешних вод веселый бег
Опять, обрадованный, внемлю.
Струи взломали хрупкий лед,
Грачи обратно прилетели…
Пройдет еще две-три недели —
И мир воскреснет, зацветет.
На пятидесятилетие
его музыкальной деятельности
Игры упоительной звуки текли.
Мы в нежном восторге внимали.
Все радости неба, все горе земли
Те звуки в себе отражали.
Пленять нас и трогать им было дано:
Пред ними стихали сомненья,
И было так много обид прощено
Великому Князю
Сергею Александровичу
Дождь по листам шелестит,
Зноем томящий сад
Жажду теперь утолит;
Слаще цветов аромат.
Друг, не страшись. Погляди:
Гроз не боятся цветы,
Чуя, как эти дожди
Распустилась черемуха в нашем саду,
На сирени цветы благовонные;
Задремали деревья… Листы, как в бреду,
С ветром шепчутся, словно влюбленные.
А отливы заката, алея, горя,
Синеву уж румянят небесную:
На весну наглядеться не может заря,
Жаль покинуть ей землю чудесную.
Венчанный славою нетленной,
Бессмертных образов творец!
К тебе приблизиться смиренно
Дерзал неопытный певец.
Ты на него взглянул без гнева,
Своим величьем не гордясь,
И звукам робкого напева
Внимал задумчиво не раз.
Сраженный стрелою парфянскою, пал
Кесарь, отступник Христова учения;
В смертной тоске к небесам он воззвал:
«Ты победил, Галилеянин!»
Погиб Юлиан, враг Христова креста,
Церковь свободна от злого гонения.
Снова воскликнули верных уста:
«Ты победил, Галилеянин!»
Принцессе
Евгении Максимилиановне,
Ольденбургской
Мне бессильным не выразить словом,
Как у вас отдыхает душа,
Как под вашим приветливо кровом
И как ваша Рамонь хороша!
Хороша она далью лесною
И дворцом над обрывом крутым,
Давно забытая под слоем пыли
Умолкла лира… Песни молодые,
Созвучья вдохновенные застыли,
И порвалися струны золотые.
Была пора… Со мною то же было:
Недугом тягостным душа болела,
И все в ней лучшее дремало, стыло…
Любить, надеяться она не смела…
Повеяло черемухой,
Проснулся соловей,
Уж песнью заливается
Он в зелени ветвей.
Учи меня, соловушко,
Искусству твоему!
Пусть песнь твою волшебную
Прочувствую, пойму.
Пусть раздается песнь моя
Могуча и сильна,
Когда с зарей над сонною землею
Забрезжит луч небесного огня,
Я начинаю новый день мольбою:
Благослови меня!
Лишь только вечер, тихо догорая,
Подернет сумраком сиянье дня,
Я говорю тебе, о, дорогая:
Благослови меня!
Княгине С. Н. Голицыной
Родного севера картина:
Полей зеленых предо мной
Необозримая равнина
И церковь Божья над рекой.
Кругом, что ни обнимут взоры,
Жилья далеко не видать;
Луга, овраги, лес да горы,
Простор, раздолье, — благодать!
И. Н. Дараган
Алеет Нил румяным блеском…
Длиннее тени пирамид…
Багряный вал ленивым плеском
С прибрежной пальмой говорит.
Обята заревом пустыня.
Все ниже солнце… Через миг
Надгробья царского твердыня
Сокроет пламеносный лик.
В Страстную пятницу недаром он родился,
В Страстную пятницу недаром умер он!
В него божественный дух творчества вселился,
Он свыше тайною был силой облечен.
Небесной, ангельской красою одаренный,
Недаром имя он бесплотного носил,
И верить хочется, что кистью несравненной
Его руководил архангел Рафаил…
Главой венча́нною снегами
Как высоко, громада гор,
Ты вознеслася над долами
В недосягаемый простор!
Что́ перед мощью горделивой
Твердыни царственной твоей
В борьбе тревожно суетливой
Заботы жалкие людей?
Принцессе Елизавете
Саксен-Альтенбургской
Взошла луна… Полуночь просияла,
И средь немой, волшебной тишины
Песнь соловья так сладко зазвучала,
С лазоревой пролившись тишины.
Ты полюбила, — я любим тобою,
Возможно мне, о друг, тебя любить!
И ныне песнью я зальюсь такою,
Когда меня волной холодной
Обемлет мира суета,
Звездой мне служат путеводной
Любовь и красота.
О, никогда я не нарушу
Однажды данный им обет:
Любовь мне согревает душу,
Она — мне жизнь и свет.
Una cosa vеramеntе rarиssиma
е sиngolarе
Vasarи.
Глядишь на этот образ запрестольный,
И слово замирает на устах:
Молиться хочется невольно,
И слезы копятся в глазах.
Так и влечет в священном восхищенье,