Повозка у ворот. Бледнеет луч денницы,
Заколосилися везде поля пшеницы,
Резвится фавн в лесу и нимфа — у ручья,
И, вместе с летнею таинственной порою,
Вернулась к нам опять бродячая семья
Затем, чтоб воскресить искусною игрою,
При помощи румян и маски изменив
Знакомые черты — наивный древний миф,
Иль басню старую, а также — прелесть вечной
Бессмертной сказки той, животной, человечной
И близкой божествам, которую в тени
Дубравы и пещер, исполненных прохлады,
Сатиры желтые и белые Дриады
Разыгрывают так, как и в былые дни.
Спешите, час настал, и ждет толпа в молчаньи.
Во взоре у детей и кротких стариков
Вам улыбается приветно ожиданье.
Ворота скрытые под тяжестью венков,
Гостеприимная открыла вам столица;
Вы приближаетесь, держа в руке цветок,
Нарядные плащи, расписанные лица…
И каждая из вас, чтоб он упасть не мог —
Шнурует свой котурн, переступив порог.
Коль скоро умереть ты должен в утро лет,
Когда в окно твое вливается рассвет,
Являя, как в мечтах, слиянье тьмы и света —
Благодарение богам ты шли за это!
Друг с другом об руку, согласною четой,
Цветущее дитя и с ним — старик бессильный
Тебя проводят в путь до насыпи могильной,
Где будет ворковать голубка над плитой.
Меж тем, как шествие пройдет под воротами,
Под звуки пения, увенчано цветами,
Приветствуя весну блаженной смерти той,
Которая тебе предстала на пороге
Цветущем бытия — пусть ветер по дороге
Срывает белых роз увядшие листы.
Но если славный прах принять готова урна,
Где предстоит ему покоиться безбурно,
И если перейти в бессмертье должен ты
В сиянии меча и блеске ратной славы —
О, тень великая, пусть это будет в час
Когда, смятение будя в душе у нас,
Бушует ураган и небеса — кровавы,
Пусть у носильщиков, когда пойдут они
Под аркою ворот с твоим великим прахом,
Погасит ураган одним могучим взмахом —
Мерцанье светочей и факелов огни.
О жрицы, до колен вы поднимите ваши
Одежды легкие, залитые светло
Заката отблеском румяным, и чело
Венчайте розами. С собой возьмите чаши,
Где черных бабочек и пчелок золотых
Изображенья есть. Волну кудрей густых
Пред зеркалом, смеясь, вы заплетите в пряди;
Кристал разбейте тот, из чьей зеркальной глади
Ваш лик смеющийся глядел лишь миг назад,
В лучистом сумраке из храма по две в ряд
Вы выйдите затем. Пускай зефир свободно
Играет тканями покровов дорогих;
Молчание храня, и на плечах нагих
Богини статую неся поочередно,
Пройдите городом, где с нею ежегодно
Вы совершаете медлительный обход.
Напейтесь из ручья под пальмою высокой,
Когда же двинетесь обратно в тьме глубокой,
О жрицы, бойтесь вы неровностей дорог.
Склоните голову у каменного входа,
Дабы вы не могли переступив порог —
Богини статую разбить об арку свода.
Забрежжила заря в дали небес прозрачной,
Возьми расписанный светильник восковой,
Который озарял восторги ночи брачной.
Вчера, когда обряд исполнив вековой,
Мы вместе с шествием порог переступили,
То провожатые нам факел засветили
И ими уголь был возложен на очаг.
Сулит грядущее нам радость или мрак —
Оно для нас одно и тоже с той минуты,
Хотя бы выросли одни кусты цикуты,
Там, где любуемся мы розами теперь.
Пробрался первый луч в растворенную дверь.
Вставай! Горит восток в сияньи бледно-алом,
Надень дорожный плащ и перстень твой с опалом,
И с факелом в руке — мы выйдем за порог.
А если над землей лежит покров тумана —
Дай руку мне твою, чтоб поддержать я мог
В пути шаги твои. Вкруг старого фонтана
Мы трижды обойдем, где вся обнажена,
Спит нимфа юная, в струи погружена.
Вот разливается заря по небосводу,
Светильник погрузи, ненужный больше, в воду.
Пойдем на взморье мы иль в лиственную сень,
За аркою ворот нам блещет ясный день,
И пусть легко звучит под аркой из гранита
Певучий шаг людей, которым жизнь открыта.
Нас гонит ураган и леденят морозы,
И лица нам кропят холодным ливнем слезы.
Нет ничего для нас ужаснее зимы,
Когда готовые упасть среди дороги,
С мольбою к путнику взываем тщетно мы.
Собаки яростно у нас кусают ноги
И ласточка задеть старается крылом.
В лесу сторонятся от нищих боязливо,
Хотя мы никому за зло не платим злом —
Затем, что слышали мы часто, как тоскливо
Шумит и плачет вихрь в прибрежных тростниках.
И часто видели, как в алых облаках
Над лесом и холмом вдруг загорались зори
И как светило дня закатывалось в море.
Терновник был для нас безжалостным врагом,
Когда ж мы на пути порой встречали камень,
Отказывался он служить нам очагом:
Похож на золото расплавленное пламень,
Из нас же каждый нищ, беспомощен и наг.
Закрыты все дома для нищих и бродяг.
Ты, город роскоши и царственных чертогов,
Ты принимаешь всех: гетер и астрологов,
И дверь железная для тех лишь заперта,
Кого преследует и гонит нищета.
Проклятие тебе! Проклятие отныне
И во веки веков в слепой твоей гордыне!
Здесь у ворот твоих, о медный их замо́к
Швырнул я данный мне с презрением кусок.
Так как ударами и топора, и лома
Разрушена стена покинутого дома —
(Да порастут травой развалины его!)
И так как тенью стал себя я самого,
А злая ненависть и гнев неправосудный,
Изгнанье мрачное и путь скитальца трудный
Двойным перстом своим указывают мне,
И так как лишний я в суде и на войне
И вырван у меня мой добрый меч с весами, —
Спешу я белые сандалии обуть
И с черным посохом иду в далекий путь.
Не возвратят меня мольбами и слезами.
О боги правые! Да будет огражден
Неблагодарный край от бедствия и горя!
Жестоко им в пяту я ныне уязвлен,
Прекрасней городов — простор лесов и моря.
С корнями вырванный и бурею гоним,
Увижу я зарю с закатом золотым:
Она во тьме моей послужит утешеньем.
А если злобный рок меня с ожесточеньем,
Не перестанет вновь преследовать и там —
К моим запекшимся измученным устам
Я властен поднести в последнюю минуту
Растущие в лесу и сорванные мной:
И белладонны плод с мохнатой беленой,
И ядовитую зеленую цикуту.