Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид:
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Если я блистал восторгом,
С струн моих огонь летел.
Не собой блистал я — богом;
Вне себя я бога пел.
Если звуки посвящались
Лиры моея царям, —
Добродетельми казались
Мне они равны богам.
Если за победы громки
Я венцы сплетал вождям, —
Думал перелить в потомки
Души их и их детям.
Если где вельможам властным
Смел я правду брякнуть в слух, —
Мнил быть сердцем беспристрастным
Им, царю, отчизне друг.
Если ж я и суетою
Сам был света обольщен, —
Признаюся, красотою
Быв плененным, пел и жен.
Словом, жег любви коль пламень,
Падал я, вставал в мой век.
Брось, мудрец! на гроб мой камень,
Если ты не человек.
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов;
С горстью россиян всё побеждать?
Быть везде первым в мужестве строгом,
Шутками зависть, злобу штыком,
Рок низлагать молитвой и Богом,
Скиптры давая, зваться рабом,
Доблестей быв страдалец единых,
Жить для царей, себя изнурять?
Нет теперь мужа в свете столь славна:
Полно петь песню военну, снигирь!
Бранна музыка днесь не забавна,
Слышен отвсюду томный вой лир;
Львиного сердца, крыльев орлиных
Нет уже с нами! — что воевать?
Победительница смертных,
Не имея сил терпеть
Красоты побед несметных,
Поразила Майну — смерть.
Возрыдали вкруг эроты,
Всплакал, возрыдал и я;
Музы, зря на мрачны ноты,
Пели гимн ей, — и моя
Горесть повторяла лира.
Убежала радость прочь,
Прелести сокрылись мира,
Тишина и черна ночь
Скутали мой дом в запоны.
От земли и от небес
Слышны эха только стоны;
Плачем мы — и плачет лес;
Воем мы — и воют горы.
Плач сей был бы без конца,
Если б алый луч Авроры,
Бог, что светит муз в сердца,
Не предстал и мне сияньем
Не влиял утехи в грудь.
«Помяни, — рек, — возлияньем
Доблесть — и покоен будь».
Взял я урну и росами
Чистыми, будто кристалл,
Полну наточил слезами,
Гроб облив, поцеловал.
И из праха возникают
Се три розы, сплетшись в куст,
Веселят, благоухают,
Разгоняют мрачну грусть.
Восстал всевышний бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых? Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.Ваш долг: спасать от бед невинных,
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.Не внемлют! видят — и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.Цари! Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет! Воскресни, боже! боже правых!
И их молению внемли:
Приди, суди, карай лукавых,
И будь един царем земли!
Блажен, кто Господа боится
И по путям Его идет!
Своим достатком насладится
И в благоденстве поживет.
В дому его нет ссор, разврата,
Но мир, покой и тишина:
Как маслина плодом богата,
Красой и нравами жена.
Как розы, кисти винограда
Румянцем веселят своим,
Его благословенны чада
Так милы вкруг трапезы с ним.
Так счастлив, так благополучен
И так блажен тот человек,
Кто с честью, правдой неразлучен
И в Божьем страхе вел свой век.
Благословится от Сиона,
Благая снидут вся тому,
Кто слез виновником и стона
В сей жизни не был никому;
Кто не вредит и не обидит,
И злом не воздает за зло:
Сыны сынов своих увидит
И в жизни всякое добро.
Мир в жизни сей и мир в дни оны,
В обители избранных душ,
Тебе, чувствительный, незлобный,
Благочестивый, добрый муж.
Хвала Всевышнему Владыке!
Великость Он явил свою:
Вельмож меня поставил в лике,
Да чудеса Его пою.
Пришли, пришли те дни святые,
Да правый суд я покажу,
Колеблемы столпы земные
Законом Божьим утвержу.
Скажу я грешным: не грешите;
Надменным: не вздымайте рог,
В безумии не клевещите,
Несправедлив что будто Бог.
От запада и от востока,
От гор, пустыней и морей
Нет человека без порока,
Без слабостей и без страстей.
Но Бог есть Судия единый,
Владыка и правитель всех;
Он сих возводит на вершины,
А понижает долу тех.
Вина багряна чаша цельна,
Из коей сладки перлы бьют,
В Его руке всем растворенна;
Но дрожди грешники пиют.
От арфы радость да прольется
В хваление Тебе, мой Бог!
Неправых выя да согнется,
А правых вознесется рог!
Знойное лето весна увенчала
Розовым, алым по кудрям венцом;
Липова роща, как жар, возблистала
Вкруг меда листом.
Желтые грозды, сквозь лист продираясь,
Запахом, рдянцем нимф сельских манят;
Травы и нивы, косой озаряясь,
Как волны шумят.
Стекляные реки лучом полудневным
Жидкому злату подобно текут,
Кравы и овцы с млеком накопленным
Под кущи бегут.
Сизые враны, орлы быстропарны,
Крылья спустивши, под хврастом сидят;
Тучная роскошь в тени сок прохладный
Пьет, ищет отрад.
Видишь ли, Дмитрев! всего изобилье,
Самое благо быть может нам злом;
Счастье и нега разума крылья
Сплошь давят ярмом.
В доме жив летом, в раю ты небесном,
В сладком поместье сызранском с отцом,
Мышлю, ленишься петь в хоре прелестном,
Цвесть муз под венцом.
Телесна красота, душевна добродетель,
Являют мудрому единую мету.
Коль зрит у первой он согласие в чертах,
А правду у другой и в мыслях и в делах, —
То видит в двух одну прямую красоту,
Иль, лучше, образец тех вышних совершенств,
По коим красоты и благости содетель
Для наслаждений и блаженств
Из плоти и духов
Образовал богов.
Они красот и благ прямых друг в друге зреньем
И вечным их собой взаимным наслажденьем
Произвели любовь.
Сии же существа, прекрасные, благие,
Коль суть не вымыслы и не мечты пустые, —
То уж, конечно, ты —
Одна из гениев, иль ангельских миров,
Таланты чьи, дела, ум, тела красоты
Приводят дух в восторг, во нежны чувства кровь
И в философию и в старость льют любовь.
Приди ко мне, Пленира,
В блистании луны,
В дыхании зефира,
Во мраке тишины!
Приди в подобье тени,
В мечте иль легком сне,
И, седши на колени,
Прижмися к сердцу мне;
Движения исчисли,
Вздыхания измерь,
И все мои ты мысли
Проникни и поверь, -
Хоть острый серп судьбины
Моих не косит дней,
Но нет уж половины
Во мне души моей. Я вижу, ты в тумане
Течешь ко мне рекой!
Пленира на диване
Простерлась надо мной,
И легким осязаньем
Уст сладостных твоих,
Как ветерок дыханьем,
В объятиях своих
Меня ты утешаешь
И шепчешь нежно вслух:
"Почто так сокрушаешь
Себя, мой милый друг?
Нельзя смягчить судьбину,
Ты сколько слез ни лей;
Миленой половину
Займи души твоей".
Блажен, на нища и убога
Кто зрит и в лютый, скорбный день
От зноя, жажды, глада строга
Спасет, и кущ своих под тень
Его привесть не постыдится:
Он Господом вознаградится.
Господь сам с неба назидает
Его в сей жизни и хранит,
Блаженством всяким угобжает,
Жатв изобилием дарит
И, избавляя бед и скуки,
Не предает во вражьи руки.
Всегда ему воспомогает, —
В болезни даже на одре,
Когда вкруг ложа уж сверкает
Его серп смерти — и в заре
Он вечности, быть в мгле уж мнится, —
Но, вдруг воспрянувшим, здрав зрится.
Так мнил, надеясь я на Бога,
И сострадателен всем был,
На лица сира зрел, убога, —
И Бог стократ мне заплатил:
Когда мне враг ковал напасти,
Сиял я паче в славе, в счастьи.
Он, белыми взмахнув крылами
По зыблющей равнине волн,
Пошел, — и следом пена рвами
И с страшным шумом искры, огнь
Под ним в пучине загорелись,
С ним рядом тень его бежит;
Ширинки с шлемов распростерлись,
Горе пред ним орел парит.
Водим Екатерины духом,
Побед и славы громкой сын,
Ступай еще, и землю слухом
Наполнь, о росский исполин!
Ты смело Сциллы и Харибды
И свет весь прежде проходил, —
То днесь препятств какие виды?
И кто тебе их положил?
Ступай, — и стань средь океана,
И брось твоих гортаней гром.
Европа, злобой обуянна,
И гидр лилейных бледный сонм
От, гроз твоих да потрясется,
Проснется Людвиг звуком лир!
Та дщерью божьей наречется,
Кто даст смущенным царствам мир.
Когда брала ты арфу в руки
Воспеть твоей подруги страсть,
Протяжные и тихи звуки
Над сердцем нежным сильну власть
Любви твоей изображали;
Но ревность лишь затмила ум,
Громчайши гласы побежали
И приближался бурный шум.
Тогда бело-румяны персты
По звучным вспрыгали струнам,
Взор черно-огненный, отверстый —
И молния вослед громам
Блистала, жгла и поражала
Всю внутренность души моей;
Смерть бледный хлад распространяла,
Я умирал игрой твоей.
О! если бы я был Фаоном,
И пламень твой мою б жег кровь,
Твоим бы страстным, пылким тоном
Я описал свою любовь.
Тогда с моей всесильной лиры
Зефир и гром бы мог лететь;
Как ты свою, так я Плениры
Изобразил бы жизнь и смерть.
Непостижимый Бог, всех тварей Сотворитель,
Движениев сердец и помыслов Прозритель!
В последний раз зову к Тебе я в жизни сей:
Склони с небес, склони свой слух к мольбе моей.
Воззри, Создатель мой, на сердце сокрушенно,
Что если, Твой закон желав знать совершенно,
Я слабым разумом чего не понимал,
Помилуй Ты меня, коль в нем я заблуждал.
Твое святое я хотел творить веленье
Со всею ревностью, но без предрассужденья.
Се, вижу растворен тот путь передо мной,
По коему войти я в вечный льщусь покой.
Войду, конечно так, я в том не сомневаюсь:
На милосердие Твое я полагаюсь.
Ты щедр и милостив был в век сей скоротечный:
Ты будешь мне Отец, а не Мучитель вечный.
Вот красно-розово вино,
За здравье выпьем жен румяныx.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст багряныx!
Ты тож румяна, хороша, -
Так поцелуй меня, душа!
Вот черно-тинтово вино,
За здравье выпьем чернобровыx.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст пунцовыx!
Ты тож, смуглянка, хороша, -
Так поцелуй меня, душа!
Вот злато-кипрское вино,
За здравье выпьем светловласыx,
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст прекрасныx!
Ты тож, белянка, хороша, -
Так поцелуй меня, душа!
Вот слезы ангельски вино,
За здравье выпьем жен мы нежныx.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст любезныx!
Ты тож нежна и хороша, -
Так поцелуй меня, душа!
Возвел я мысленные взоры
В небесны, лучезарны горы, —
И помощь мне оттоль пришла.
Я помощь сильную приемлю
От Сотворившего всю землю
И в небе звезды без числа.Ноги моей в поползновенье,
Ниже в малейшее смятенье,
Он не допустит, и хранит,
Хранит меня и не воздремлет,
И всем моим Он нуждам внемлет,
И свыше на меня глядит.Господь, Господь — мой покровитель,
Помощник, жезл и подкрепитель,
И щит Он на груди моей:
Ни солнце в день не опаляет,
Ни лунный свет не ужасает
Меня в тме бледностью своей.Везде со мною пребывает,
Сопутствует, остерегает
От всякого меня Он зла,
Блюдет мой вход и исхожденье,
Предупреждает искушенье,
Чтоб злость вредить мне не могла.
Живописица преславна,
Кауфман, подруга муз!
Если в кисть твою влиянна
Свыше живость, чувство, вкус,
И, списав данаев, древних
Нам богинь и красных жен,
Пережить в своих бесценных
Ты могла картинах тлен, —
Напиши мою Милену,
Белокурую лицом,
Стройну станом, возвышенну,
С гордым несколько челом;
Чтоб похожа на Минерву
С голубых была очей,
И любовну искру перву
Ты зажги в душе у ней;
Чтоб, на всех взирая хладно,
Полюбила лишь меня;
Чтобы сердце безотрадно
В гроб с Пленирой схороня,
Я нашел бы в ней обратно
И, пленясь ее красой,
Оживился бы стократно
Молодой моей душой.
Амуру вздумалось Псишею,
Резвяся, поймать,
Спутаться цветами с нею
И узел завязать.
Прекрасна пленница краснеет
И рвется от него,
А он как будто бы робеет
От случая сего.
Она зовет своих подружек,
Чтоб узел развязать,
И он — своих крылатых служек,
Чтоб помочь им подать.
Приятность, младость к ним стремятся
И им служить хотят;
Но узники не суетятся,
Как вкопанны стоят.
Ни крылышком Амур не тронет,
Ни луком, ни стрелой;
Псишея не бежит, не стонет, —
Свились, как лист с травой.
Так будь, чета, век нераздельна,
Согласием дыша:
Та цепь тверда, где сопряженна
С любовию душа.
Ходя в рощице тенистой,
Видел там Эрота я.
На полянке роз душистой
Спал прекрасное дитя.
Сквозь приятный сон, умильный,
Смех сиял в лице его,
Будто яблочки наливны
Рделись щеки у него.
Почивая безоружным,
Снежной грудью он блестел,
По ветвям, над ним окружным,
Лук спущенный, тул висел.
Пчелы вкруг его летали,
Как на роз шумящий куст,
Капли меду собирали
С благовонных сладких уст.
В рощу грации вбежали
И, нашед Эрота в ней,
Потихоньку привязали
К красоте его своей.
Разбудя ж его, плясали
Средь цветочных с ним оков,
Неразлучны с тех пор стали, —
Где приятность, тут любовь.
Зрел ли ты, певец Тииский!
Как в лугу весной бычка
Пляшут девушки российски
Под свирелью пастушка?
Как, склонясь главами, ходят,
Башмаками в лад стучат,
Тихо руки, взор поводят
И плечами говорят?
Как их лентами златыми
Челы белые блестят,
Под жемчугами драгими
Груди нежные дышат?
Как сквозь жилки голубые
Льется розовая кровь,
На ланитах огневые
Ямки врезала любовь?
Как их брови соболины,
Полный искр соколий взгляд,
Их усмешка — души львины
И орлов сердца разят?
Коль бы видел дев сих красных,
Ты б гречанок позабыл
И на крыльях сладострастных
Твой Эрот прикован был.
Амуру вздумалось Психею,
Резвяся, поймать,
Спутаться цветами с нею
И узел завязать.Прекрасна пленница краснеет
И рвется от него,
А он как будто бы робеет
От случая сего.Она зовет своих подружек,
Чтоб узел развязать,
И он — своих крылатых служек,
Чтоб помочь им подать.Приятность, младость к ним стремятся
И им служить хотят;
Но узники не суетятся,
Как вкопанны стоят.Ни крылышком Амур не тронет,
Ни луком, ни стрелой;
Психея не бежит, не стонет, —
Свились, как лист с травой.Так будь, чета, век нераздельна,
Согласием дыша:
Та цепь тверда, где сопряженна
С любовию душа.