Вот бежит по тротуару,
Моего соседа дочь.
Стройный стан, коса густая,
Глазки черные как ночь.
В платье стареньком, в дырявой
Кацавейке на плечах;
Знать с лекарством из аптеки,
Пузырек у ней в руках.
Ужь давно недугом тяжким
Бедный мой сосед томим;
И давно столяр хозяин
Заменил его другим.
Дочь бежит, дрожа от стужи,
А на плиты яркий свет
Бьет волной из магазинов;
И чего-чего в них нет!
Серебро, хрусталь и бронза,
Ленты, бархат и атлас,
И прохожие от окон
Отвести не могут глаз.
Хоть и холод погоняет,
И домой пора давно,
А с толпой остановилась
Поглядеть она в окно.
Перетянута в корсете,
Иностранка за столом
Что-то пишет… Чай тепло ей, —
Хорошо в житье таком.
Вот две барыни приходят;
Разодеты в пух оне!
Смотрят вещи дорогия,
Отложили к стороне.
Может их оне наденут
Нынче вечером на бал.
Славно жить богатым людям: —
Что по вкусу, то и взял.
И невольно защемила
Сердце девичье тоска;
Видно вспомнила бедняжка
Про больнаго старика.
И пошла в свой угол темный,
В свой сырой, могильный склеп,
Где слезами обливают
Ребятишки черствый хлеб.
Мать сидит и дни и ночи
Над работой заказной,
Чуткий слух свой напрягая, —
Не застонет ли больной.
Где, лохмотьями прикрытый,
На полу лежит отец,
С неподвижным, тусклым взором,
Жолтый, словно как мертвец.
Вот она ужь близко дому;
Но при свете фонарей,
Видит вдруг, — красивый барин
Очутился перед ней.
Он глядит ей смело в очи,
И глядит не в первый раз!
Где б она не проходила, —
С ней встречается тотчас.
И не раз она слыхала
От него такую речь:
Полюби! тебя я стану
Холить, нежить и беречь.
Будешь ездить ты в карете,
Будешь в бархате ходить.
Как пойдет к твоей головке
Жемчуга большаго нить!
Знатной барыней ты будешь.
И семью твою тогда —
Перестанет в жостких лапах
Мять сердитая нужда.
Хоть и прочь она бежала
От лукавых тех речей,
Но потом оне звучали
Ей порой, в тиши ночей.
И теперь домой вернувшись,
Молчалива и грустна,
Долго думала о чем-то
И вздыхала все она…
У лесной опушки домик небольшой
Посещал я часто прошлою весной.
В том домишке бедном жил седой лесник.
Памятен мне долго будешь ты, старик.
Как приходу гостя радовался ты!
Вижу как теперь я добрые черты...
Вижу я улыбку на лице твоем —
И морщинкам мелким нет числа на нем!
Вижу армячишко рваный на плечах,
Шапку на затылке, трубочку в зубах;
Помню смех твой тихий, взгляд потухших глаз,
О житье минувшем сбивчивый рассказ.
По лесу бродили часто мы вдвоем;
Старику там каждый кустик был знаком.
Знал он, где какая птичка гнезда вьет,
Просеки, тропинки знал наперечет.
А какой охотник был до соловьев!
Всю-то ночь, казалось, слушать он готов,
Как в зеленой чаще песни их звучат;
И еще любил он маленьких ребят.
На своем крылечке сидя, каждый день
Ждет, бывало, деток он из деревень.
Много их сбегалось к деду вечерком;
Щебетали, словно птички перед сном:
«Дедушка, голубчик, сделай мне свисток».
«Дедушка, найди мне беленький грибок».
«Ты хотел мне нынче сказку рассказать».
«Посулил ты белку, дедушка, поймать».
— Ладно, ладно, детки, дайте только срок,
Будет вам и белка, будет и свисток!
И, смеясь, рукою дряхлой гладил он
Детские головки, белые, как лен.
Ждал поры весенней с нетерпеньем я:
Думал, вот приеду снова в те края
И отправлюсь к другу старому скорей.
Он навстречу выйдет с трубочкой своей.
И начнет о сельских новостях болтать.
По лесу бродить с ним будем мы опять.
Слушая, как в чаще свищут соловьи...
Но, увы! желанья не сбылись мои.
Как с деревьев падать начал лист сухой,
Смерть подкралась к деду тихою стопой.
Одинок угас он в домике своем,
И горюют детки больше всех по нем.
«Кто поймает белку, сделает свисток?»
Долго будет мил им добрый старичок.
И где спит теперь он непробудным сном,
Часто голоса их слышны вечерком...
Много злых и глупых шуток,
Жизнь, играла ты со мной,
И стою на перепутьи
Я с поникшей головой.
Сердца лучшие порывы
И любимыя мечты,
Осмеяла безпощадно,
В пух и прах разбила ты.
Подстрекнула ты лукаво
На неравный бой меня,
И в бою том я потратил
Много страсти и огня.
Только людям на потеху
Скоро выбился из сил;
И осталось мне сознанье,
Что я немощен и хил.
Чтож! пойду дорогой торной,
Думал я, толпе во след,
Скромен, тих, благонамерен,
Бросив юношеский бред:
Что за гладкая дорога!
Камни здесь не режут ног.
Еслиб шел по ней я прежде,
Я бы так не изнемог.
Да и цель гораздо ближе;
Пристань мирная в виду…
Сколько там я наслаждений
Неизведанных найду.
Но увы! пришлось недолго
К этой цели мне идти,
И опять я очутился
На проселочном пути.
А виной все эти грезы;
Эти сны поры былой…
Безотвязные, со мною
Шли они рука с рукой.
И манили все куда-то,
И шептали что-то мне;
Милых образов так много
Показали в стороне.
Им на встречу устремился
Я исполнен новых сил;
Шол по терниям колючим,
В бездны мрачныя сходил.
И уж думал — подхожу я
К милым призракам моим,
Но напрасно утомленный
Простирал я руки к ним.
Отдалялись, улетали
Дорогие от меня...
И внезапно, на распутьи,
Ночью был застигнут я.
Долголь ночь моя продлится
И что ждет меня за ней,
Я не знаю, знаю только,
Что тоска в душе моей.
Но не торная дорога,
Рано брошенная мной,
Пробуждает сожаленье
В этот миг, в душе больной.
Жаль мне призраков любимых,
Жаль роскошных, ярких грез,
Что так рано день, сокрывшись,
На лучах своих унес!
Старинные, знакомые мотивы,
Порой вечернею, откуда-то звучат.
В них юности могучие призывы —
В них с пошлостью людской надежд ея разлад.
И призраки знакомые толпою —
На звуки те встают… С насмешкой на устах,
Идут они медлительной стопою,
И будто говорят: ужь мы давно в гробах
Лежим, забыв стремления земныя,
Признав, что жизнь — безплодная борьба;
Что на земле блаженны только злые,
А праведных разит безсмысленно судьба.
Спокойно мы в могилах наших тлеем,
Нам не возстать из них, на голос суеты,
И о тебе мы, бедный, сожалеем:
Еще волнуешся, еще страдаешь ты!
Ты все еще от жизни ждешь чего-то…
Все грезы юности живут в душе твоей.
Ты думаешь, упорная работа
Веков — готовит рай в грядущем, для людей.
Последуй в край ничтожества за нами;
Стряхни с себя скорей оковы бытия;
Пока еще с младенческими снами —
Не на всегда душа разстался твоя!
В гроб низойти с надеждами — отрадно!
Нам не было дано узнать отрады той…
Сомненья дух — разбил их безпощадно —
Задолго до поры прощанья роковой!
Исчезните — зловещия виденья!
Я не пойду на ваш печальный зов!
Я жить хочу! Страданья и волненья
Я чашу полную испить до дна готов!
И до конца я веры не утрачу —
Что озарит наш мир, любви и правды свет.
Пускай я здесь — как в море капля — значу,
Но каждый честный бой — оставить должен след.
Исчезните! А вы святые звуки —
Вы силу новую в мою вдохните грудь.
Хотя бы жизнь одни сулила муки —
Я бодро встречу их — благословив свой путь!
Дни скорби и тревог, дни горькаго сомненья,
Тоски болезненной и безотрадных дум,
Когдаж минуете? Иль тщетно возрожденья
Так страстно сердце ждет, так сильно жаждет ум?
Не вижу я вокруг отраднаго разсвета!
Повсюду ночь да ночь, куда ни бросишь взор.
Исчезли без следа мои младыя лета —
Как в зимних небесах сверкнувший метеор.
Как мало радостей они мне подарили,
Как скоро светлыя разсеялись мечты,
Морозы ранние безжалостно побили
Безпечной юности любимые цветы.
И чистых помыслов и жарких упований,
На жизненном пути растратил много я;
Но средь неравных битв, средь тяжких испытаний
Чтож обрела в замен всех грез душа моя?
Увы! лишь жалкое в себе разуверенье,
Да убеждение в безплодности борьбы,
Да мысль, что ни одно правдивое стремленье
Ждать не должно себе пощады от судьбы.
И даже ты моим призывам изменила,
Друзей свободная и шумная семья!
Привета братскаго живительная сила
Мне не врачует дух в тревогах бытия.
Но пусть ничем душа больная не согрета,
А с жизнью все таки разстаться было-б жаль,
И хоть не вижу я отраднаго разсвета,
Еще невольно взор с надеждой смотрит в даль.
Лети, моя птичка, далеко,
лети в городок мой родной.
Стоит он в равнине зеленой,
над светлой широкой рекой.
Ты беленький домик увидишь,
тенистый вокруг него сад:
в саду том душистые липы,
березы и клены шумят.
Там, в темной листве притаившись,
ты песню запой под окном.
И стукнет окно.. и головка
покажется детская в нем.
Ребенка лазурные глазки
весеннего неба ясней;
светлей золотистых колосьев
волна его мягких кудрей.
И будет он слушать певунью,
сияя восторгом; и ей
потом на окне разбросает
он зерна ручонкой своей.
А ты, легкокрылая птичка,
малютке скажи моему,
что в крае далеком есть сердце,
которое рвется к нему, —
что горько мне жить на чужбине,
что дума одна у меня:
дождусь ли поры я желанной,
дождусь ли отрадного дня, —
когда, возвращаясь веселый
в свой мирный родной городок,
я беленький домик увижу,
где детский звучит голосок.
И выбежит с хохотом звонким
малютка навстречу отцу,
и крепко пылающей щечкой
к его он прижмется лицу.
И прошлое горе заставит
меня позабыть в этот час
улыбка его дорогая
и блеск голубых его глаз.
А. Плещеев.
ВИЛЬЯМ ЗАВОЕВАТЕЛЬ.
(с английскаго).
Свои и несметныя богатства
Обозревает властелин.
Пред ним алмазы дорогие,
И жемчуг крупный, и рубин,
И груды золота сверкают;
Но он глядит на них с тоской.
"Я вас купил, мои богатства,
"Забот тяжелою ценой!
"Ко мне питают люди зависть;
"Твердят: богат и счастлив он…
"Но променял бы я охотно
«Вас на безпечный, детский сон!»
Труба звучит, знамена веют.
Мечи сверкают здесь и там.
На жаркий бой—с высокой башни
Бросает взор—король Вильям.
Его испытанное войско
Давно в боях закалено;
И знает он, что пред врагами
Не дрогнет верное оно.
Но он не рад победе близкой…
"О рать покорная моя!
"За сердце преданное друга
"Тебя сейчас бы отдал л!
Король Вильям стоит в Виндзоре.
Из окон замка он глядит,
Как безконечныя равнины
Луч ранний солнца золотит.
Пред ним леса, поля и горы
И льется светлая волна…
И говорит он: "как прекрасна
"Ты—побежденная страна!
"Да! ты моя… ты мне подвластна!
"Чегожь-бы мне еще желать?
"Но все, что есть в тебе—готов я
«За совесть чистую отдать!»
Я здоров, румян и весел,
Сытно ем и славно пью;
Никогда нужда и голод
Не стучатся в дверь мою.
Мне наследственный, оставил
Мой родитель, капитал…
Он его на службе царской —
Понемножку собирал.
Я одет всегда по моде,
Англичанином портным,
За приятныя манеры,
Очень дамами любим.
Не якшаюсь с разной дрянью;
Только с знатными знаком.
И владею превосходно
Я французским языком.
Хоть не делал зла я людям,
Хоть душой и сердцем чист;
Но не скрылся от злословья:
Говорят я эгоист!
Клевета! Богоугодных
Разных обществ, член и я.
Филантропы пять целковых,
Каждый год, берут с меня.
Все толкуют: погибает
От неправды род людской
Тот обелся на обеде;
Умер с голоду другой.
Разве я тому причиной?
Видно так ужь суждено.
Разсуждать об этом право
И напрасно и смешно.
Жизнь дана — чтоб наслаждаться…
Мой на это взгляд такой.
Пусть мечтатели вздыхают
Я махнул на них рукой.
Я румян, здоров и весел
Сытно ем, и славно пью.
Никогда нужда и голод
Не стучатся в дверь мою!
Пеcтрота и блеск и говор....
Вся горит огнями зала;
«С новым годом, с новым счастьем!»
Отовсюду зазвучало.
Сколько эдесь приличья, такту,
И владет собой уменья!
Что эа тонкие оттенки
В рукожатьях, в поздравленьи!
Что изящней, благородней
Их манер и разговора:
Ни движений резких нету,
Ни заносчиваго спора!..
Вот оркестр внезапно грянул;
Заглушая говор шумный;
Как досадно!.. Насладится
Не дает беседой умной.
Вплоть до утра все бы слушал
Я, в сердечном умиленьи,
Эти толки — о пороках
Молодаго поколенья.
Как правдиво негодует
Убеленный сединами
Муж, что юноши смеются
Нынче, даже… над чинами!
Что прекрасное, святое
Все пятнать они готовы;
И что главнаго в них нету —
Нету нравственной основы.
Лезут в Гракхи, разсуждают
Про аграрные законы;
Небывалые повсюду
«Меньших братий» слышат стоны.
Что за речи золотыя!
Сердце радостно забьется —
Как подумаю, что слушать
Целый год мне их придется!
Und Frеud’ und Wonnе
Aus jеdеr Brust!
О Еrd’, о Sonnе!
О Glück, о Lust!
Гете
В старый сад выхожу я, росинки
Как алмазы на листьях горят;
И цветы мне головкой кивают,
Разливая кругом аромат.
Все влечет, веселит мои взоры:
Золотая пчела на цветке,
Разноцветные бабочки крылья
И прыжки воробья на песке.
Как ярка эта зелень деревьев!
Купол неба так чист и глубок!
И брожу я, восторгом обятый,
И слеза застилает зрачок.
За оградой садовой чернеет
Полоса взбороненной земли,
И покрытые соснами горы
Поднимаются к небу вдали.
Как любовью и радостью дышит
Вся природа под вешним лучом,
И душа благодарная чует
Здесь присутствие бога во всем!
Снова крепнут дремавшие силы;
Новой жизни приходит пора,
И становится все так возможным,
Что мечтою казалось вчера!
Как прекрасна весна! Миллионы
Ей навстречу звучат голосов,
И в моем воскресающем сердце
Ей привет вдохновенный готов!
1853
О еслиб знали вы, друзья моей весны,
Прекрасных грез моих, порывов благородных,
Какой мучительной тоской отравлены
Проходят дни мои в волнениях безплодных!
Былое предо мной как призрак возстает,
И тайный голос мне твердит укор правдивый,
Чего убить не мог суровый жизни гнет,
Зарыл я в землю сам! зарыл как раб ленивый.
Душе была дана любовь от Бога в дар,
И отличать дано добро от зла уменье,
На что же тратил я священный сердца жар,
Упорно-ль к цели шел во имя убежденья,
Я заключал не раз со злом постыдный мир,
Я пренебрег труда спасительной дорогой,
Не простирал руки тому, кто наг и сир,
И оставался глух к призывам правды строгой.
О больно, больно мне.. Скорбит душа моя,
Казнит меня палач неумолимый — совесть,
И в книге прошлаго с стыдом читаю я,
Погибшей без следа, безплодной жизни повесть.
Томит меня мой страннический путь,
Хотелось бы под вечер на покой,
Хотелось бы на дружескую грудь
Усталою приникнуть головой.
Была пора, и в сердце молодом
Кипела страсть, не знавшая преград;
На каждый бой с безтрепетным челом
Я гордо шел, весенним грозам рад.
Была пора, огонь горел в крови;
И думал я, что песнь моя сильна,
Что правды луч, что луч святой любви
Зажжет в сердцах озлобленных она.
Гдеж силы те, отвага прежних лет,
Сгубила все неравная борьба —
И пустота — безплодной жизни след —
Ждет неизбежная, как древная судьба.
Пора домой! Не опоздать бы мне;
Не заперты-ль ворота на запор,
И огонек мерцает ли в окне,
Маня к себе усталый, грустный взор?
Отворят-ли с улыбкою мне дверь?
Услышу-ли я ласковый привет?
Не одинок, не странник ты теперь —
Ты отдохнешь любовию согрет…
Забывши прыгать и кружиться
Под звуки бальнаго смычка,
Вот юность пылкая теснится
Вокруг седаго старика.
С ним в разговор она вступает,
И отзыв он дает на все,
Что так волнует, увлекает,
Всегда тревожную ее.
Хоть на челе его угрюмом,
Лежит страданий долгих след,
Но взор его еще согрет
Живой, не старческою думой.
К ученью правды и добра,
Не знает он вражды суровой,
Он верит сам, что жизни новой
Придет желанная пора.
Поражены его речами,
Любуясь старца сединой,
Твердили юноши: летами
Он только стар, но не душой.
Блажен кто в старческие годы
Всю свежесть чувства сохранил,
В ком испытанья и невзгоды,
Не умертвили духа сил.
Кто друг не рабства — а свободы,
В ком вера в истину жива;
И кто безстрастно не взирает,
Как человечества права —
Надменно сильный попирает.
На сердце злоба накипела
От заученых этих фраз!
Слова! Слова! А чуть до дела,
Ни сил, ни воли нету в нас!
Как мы сочувствуем народу —
Как об его скорбим нуждах!..
За правду мы в огонь и в воду
Идти готовы — на словах.
Развить логически и здраво
Умеем мы, что гибнет мир;
Что богачей и нищих право
Одно — на светлый жизни пир.
И поучаем мы охотно,
Что лень постыдна и вредна;
Что не затем, чтоб кушать плотно
Да празднословить, жизнь дана.
А между тем, борьбы упорной
Или суроваго труда,
Бежим мы с трусостью позорной
И не краснеем от стыда!
И кто неправдою гонимый —
Себе нашел защиту в нас?
Безстрастно мы проходим мимо
Людского горя каждый час.
И фразы нам всего дороже!
Нас убаюкали оне…
Когдаж сознаем мы, о Боже! —
Что нет спасенья в болтовне?
Когда твой кроткий, ясный взор
Ты остановишь вдруг на мне,
Иль задушевный разговор
С тобой веду я в тишине;
Когда подашь мне руку ты,
Прощаясь ласково со мной,
И дышат женския черты
Неизяснимой добротой.
О верь! не зависть, не вражда
К тому, с кем ты на путь земной
Соединила жребий свой,
Грудь наполняет мне тогда.
Я лишь молю, чтоб над тобой
Была Господня благодать,
Чтоб свет тщеславный и пустой
Тебя не мог пересоздать.
Чтобы сердце свято сберегло
Свои заветныя мечты;
Чтобы спокойно и светло
На Божий мир глядела ты…
Чтоб клеветы и злобы яд
Не отравил весны твоей;
Чтоб ты не ведала утрат
И помраченных скорбью дней.
Еще молю я, чтобы нас
Не разлучал враждебный рок,
Чтоб кротким светом этих глаз
Я дольше любоваться мог.
Бурлила мутная река,
Почуяв близкия оковы;
И вдаль куда-то облака
Осенний ветер гнал сурово.
В саду безлюдном и немом
Деревья высились уныло
С листвой поблекшей… Все кругом
О разрушеньи говорило.
Но блеск весны я в сердце нес,
Мне Божий мир казался светел;
Природы — полон ярких грез —
Я увяданья не заметил.
Был май, и веяло теплом,
Сады цвели благоухая,
Под ярким солнечным лучом
Волна сверкала голубая.
И тихий шум ветвей густых
Свободных птичек вторил пенью;
Привет в веселых песнях их
Звучал природы возрожденью.
Но мрак царил в душе моей…
Недавней поражен утратой,
Я, средь смеющихся полей,
Уныло шел, тоской обятый.
Небесный купол мне сиял,
Но я могилы видел своды…
И отвращение внушал
Мне пир ликующей природы…
Завидно мне смотреть на мудрецов,
Что знают жизнь — так хорошо по книгам,
Все разрешать они привыкли мигом:
В их головах — на все ответ готов.
То, что других болезненно тревожит,
Презренье в них рождает, или смех;
Сомненья червь у них сердец не гложет,
Непогрешим мужей ученых цех!
Но одного лишь я боюсь немножко,
Что если жизнь, как дерзкий ученик,
Вдруг стащит с них всеведенья парик,
И книжки их все вышвырнет в окошко?
И род людской, сознав, что он идет
Окольною и вязкою дорогой,
На зло иной теории убогой
Вдруг сделает нежданный поворот?
О что тогда?.. Но впрочем не придут
Ни от чего они, я думаю, в смущенье…
И прежняго исполнены презренья —
Весь род людской — глупцами назовут!
Если в час, когда зажгутся звезды
Над заснувшею, усталою землей;
Молча ты к открытому окошку
Подойдешь, о друг мой, с тайною тоской...
Слушая задумчиво шептанье,
Серебристым светом облитых листов,
Обо мне ты вспомни, и душою
Где бы не был я, на твой откликнусь зов.
Вспомни, что тревоги и сомненья
Мне низпосланы на долю от судьбы;
Что во мне так часто гаснет вера —
А твои доступны небесам мольбы.
Вспомни — друг! и помолись чтоб в душу
Низошла ко мне святая тишина;
Тишина, какою вся природа —
В этот час успокоения, — полна....
Помолись, — чтоб ангел божий с неба
Низлетел ко мне, в час смерти роковой;
Чтоб на кроткия черты его взирая —
Думал я, что ты стоишь передо мной!
И мне когда-то было мило
Светило бледное ночей,
Так много грез оно будило
В душе неопытной моей!
Когда лучи его дрожали
На влаге дремлющей реки —
Душа рвалась к неясной дали,
Полна неведомой тоски.
И было томное сиянье
Путеводителем моим,
Когда спешил я на свиданье,
Кипя восторгом молодым.
Прошли неясныя стремленья,
И поэтические сны!
Теперь иныя впечатленья
Во мне луной порождены.
Досадно мне, что так безстрастно
С недосягаемых высот,
Глядит она на мир несчастный,
Где лжи и зла повсюду гнет. —
Где столько слабых и гонимых,
Изнемогающих от битв,
Где льется столько слез незримых,
И скорбных слышится молитв.
Один по улицам брожу я с грустной думой;
На спящий город хор дрожащих звезд глядит.
Вот предо мной дворец забытый и угрюмый,
Где жизнь провел в пирах и неге сибарит.
Когда-то музыка гремела в пышных залах;
Из окон лился свет от тысячи свечей,
И кубки старые усердно осушала
Шумящая толпа напудренных гостей.
Теперь заброшены огромныя палаты;
В роскошных комнатах и пусто и темно.
Давно лежит в земле хозяин тороватый;
В чужих краях живут наследники давно.
Стоит уныло дом; а на крылечных плитах,
Под рубищем дрожа, бедняк заснуть прилег,
И думает: когда б в палатах позабытых
От стужи дали мне хоть тесный уголок!