Стареем, брат, ты говоришь?
Вон кончен он, недлинный
Старинный рейс Москва-Париж, -
Теперь уже — старинный.
И наменяли стюардесс
И там и здесь, и там и здесь -
И у французов, и у нас, -
Но козырь — черва и сейчас!
Стареют все — и ловелас,
И Дон Жуан, и Греи.
И не садятся в первый класс
Сбежавшие евреи.
Стюардов больше не берут,
А отбирают — и в Бейрут.
Никто теперь не полетит:
Что там — Бог знает и простит…
Стареем, брат, седеем, брат, -
Дела идут, как в Польше.
Уже из Токио летят
Одиннадцать, не больше.
Уже в Париже неуют:
Уже и там витрины бьют,
Уже и там давно не рай,
А как везде — передний край.
Стареем, брат, — а старикам
Здоровье кто утроит?
А с элеронами рукам
Работать и не стоит.
И отправляют нас, седых,
На отдых — то есть, бьют под дых!
И все же этот фюзеляж -
Пока что наш, пока что наш…
Как зайдёшь в бистро-столовку,
По пивку ударишь, —
Вспоминай всегда про Вовку:
— Где, мол, друг-товарищ.И в лицо — трёхстопным матом
Можешь хоть до драки.
Про себя же помни — братом
Вовчик был Шемяке.Баба, как наседка, квохчет
(Не было печали!)
Вспоминай!!! Быть может, Вовчик —
«Поминай как звали!»M.Chemiakin — всегда, везде Шемякин.
А посему французский не учи!..
Как хороши, как свежи были маки,
Из коих смерть схимичили врачи.Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
Разрази нас гром!
Поживём еще, братишка,
По-жи-вь-ём!
Po-gi-viom.
Мы живём в большом селе Большие Вилы,
Нас два брата, два громилы.
Я ошибочно скосил дубову рощу,
Брату — это даже проще.Нас все любят, но боятся жутко —
Вдвоём мы
Не жидки!
Мы с понятьем, конечно, не шутка —
Убьём по
Ошибке.Вот послали нас всем миром — мы и плачем —
К чертям собачьим, к чертям собачьим,
Но нашли мы избавление от смерти
И сами вышли в собачьи черти! Мы теперь овёс едим горстями.
Кто скажется —
Под дых ему!
И с предшествующими чертями
Собачимся
По-ихнему.Ну побыли мы чертями — и обратно:
Понятно, приятно!
Если встретим мы кого-нибудь дорогой —
Брат просит: «Не трогай!»Я ещё чуть-чуть тренировался —
Гнул дула
На танке.
И поэтому братан боялся —
Я: «Здравствуй!»
Он — в дамки! Жить можно бы, и даже — смело,
Но нет подходящего дела.
Так и мыкаемся с братом по свету,
А дела подходящего нету.Я всегда кричу братану:
«Гляди в оба,
Братень!
Я маленько поотстану,
Может, обо-
ротень!»Но послали на селе нас, как и раньше,
Куда подальше, куда подальше…
Мы же с братиком протопали планету —
Такого места в помине нету! И задумали мы с братом думку
Вдвоём мы
В три смены…
Брат все двери искусал — и всё ж дотумкал:
Пойдём мы
В спортсмены!
Поздно говорить и смешно -
Не хотела, но
Что теперь скрывать — все равно
Дело сделано…
Все надежды вдруг
Выпали из рук,
Как цветы запоздалые,
А свою весну -
Вечную, одну -
Ах, прозевала я.
Весна!.. Не дури -
Ни за что не пей вина на пари,
Никогда не вешай ключ на двери,
Ставни затвори,
Цветы — не бери,
Не бери да и сама не дари,
Если даже без ума — не смотри, -
Затаись, замри!
С огнем не шути -
Подержи мечты о нем взаперти,
По весне стучать в твой дом запрети, -
А зимой — впусти.
Холода всю зиму подряд -
Невозможные, -
Зимняя любовь, говорят,
Понадежнее.
Но надежды вдруг
Выпали из рук,
Как цветы запоздалые,
И свою весну -
Первую, одну -
Знать, прозевала я.
Ах, черт побери,
Если хочешь — пей вино на пари,
Если хочешь — вешай ключ на двери
И в глаза смотри, -
Не то в январи
Подкрадутся вновь сугробы к двери,
Вновь увидишь из окна пустыри, -
Двери отвори!
И пой до зари,
И цветы — когда от сердца — бери,
Если хочешь подарить — подари,
Подожгут — гори!
Вот что:
Жизнь прекрасна, товарищи,
И она удивительна,
И она коротка.
Это самое-самое главное.Этого
В фильме прямо не сказано,
Может, вы не заметили
И решили, что не было
Самого-самого главного? Может быть,
В самом деле и не было,
Было только желание.
Значит,
Значит это для вас
Будет в следующий раз.И вот что:
Человек человечеству —
Друг, товарищ и брат у нас.
Друг, товарищ и брат —
Это самое-самое главное.Труд нас
Должен облагораживать,
Он из всех из нас делает
Настоящих людей.
Это самое-самое главное.Правда вот
В фильме этого не было,
Было только желание.
Значит,
Значит это для вас
Будет в следующий раз.Мир наш —
Колыбель человечества,
Но не век находиться нам
В колыбели своей —
Циолковский сказал ещё.Скоро
Даже звёзды далёкие
Человечество сделает
Достояньем людей.
Это самое-самое главное.Этого
В фильме прямо не сказано,
Было только желание.
Значит,
Значит это для вас
Будет в следующий раз.
Шагают актёры в ряд,
Дышат свободно.
Каждый второй — лауреат
Или народный.Нас тоже манила слава,
Мы в школе учились тогда,
Но, как нам сказал Захава,
Лишь лучших берут сюда! Для лучших — и мясо из супа,
Для лучших — ролей мешок,
Из лучших составлена труппа, —
Значит всё хорошо! Попав в этот сладостный плен,
Бегут из него всё реже.
Уходят из этих стен
Только в главрежи.И вот начальство на бланке
Печатью скрепило побег:
Отныне пусть на Таганке
Добрый живёт человек! Мы кое-что взять успели
И кое-кого увели.
И вы не осиротели,
А мы — так приобрели.И… шагают театры в ряд,
Вместе, хоть разных рангов,
В этом во всём виноват
Только Вахтангов.Другая у нас обитель,
Стезя, или, там, стерня,
Но спросят вас — говорите,
Как Ксидиас: «Он из меня».Делитесь с нами наследством —
Мы хлам не заносим в храм!
Транжирьте, живя не по средствам,
Идёт расточительность вам! С Таганки пришли на Арбат —
Дождь не помеха.
Празднует старший брат
Ровно полвека.
Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени -
Некому: жена — в Париже, все дружки — сидят.
Даже Глеб Жеглов, что ботал чуть по новой фене -
Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.
Хорошо, из зала вон -
Не наших всех сортов,
Здесь — кто хочет на банкет
Без всяких паспортов.
Расскажу про братиков -
Писателей, соратников,
Про людей такой души,
Что не сыщешь ватников.
Наше телевидение требовало резко:
Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент",
Поменять на мыло шило, шило — на стамеску.
А ворье переиначить в "чуждый элемент".
Так, в ответ подельники,
Скиданув халатики,
Надевали тельники,
А поверх — бушлатики.
"Эх!", — сказали брат и брат:
"Не! Мы усе спасем.
Мы и сквозь редакторат
Все это пронесем".
Про братьев-разбойников у Шиллера читали,
Про Лаутензаков написал уже Лион,
Про Серапионовых и школьники листали.
Где ж роман про Вайнеров? Их — два на миллион!
С них художник Шкатников
Написал бы латников.
Мы же в их лице теряем
Классных медвежатников.
Проявив усердие,
Сказали кореша:
""Эру милосердия"
Можно даже в США".
Снова печь барахлит — тут рублей не жалей…
«Сделай, парень, а то околею!»
Он в ответ: «У меня этих самых рублей —
Я тебе ими бампер обклею».Все заначки с зарплат
В горле узком у вас,
У меня же — «фиат! ,
А по-русскому — ВАЗ.Экономя, купил за рубли
«Жигулёнок», «Жигуль», «Жигули».Кандидатскую я защитил без помех —
Всех порадовал темой отменной:
«Об этническом сходстве и равенстве всех
Разномастных существ во Вселенной».
____________________«Так чего же тебе? Хочешь — «Марльборо», «Кент»?»
Он не принял и этого дара:
«У меня, — говорит, — постоянный клиент —
Он бармен из валютного бара».Не в диковинку «Кент»? Разберёмся, браток.
Не по вкусу коньяк и икорка? —
Я снимаю штаны и стою без порток:
«На-ка джинсы — вчера из Нью-Йорка».Он ручонки простёр —
Я брючата отдал.
До чего ж я хитёр:
Угадал, угадал! Ах, не зря я купил за рубли
«Жигулёнок», «Жигуль», «Жигули».Но вернул мне штаны всемогущий блондин,
Бросил в рожу мне, крикнув вдогонку:
«Мне вчера за починку мигалки один
Дал мышиного цвета дублёнку!»Я мерзавец, я хам,
Стыд меня загрызёт!
Сам дублёнку отдам,
Если брат привезёт!.. Ах, зачем я купил за рубли
«Жигулёнок», «Жигуль», «Жигули»? Я на жалость его да на совесть беру,
К человечности тоже взывая:
Мол, замёрзну в пути, простужусь и умру,
И задавит меня грузовая.Этот ВАЗ, «Жигули», этот в прошлом «фиат»
Я с моста Бородинского скину! —
Государственной премии лауреат
Предлагал мне за лом половину.Подхожу скособочась,
Встаю супротив,
Предлагаю: «А хочешь
В кооператив?»Ведь не зря я купил за рубли
«Жигулёнок», «Жигуль», «Жигули»!«У меня, — говорит, — две квартиры уже,
Разменяли на Марьину Рощу,
Три машины стоят у меня в гараже:
На меня, на жену да на тёщу».«Друг! Что надо тебе? Я в афёры нырну!
Я по-новой дойду до Берлина!..»
Вдруг сказал он: «Устрой-ка мою… не жену
Отдыхать в санаторий Совмина!»Что мне делать? Шатаюсь,
Сползаю в кювет.
Всё — иду, нанимаюсь
В Верховный Совет… Эх, зазря я купил за рубли
«Жигулёнок», «Жигуль», «Жигули»…
Как в селе Большие Вилы,
Где ещё сгорел сарай,
Жили-были два громилы
Огромадной жуткой силы —
Братья Пров и Николай.Николай — что понахальней —
По ошибке лес скосил,
Ну, а Пров в опочивальни
Рушил стены — и входил.Как братья не вяжут лыка,
Пьют отвар из чаги —
Все от мала до велика
Прячутся в овраге.В общем, лопнуло терпенье:
Ведь добро — своё, не чьё,
Начинать вооруженье
И идти на усмиренье
Порешило мужичьё.Николай — что понахальней —
В тот момент быка ломал,
Ну, а Пров в какой-то спальне
С маху стену прошибал.«Эй, братан, гляди: ватага,
С кольями. Да слышь ли,
Чтой-то нынче из оврага
Рановато вышли!»Так, неудобно сразу драться —
Наш мужик так не привык,
Стали прежде задираться:
«Для чего, скажите, братцы,
Нужен вам безрогий бык?!»Николаю это странно:
«Если жалко вам быка —
С удовольствием с братаном
Можем вам намять бока!»Где-то в поле замер заяц,
Постоял — и ходу…
Пров ломается, мерзавец,
Сотворивши шкоду.«Ну-ка, кто попробуй, вылезь —
Вмиг разделаюсь с врагом!»
Мужики перекрестились,
Всей ватагой навалились:
Кто — багром, кто — батогом.Николай, печась о брате,
Первый натиск отражал,
Ну, а Пров укрылся в хате
И оттуда хохотал.От могучего напора
Развалилась хата,
Пров оттяпал ползабора
Для спасенья брата.«Хватит, брат, обороняться —
Пропадать так пропадать!
Коля, нечего стесняться, —
Колья начали ломаться, —
Надо, Коля, нападать!»По мужьям да по ребятам
Будут бабы слёзы лить…
Но решили оба брата
С наступленьем погодить.«Гляди в оба, братень, —
Со спины заходят!» —
«Может, оборотень?» —
«Не похоже вроде!»Дело в том, что к нам в селенье
Напросился на ночлег
И остался до Успенья,
А потом — на поселенье
Никчемушный человек.И сейчас вот из-за крика
Ни один не услыхал:
Этот самый горемыка
Чтой-то братьям приказал.Кровь уже лилась ручьями —
Так о чём же речь-то?
«Бей братьёв!» Но вдруг с братьями
Сотворилось нечто: Братьев как бы подкосило —
Стали братья отступать,
Будто вмиг лишились силы…
Мужичьё их попросило
Больше бед не сотворять.…Долго думали-гадали,
Что блаженный им сказал.
Но, как затылков ни чесали,
Ни один не угадал.И решили: он заклятьем
Обладает, видно…
Ну, а он сказал лишь: «Братья,
Как же вам не стыдно!»
Пятнадцать лет — не дата, так —
Огрызок, недоедок.
Полтиник — да! И четвертак.
А то — ни так — ни эдак.
Мы выжили пятнадцать лет.
Вы думали слабо, да?
А так как срока выше нет —
Слобода, брат, слобода!
Пятнадцать — это срок, хоть не на нарах.
Кто был безус — тот стал при бороде.
Мы уцелели при больших пожарах,
При Когане, при взрывах и т. д.
Пятнадцать лет назад такое было!..
Кто всплыл, об утонувших не жалей!
Сегодня мы и те, кто у кормила,
Могли б совместно справить юбилей.
Сочится жизнь — коричневая жижа…
Забудут нас, как вымершую чудь,
В тринадцать дали нам глоток Парижа.
Чтобы запоя не было — чуть-чуть.
Мы вновь готовы к творческим альянсам —
Когда же это станут понимать?
Необходимо ехать к итальянцам,
Заслать к ним вслед за Папой — нашу «Мать».
«Везёт — играй!» — кричим наперебой мы.
Есть для себя патрон, когда тупик.
Но кто-то вытряс пулю из обоймы
И из колоды вынул даму пик.
Любимов наш, Боровский, Альфред Шнитке,
На вас ушаты вылиты воды.
Прохладно вам, промокшие до нитки?
Обсохните — и снова за труды.
Достойным уже розданы медали,
По всем статьям — амнистия окрест.
Нам по статье в «Литературке» дали,
Не орден — чуть не ордер на арест.
Тут одного из наших поманили
Туда, куда не ходят поезда,
Но вновь статью большую применили —
И он теперь не едет никуда.
Директоров мы стали экономить,
Беречь и содержать под колпаком, —
Хоть Коган был не полный Каганович,
Но он не стал неполным Дупаком.
Сперва сменили шило мы на мыло,
Но мыло омрачило нам чело,
Тогда Таганка шило возвратила —
И всё теперь идёт, куда и шло.
Даёшь, Таганка, сразу: «Или — или!»
С ножом пристали к горлу — как не дать.
Считают, что невинности лишили…
Пусть думают — зачем разубеждать?
А знать бы всё наверняка и сразу б,
Заранее предчувствовать беду!
Но всё же, сколь ни пробовали на зуб, —
Мы целы на пятнадцатом году.
Талантов — тьма! Созвездие, соцветье…
И многие оправились от ран.
В шестнадцать будет совершеннолетье,
Дадут нам паспорт, может быть, загран.
Всё полосами, всё должно меняться —
Окажемся и в белой полосе!
Нам очень скоро будет восемнадцать —
Получим право голоса, как все.
Мы в двадцать пять — даст бог — сочтём потери,
Напишут дату на кокарде нам,
А дальше можно только к высшей мере,
А если нет — то к высшим орденам.
Придут другие в драме и в балете,
И в опере опять поставят «Мать»…
Но в пятьдесят — в другом тысячелетье —
Мы будем про пятнадцать вспоминать!
У нас сегодня для желудков встряска!
Долой сегодня лишний интеллект!
Так разговляйтесь, потому что Пасха,
И пейте за пятнадцать наших лет!
Пятнадцать лет — не дата, так —
Огрызок, недоедок.
Полтинник — да! И четвертак.
А то — ни так — ни эдак.
А мы живём и не горим,
Хотя в огне нет брода,
Чего хотим, то говорим, —
Слобода, брат, слобода!