Двенадцать братьев, веря в сны — и веря в призраки и тени —
Остановились у стены, хранящей царство сновидений…
А за стеною — девы плач звучал, как стон в глухой могиле —
И веря в сон — девичий стон двенадцать братьев полюбили…
Сказали: "стонет — но живет! Живет за камнем наша дева!"
Сказали все — и стали в ряд — направо — старший, младший — слева…
И каждый — в руки молот взял, и каждый — к небу вскинул очи —
И стал неистовый металл дробить гранит во мраке ночи!..
"Разрушим царство злой стены, спасая деву от печали!"
Так, руша кварц и веря в сны двенадцать братьев повторяли…
Увы — ясней не стала мгла… Увы — стены не пали чары —
И ослабели их тела, и стали детскими удары…
Устали груди, взор погас, умолкла песня звонкой стали —
И все в один и тот-же час — двенадцать братьев смерть познали. —
И вдруг — о Боже! — каждый брат свой призрак выставил на смену —
И стали тени братьев в ряд — и стали рушить ту-же стену!
И молот бьет, и молот вновь дробит гранит немой и серый —
Сильнее смерти ты, любовь — любовь с надеждою и верой!..
"Разрушим царство злой стены, спасая деву от печали!"
Так, руша кварц и веря в сны двенадцать призраков сказали…
Но и теней безплотный ряд не проломил гранитной груди —
И пал на землю тяжкий млат — и тени умерли, как люди…
Теней и братьев больше нет — никто из них не бьет гранита —
Угас порыв и сгинул след — и память их давно забыта…
И вдруг — о Боже! — каждый млат умершей тени стал на смену
И все двенадцать, ставши в ряд — забили дружно в ту-же стену!..
"Разрушим царство злой стены, спасая деву от печали!"
Так, руша кварц и веря в сны двенадцать молотов сказали…
И с громом рухнула стена, наполнив горы звонким эхом —
Но за стеной — пустая тишь вдруг засмеялась горьким смехом…
Одна лишь тишь, туман, ничто… без слез, без радостей, без гнева —
Ничьей души, ничьих очей - где-ж, братья-тени, ваша дева?
Там был лишь голос!.. Был лишь стон
За камнем звавший вас влюбленно —
А вы, поверив в этот сон — сгубили жизни ради стона!
Таков уж свет! Таков обман, в который даже сны одеты —
Таков уж свет в удел нам дан — другого нет под солнцем света!
И в знак того, что свет таков, и что не быть земле иною —
Легли двенадцать молотков перед разрушенной стеною —
И стройный ряд их замер там, под хмурым небом, где, как дети —
Мы только вечно верим снам, которых лживей нет на свете!..
Со мною улица — подруга дня и ночи
Бездомных лет моих. Светла. Темна. Пуста.
Бурлива, как поток. Всегда чужие очи,
Улыбки чуждые и чуждые уста.
Подруга верная! Безмолвием повиты
Кварталы города — и ночь еще темна,
А ты — уже со мной... Со мной асфальт и плиты,
И за окном — окно, и за стеной — стена.
Сверкают и манят зеркальные квадраты
Веселой пестротой: вино, сыры, грибы,
Хрусталь, цветы, ножи, бумажные солдаты,
Гравюры, серебро, пинцеты и... гробы,
Антенны радио, рубины и алмазы,
Колбасы, ордена, спортивные значки,
Надменно пыжатся фарфоровые вазы,
Пестреют галстуки, пижамы и носки.
Там — кто-то ссорится. Смеется чистым смехом
Малютка девочка. Но смех уже умолк.
Провозят чей-то гроб. Покрыта модным мехом
Чахоточная грудь. Отрепья. Снова шелк.
Кафе и столики. Лакей, джаз-банд, конфекты,
Смешенье запахов. Табак, бифштекс, ваниль,
Эстрада, виолончель. Вечерние газеты.
Кармин распутных губ. Гудок. Автомобиль.
Ступени паперти. Счастливая невеста.
Фата и флер-д'оранж, спустившийся на лоб —
Венчанье кончилось — и занял это место
Высокий катафалк и снова чей-то гроб!
И так всегда, всегда!.. Несутся друг за другом
Грех, смерть, слова, обман, любовь и фонари —
Со мною улица, бессменная подруга
Бездомных лет моих, со мною до зари!
За сосняком, среди пустого поля —
Где все пути песками замело —
Из века в век — стоит моя "Недоля" —
Землей забытое российское село...
В нем — двадцать хат, всегда стоявших криво —
Печальный ряд, склонившийся от бед —
Дырявый мост, за ним — сухая ива —
Грозой разбитая во тьме минувших лет...
И что ни день — от ивы суковатой
Каких-то лиц бессменный, серый ряд —
И на ногах, претонких и паучьих —
Крадутся сны в заулки вдовьих хат...
И там — встают из мрака и печали —
Неисчислимые... То муж, что был убит —
В глуши Карпатских гор... То сын, кого забрали —
И "вывели в расход" без слов и панихид!
И их — ряды, ряды!.. Терзают душу вдовью
Стеклянноглазые, живые прежних лет —
А ножки пауков — шуршат по изголовью
И до утра кричит упырь на лунный свет!
А утром вновь — печаль и непогода —
И черствый хлеб, и злой печали гнет —
И тот же дух забвения у входа —
Из века в век, из года в новый год...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Живет земля!.. А средь пустого поля —
Где все пути песками замело —
Из века в век стоит моя "Недоля" —
Землей забытое российское село!
Русская культура — это наша детская
С трепетной лампадой, с мамой дорогой.
Русская культура — это молодецкая
Тройка с колокольчиком, с расписной дугой!..
Русская культура — это сказки нянины,
Песни колыбельныя, грустныя до слез.
Русская культура — это разрумяненный
В рукавицах-варежках Дедушка Мороз…
Русская культура — это дали Невскаго
В серо-белом сумраке северных ночей.
Это — радость Пушкина, горечь Достоевскаго
И стихов Жуковскаго радостный ручей.
Русская культура — это вязь кириллицы
На заздравной чарочке яровских цыган,
Жемчуг на кокошнике у простой кормилицы,
При чеканном поясе — кучерский кафтан…
Русская культура — это кисть Маковскаго,
Мрамор Антокольскаго, Лермонтов и Даль.
Терема и церковки, звон Кремля Московскаго,
Музыки Чайковскаго сладкая печаль.
Русская культура — это то, чем славится
Со времен Владимира наш народ большой:
Это наша женщина, русская красавица,
Это наша девушка с чистою душой!..
Русская культура — это жизнь убогая,
С вечными надеждами, с замками во сне.
Русская культура — это очень многое,
Что не обретается ни в одной стране.
…Сегодня — день Ольги… Сегодня — за далью
По прежнему где-то сверкает река —
И где-то березы, с любовной печалью
Склоняются к водам… Бегут облака…
И где-то — крестя благодатную землю
Уходят дороги в родные концы —
И сосны, и ели смолистыя дремлют —
И весело-просто звенят бубенцы…
И где-то за днями, за цепью их длинной
Мне видится милая, чистая даль —
И слышу я чутко, как в старой гостинной
Под чьими-то пальцами стонет рояль…
И звуки надежды, и юности тайна —
И все, что вернуться не может назад, —
И сад при усадьбе, и кто-то, случайно —
Как будто случайно — спустившийся в сад…
. . . . . . . . . . . . . . . .
А в доме с колоннами — пир именинный
И запах клубники, и смех, и хрусталь
И песни Чайковскаго в старой гостинной
Его "баркаролла", его "Пастораль" —
И так, уходящий, хотел-бы поймать я
Все то, что вернуться не может назад —
День Ольги, и юность, и белое платье
Как будто случайно сходящее в сад…
где-то за днями, за цепью их длинной.
Я ждала тебя в спокойные обятья
Много дней у мраморной реки,
И могла бессменно, долго ждать я,
По ночам терзаясь от тоски…
Я — ждала, на Форум выйдя белый
В покрывале скромном и густом,
И шептала я с надеждой: сын мой смелый
Возвратится скоро со щитом…
И сменялись розовые зори,
Крася камень лестниц и колонн,
И смотрела я на дали плоскогорий
Бессловесных спутников времен…
Но бездушными остались эти дали,
Утопавшие в туманной красоте —
Час настал: в своей броне из стали
Возвратился ты, несомый на щите.
И целуя скорбно лик холодный,
Я, как камень, сдерживала стон —
На щите мой воин благородный —
На щите — и все ж не побежден.
И с тех пор ношу я снежно-белый
Свой наряд бессменно целый год,
Знаю я, что смертно наше тело —
Но душа бессмертная живет…
И чуждаясь скорби безотчетной,
Чую я, что вечным будешь ты,
И на щит твой смертный и почетный
Я ношу победные цветы…
Спелых вишен тихое веселье —
И восторгом полный небосклон…
Чей-то взор далекий… чье-то ожерелье,
Чьи-то косы, легкия, как сон…
Ты придешь, я знаю, в сад наш старый,
Лишь спадет слегка июльский зной —
И откроются красавцы ненюфары
На поверхности серебряной речной…
В легком платье — милом, длинном платье,
Ты на клевер сядешь у ручья —
Будет чистым первое об'ятье,
И безхитростным, как песня соловья…
Оба — юны… Оба — грезим сладко —
Оба — первая безгрешная любовь —
Быть вдвоем — запретно… Быть вдвоем — загадка…
Быть вдвоем — молчать… Разстаться… Грезить вновь…
. . . . . . . . . . . . . . . .
Жизнь прошла… Но где-то сад наш старый
Задремал, как встарь, в июльский зной —
И открылись, чую, ненюфары —
На поверхности серебряной речной…
Веет юностью… Уходит, негодуя
Прожитого мстительная тень —
И о скучном думать не хочу я
В этот день — июльский светлый день!..
В тот век, когда орда Батыя
Дошла до Киевских твердынь —
Ушли подвижники святые —
На отдаленную Волынь…
И там, верны отцовской вере
Вдали от вражеских очей
Зажгли они в глухой пещере
Неугасимый ряд свечей…. чую
И стали теплиться их свечи
Часы, недели и года —
И их молитвенныя речи
Не умолкали никогда…
И чудо! Искрясь и блистая —
Над их пещерой, в свете дня
Явилась Дева Пресвятая —
В столбе небеснаго огня!..
И там — навек запечатленный —
Стопой Заступницы от бед —
Струится стал родник священный
Давая грешным жизнь и свет…
Иди-же, путник, с чистой верой
На те места, к тому ключу
Где над Почаевской пещерой —
Сам Бог зажег свою свечу!
Склонись и ты с немой мольбою
Смирись душей, потупя взор —
И верь — блеснет и над тобою
Нерукотворный омофор!..
— ставшие в ряд.
Хамовники. Девичье поле. Извозчики, ставшие в ряд.
Мальчишки, бегущие к школе. Знакомый заборчик и сад.
Мгновенья, недели и годы от юности принятых чар.
Заулки, панели и своды. Каток. Чистопрудный бульвар.
Икона Иоанна Предтечи. Вечерний, приземистый храм —
И талыя, яркия свечи, когда-то мерцавшия нам.
"Нескучное" в палевом дыме. Туман над Москвою рекой.
Лихач под коврами цветными стоит у костра на Тверской.
Арбат. Самотека. Грузины — приют подмосковских цыган
И ряд упоительно-длинный — видений, бегущих в туман.
Лучи, полутени и тени, каких не увидит земля,
И лестницы Божьей ступени — от башен и вышек Кремля…
И песни веселой и звонкой плывущия в дали слова…
Петровка… Таганка… Волхонка… Всехсвятская Роща… Москва…
Я — старый менестрель. Безсменной чередою
Бегут года и дни — мелькает седина
В увядшем волосе, но жизнью молодою
Чем дальше, тем сильней звучит моя струна…
Чем дальше, тем стройней звучат мои аккорды —
Я — старый менестрель, но молод мой напев. —
Я песнь бросаю в даль уверенно и гордо, —
Не пропадет зерно и всходы даст посев…
Я — старый менестрель!.. Я знаю, что за гранью —
За гранью здешних дней — есть мир, но мир иной —
И я его пою, колебля слабой дланью
Всегда послушных струн всегда согласный строй…
И тихо падают в сердца мои напевы
В сердца немногия… Бежит чреда недель,
Бегут года и дни — и все-ж — взойдут посевы
И зерна прорастут, что бросил менестрель!..
...Нет тьмы — и все же ночь... Не ночь — а мертвый день —
Дар северной весны... Час ночи голубиной...
Курантов звон. Светло. Цветет моя сирень,
Что сорвана вчера и брошена в гостиной...
Букет ее поник, в предсмертьи, на столе
Но воздух комнаты живет благоуханьем.
Встаю. Смотрю в окно. Там, дремлет в полумгле
Мой сад Таврический... Нева бежит в молчаньи...
Сирень моя цветет! Цветет в последний раз.
С восходом солнца — смерть!.. Сирень — охватит тленье.
Но я — дышу весной. И странен этот час:
И ночь, и день, и жизнь, и смерть, и вдохновенье!
День Веры, Надежды, Любви и Софии —
День девственно-чистый и нежно-простой —
И вновь уношусь я в края золотые
Своею усталой и поздней мечтой…
И милые очи — мне светят как прежде —
И жизнь молодую я чую в крови —
И мыслю, как прежде — о милой Надежде —
С Софией и Верой в тумане Любви…