Вот вечер наступил, предтеча преступленья;
Пришел он крадучись. Темнеет неба свод…
Грабитель, вор ночной дрожит от нетерпенья
И, в зверя превратясь, глухой полночи ждет.
О, вечер, сладостный для тех, кто за работой
Провел свой день, трудясь руками иль умом, —
Желанный час для тех, кто удручен заботой,
Истерзан горестью и мнит забыться сном!
Но в этот самый час покоя, облегченья,
Рой темных демонов из сумрака встает;
Для них теперь пришла минута пробужденья
И в сети их бежит незанятый народ.
Все двери отворив для оргий безобразных,
В свой соблазнительный облекшися наряд,
В широких улицах и в закоулках грязных
Зажег свои огни ликующий разврат.
Он нагло пристает к добыче проходящей,
Он сторожит ее вблизи своей норы,
Чтоб выкупать ее в своей грязи смердящей,
Прикрытой блестками красивой мишуры.
То тут, то там порой оркестра слышен грохот,
В трактирах—суетня, в мабилях—кутерьма,
В харчевнях, кабаках—веселье, пьяный хохот,
И золотом звенят игорные дома.
Душа, замкни свой слух от криков беснованья,
Уединись, уйди от этих оргий прочь!
О, в этот темный час сильней больных страданья,
Их давит и томит безжалостная ночь!…
Их стонами теперь наполнены больницы…
Не все болящие дотянут до утра
И многих понесут на кладбище столицы
С их безпокойнаго предсмертнаго одра…
Не все на собственной скончаются постели,
Не все в кругу родных или друзей умрут, —
Ведь многие из них приюта не имели, —
Лишь в бездне общей всем они его найдут.