«Пять дней голодаю, скитаюсь, но мне
Работы нигде нет в родной стороне.
Брожу, побираясь, из дома я в дом.
Чтоб вымолить черствого хлеба с трудом».
Что держит бедняк подмастерье в руке?
Что тихо скатилось по бледной щеке?
Зачем безнадежно, сквозь листьев узор,
Блуждает от дерева к дереву взор?
А солнце сияет, кругом — тишина,
И только малиновки песня слышна.
Но дуб у опушки дрожит… Отчего?
Исчез человек меж ветвями его.
Веревку с убогого сняв узелка,
Накинула петлю на шею рука.
Повис он, — и быстро свершен переход:
Сегодня он видел последний восход.
Светает… Блестит на деревьях роса,
Как прежде, повсюду — и жизнь, и краса,
Воркует, встречая зарю, голубок,
В ветвях безучастно шумит ветерок.
Проходит лесничий. Мертвец меж ветвей?
Разрезан веревочный узел… Живей!
Идет заявить он об этом властям,
Жандармы, народ — собираются там.
Судейский в перчатках дознаться спешит:
С корыстной ли целью бродяга убит?
И тело в участок относят; потом
В овраге зароют его под кустом.
Под нумером триста десятым внести
Пришлось его в книгу. Тремстам девяти
Такую же долю рок злобный судил…
Кто в мире знавал их, и кто их любил?
Клинк-линк, бум-бум и чингда дах!
Не едет ли персидский шах?
Грохочут трубы за углом,
Как в судный день: и звон, гром!
Вот бубен и трещотки.
Брум-брум! А вот большой тромбон,
Кларнет с корнетом а пистон;
Вот гобоист и литаврист,
И барабанщик, и флейтист.
А вот и сам начальник.
Шагает гордо капитан,
Охвачен шарфом стройный стан,
Под подбородком — ремешки.
Кой черт! Служить — не пустяки.
А вот и лейтенанты.
В лице загар с румянцем слит,
Они при знамени — как щит.
Снимайте шапки перед ним!
До гроба все мы знамя чтим.
А вот и гренадеры.
Раз-два! Раз-два! Их шаг тяжел.
И гул, и лязг, и звон пошел.
От их шагов земля дрожит
И в фонарях стекло звенит
А вот еще девчонки.
Девчонки… Целый ряд голов
В окне, в дверях, из-за углов…
Как лен — их волосы в косе.
Тут Мина, Трина, Стина — все!
Но музыка проходит.
Клинк-линк, чинг-чинг… Издалека
Еще доносится слегка.
Все тише… Чинг! Бум-бум! Далек —
Не скрылся ль пестрый мотылек,
Чинг-бум! за поворотом?
В старых письмах я рылся сегодня —
Письмецо мне попвлось одно
Из далекого, светлого детства…
Как давно это было, давно!
Буквы длиные, почерк неровный,
Все послание—в пятнах чернил —
Сорок лет нынче минуло ровно,
Как от Брози письмо получил:
«Фриц мой милый, дожди насиупили,
И в разбойников негде играть…
У козы моей ногу отбили…
тетя Аночка с флюсом опять…
Папа с дядей ушли на охоту,
Утка вывела желтых утят,
Я купил себе целую роту
Оловянных прелестных солдат»…
……………………………………
Мы друг друга с тобой позабыли,
О, товарищ младенческих дней!
С каждым шагом я ближе к могиле
Одинокой могиле моей.
Детство кануло яркой волною, —
Страшентраур осенних небес…
Ах, пойду с неразлучной тоскою
В вековой утешающий лес.
Оригинал здесь
До дна морскую бездну ураган
Перевернул:
До тех высот, где — звездный караван
Волной плеснул.
Вихрь — исполин лишь слабым ветерком,
С зарею стал,
И от него зыбь ходит ходуном,
Как прежде — вал.
Безумствовал от счастья иль тоски
Морской простор?
«Зыбь мертвая» — так молвят моряки
С давнишних пор.
В тебе, поэт, покуда страсть кипит
И жгут тебя
Восторг, любовь, отчаянье иль стыд —
Ты — вне себя.
Но пыл и гнев с их бурною волной
Сменяет дрожь;
В крови волненье стихнет, и покой
Ты обретешь.
Как садовод, лелеять станешь ты
Цветов ростки,
Твоих стихов, твоих поэм листы —
Твои венки.
О, если бы теперь в глухую осень
Умчаться в лес, где свищет ураган,
Где на меня, из-за щита из сосен,
Несется в пене загнанный кабан!
О, если б я на корабле корсаров
Был рулевым, при шуме волн ночных!
Блестит гарпун, готовый для ударов
И ждет толпа товарищей моих…
О, если б я рукою стяг сжимая,
На взмыленном коне был впереди,
Победный путь свободе пролагая,
Хотя стрела дрожит в моей груди!
Как тягостно мне петь как бесполезно
Для мелких душ, погрязших в суете!
Пусть жаворонок рвется к высоте,
Пускай поэта поглощает бездна!
На стены, ворота и башенный ров,
На темные сосны — ложится
От факелов дымных пурпурный покров,
От стягов мерцанье струится.
На башне красавица смотрит вперед,
Разносятся по ветру речи:
— Мой милый ушел в нидерландский поход
Ушел он в кровавые сечи! —
Ей грезится бой и ликующий клич,
Блистает кольчуга литая,
В лесу же кричит над опушкою сыч,
Скатилась звезда золотая.
Печальное утро чуть брежжит вдали,
Как много на свете кручины!
Кого же на копьях они принесли?
Кто мертвым найден средь равнины?
На стены, ворота и башенный ров,
На темныя сосны—ложится
От факелов дымных пурпурный покров,
От стягов мерцанье струится.
На башне красавица смотрит вперед,
Разносятся по ветру речи:
— Мой милый ушел в нидерландский поход
Ушел он в кровавыя сечи!—
Ей грезится бой и ликующий клич,
Блистает кольчуга литая,
В лесу же кричит над опушкою сыч,
Скатилась звезда золотая.
Печальное утро чуть брежжит вдали,
Как много на свете кручины!
Кого же на копьях они принесли?
Кто мертвым найден средь равнины?
Вторую ночь, второй уж день
Лежит во ржи солдат забытый
И кровью ран своих покрытый.
Над ним — колосьев спелых сень.
В груди — предсмертное томленье.
Возвел он взоры в небеса.
Что это? Сон? Звенит коса,
Работа, мирное селенье…
Больной напряг и взор, и слух.
Нет, не видать села родного!
Он головою никнет снова,
И отлетает скорбный дух.
Из-под десятков копий, пронзивших грудь героя —
Роланд освобождает одну из мощных рук,
И рог к устам подносит и здесь, в долине боя
Предсмертною мольбою несется рога звук.
Но нет вождю ответа: все выбыли из строя
И падает он снова среди предсмертных мук…
Так — гибнущим я видел не одного героя
И слышался из мрака предсмертный рога звук.
Завязан мною бой опасный
И звон щита — не арфы звон,
И не Мадонны лик прекрасный
На том щите изображен.
Мой меч с врагом покончил тем,
Кто сбить с седла меня пытался,
Я молнией ударил в шлем —
На месте мертвым он остался.
Моей свободе он грозил,
И я теперь свободен снова
И беззаботно осушил
Мой меч о гриву вороного!
Плитою каменной зачем в его отчизне
Вы украшаете могильный холм певца?
Каменьями в него бросали вы при жизни
И злобою к нему пылали в вас сердца.
На мраморной плите — зачем венок лавровый?
Любовь, одна любовь горела в нем светло.
Прекраснейший из всех венков — терновый,
Который украшал Спасителя чело.
Розы дикия обвили
Наготу кровавых ран,
О победе возвестили
И труба, и барабан.
Полночь… Ужас безпредельный…
Бой в деревне был жесток,
Много рук в тоске смертельной
Рвут траву… Воды глоток!
Утро. Ямы роковыя,
Мертвецов не перечесть!
С ветром трубы полковыя
Разнесут победы весть.
Розы дикие обвили
Наготу кровавых ран,
О победе возвестили
И труба, и барабан.
Полночь… Ужас беспредельный…
Бой в деревне был жесток,
Много рук в тоске смертельной
Рвут траву… Воды глоток!
Утро. Ямы роковые,
Мертвецов не перечесть!
С ветром трубы полковые
Разнесут победы весть.
Мы разошлись не с нынешних времен,
Твой стяг — иной, я добивался с бою
Лишь обладанья вражеских знамен,
Ты — благ мирских, и мир — одно с тобою.
Ты праотцев оберегаешь сон,
А я судьбу кую своей рукою,
Ты — ветерком, я — бурей вдохновлен,
Моя — борьба, предайся ты покою!