Грабители кричат: «Бранит, он нас!»
Грабители! Не трогаю я вас,
Не в злобе — в ревности к отечеству дух стонет;
А вас и Ювенал сатирою не тронет.
Тому, кто вор,
Какой стихи укор?
Ворам сатира то: веревка и топор.
Лошак монеты вез,
Другой овес,
И кто из них честняй они имели споры.
Скончали так они о чести разговоры:
Честняе тот из них, которой деньги вез,
А тот подляй, которой вез
Овес.
Напали воры:
Сказали лошаку, которой вез
Овес!
Вези ты свой овес,
Куда ево ты вез:
И лошаков на волю отпустили;
Лиш только деньги ухватили,
И деньги унесли. Какая ето честь,
Котору может вор унесть!
Недавно воровать Ермолке запретили,
Да кражи никакой с него не возвратили.
Ермолка мой покойно спит,
На что ему обед? Уже Ермолка сыт.
Ермолка мой за плутни не повешен.
А сверх того Ермолка и не грешен.
Покаялся пред богом он,
А денег у себя имеет миллион,
И златорунный стал ягненок он из волка.
О небо! Кто же вор, когда не вор Ермолка,
И можно ль истину на свете утвердить,
Коль можешь ты Ермолку пощадить?
Осла стянули воры:
Свели ево с двора долой,
И на пути вступили в разговоры,
Вести ль ево домой,
Или ту кражу,
Вести в продажу.
Во споре завсегда конец иль добр иль худ:
Добра выходит фунт, а худа целый пуд.
Из спора столько худа,
У добрых лишь людей.
И у судей,
А у воров выходит по три пуда.
У поединщиков разсудок ясно здравъ;
Кто более колнетъ; так тот у них и прав.
А воры грубы;
Устав у них таков:
Прав тот у них, который выбьет зубы.
Пришло до кулаков.
Вор мимо шел, а два дерутся:
Качает головой, где силы их берутся.
Кулачному не мнит коснуться ремеслу;
Да лезит на осла и говорит ослу:
Пора домой: пускай друг друга повстречают,
И тщатся побеждать:
Нам долго ждать;
Они комедию не скоро окончают.
Старой обычай и давная мода,
Были б ворота всегда на крепи.
В доме, всегда, у приказнова рода,
Пес, на часах, у ворот на цепи.
Дворник забывшись не запер калитки;
Следственно можно втереться во двор.
В вымыслах мудрыя остры и прытки:
Входит мудрец тут, а именно вор.
Ластится, ластится льстец, ко собаке,
Бросил ей жирнова мяса кусок:
Пес разсердясь закричал будто в драке:
Рвешся напрасно нахал, а не в прок:
Вор подкупити меня предпримаеш,
Хочеш прибраться ты к нашим крохам
Верна подарками пса не сломаешъ;
Я не повинна приказным грехам.
Знаю сево я приветства причину;
В завтре пожалуй, да в день, а не в ночь,
Мясо снеси к моему господину;
Он до подарков поболе охоч.
Солжет ли земнородно племя,
Коль скажет то: «Всего дороже время»?
Чего поселянин во осень не сожнет,
Того и в житнице его зимою нет.
Вовремя ежели в торги купец не вступит,
Товаров нет, никто товаров и не купит.
Солдат, не выучась ружья в руках держать,
От неприятели не должен ли бежать?
Судящему препона,
Не знающу закона,
А рифмотворца главный вид —
Охота дерзкая и вечный стыд,
Коль он не выучит вовремя аз и буки
И хочет быть Гомер без смысла и науки;
Напрасно ищешь ты без времени затей.
Не тунеядствуй и потей.
Как рожь, так сеется подобно добродетель.
Потребно ко всему и время и труды,
И неусыпный ум, полезного радетель,
И все во всем от времени плоды.
От времени забава,
От времени и слава,
От времени победоносца честь
И благо всякое, какое только есть.
Незапности одна возносит только лесть.
Слепое счастие души не украшает,
И любочестия оно не утешает.
Без основания довольствия мечты
И отрасли единой суеты —
Не розы естеством, но сделанны цветы.
Не во естественной такой цветочек коже,
Не мягок, но жесток
И лишь по имени цветок,
Хотя естественной да розы и дороже,
Под именем добра ища и худа мы,
Способством времени стремим во зло умы.
Вор тайный только грешен?
Вор явный столько ж грешен,
А сверх того, еще пойман и повешен;
Так время надобно и добрым и худым.
Одним — как светлый огнь, другим — как темный дым.
Одни стремятся ввек и плену им быти строгом,
Другие вечно с богом.
В пустыне муж почтенный жил,
И добродетели примером он служил.
Все видели ево незлобива и смирна,
Везде о нем носилася хвала.
Какой-то человек привел к нему вола,
Гораздо жирна.
Увидел ето вор,
И захотел вола к себе втащить на двор.
Настала ночь: пошел на ловлю вор к пустыне,
И став заранье горд,
Идет и мнит: поем говядинки я ныне.
В пути попался вору чорт:
Не о говядине тот мыслит,
И не вола идет ловить;
Идет пустынника давить,
И уж ево в убитых числит.
Известно то что чорту, в век,
Противен доброй человек,
И что взаимственна в душах подобных служба;
Издревле у чертей с ворами дружба.
Друг другу объявив намеренье они,
Спешат туда прийти до расветанья дни;
Чтоб дело в темноте решилось,
И безпрепятственно желанье совершилось.
Пришли,
Вола нашли.
Вор чорту говорит: я стану приниматься,
С говядиной ломаться.
А чорт на то, она сыра и замичит:
Вить бык не за всегда когда он жив молчитъ;
Пустынника разбудит,
А он легко разсудит,
Что вор вола здесь удит.
Постой, покаместь я пустынника словлю.
И удавлю.
Вор ето примечает,
Что гнется не к ево то больше стороне,
И отвечает
Сатане:
Постой, и дай свести вола ты прежде мне:
И мнит: когда чорт дверью грянетъ;
Услышав шум, пустынник встанет,
И пастухам Разбой в окошко закричит:
А вол хотя и замичитъ;
Пустынник на постеле,
Не сведает об етом деле.
Не соглашаются, вступили в спор:
Шумит и чорт, шумит и вор.
Услышав шум пустынник мой проснулся;
И только лишь очнулся,
Кричит разбой,
Пустынник мой
И пастухов в окошко созывает.
Обрушился чорт в ад:
Вор высунув язык, бежит, зевает,
Поймали, и ему назад,
Веревкой, руки прикрепили:
А после ею же и шею прицепили.