Близ медлительнаго Нила, там, где озеро Мерида, в
царстве пламеннаго Ра,
Ты давно меня любила, как Озириса Изида, друг,
царица и сестра!
И клонила пирамида тень на наши вечера.
Вспомни тайну первой встречи, день, когда во храме
пляски увлекли нас в темный круг,
Час, когда погасли свечи, и когда, как в странной
сказке, каждый каждому был друг,
Наши речи, наши ласки, счастье, вспыхнувшее вдруг!
Разве ты, в сияньи бала, легкий стан склонив мне
в руки, через завесу времен,
Не разслышала кимвала, не постигла гимнов звуки и
толпы ответный стон?
Не сказала, что разлуки — кончен, кончен долгий сон!
Наше счастье — прежде было, наша страсть — воспоминанье,
наша жизнь — не в первый раз,
И, за временной могилой, неугасшия желанья с прежней
силой дышат в нас,
Как близ Нила, в час свиданья, в роковой и краткий час!
Вот оне, скорбныя, гордыя тени
Женщин, обманутых мной.
Прямо в лицо им смотрю без сомнений,
Прямо в лицо этих бледных видений,
Созданных чарой ночной.
О, эти руки, и груди, и губы,
Выгибы алчущих тел!
Вас обретал я, и вами владел!
Все ваши тайны — то нежный, то грубый,
Властный, покорный — узнать я умел.
Да, я вас бросил, как остов добычи,
Бросил на знойном пути.
Что ж! в этом мире вещей и обличий
Все мне сказалось в единственном кличе:
«Ты должен итти!»
Вас я любил так, как любят, и каждой
Душу свою отдавал до конца,
Но — мне не страшно немого лица!
Не одинаковой жаждой
Наши горели сердца.
Вы, опаленныя яростной страстью,
В ужасе падали ниц.
Я, прикоснувшись к последнему счастью,
Не опуская ресниц,
Шел, увлекаем таинственной властью,
К ужасу новых границ.
Вас я любил так, как любят, и знаю —
С каждой я был бы в раю!
Но не хочу я довериться раю.
Душу мою из блаженств вырываю,
Вольную душу мою!
Дальше, все дальше! от счастья до муки,
В ужасы — в бездну — во тьму!
Тщетно ко мне простираете руки
Вы, присужденныя к вечной разлуке:
Жить мне и быть — одному.
Белыя клавиши в сердце моем
Робко стонали под грубыми пальцами,
Думы скитались в просторе пустом,
Память безмолвно раскрыла альбом,
Тяжкий альбом, где вседневно страдальцами
Пишутся строфы о счастьи былом…
Смеха я жаждал, хотя б и притворнаго,
Дерзкаго смеха и пьяных речей.
В жалких восторгах безстыдных ночей
Отблески есть животворных лучей,
Светит любовь и в позоре позорнаго.
В темную залу вхожу, одинок,
Путник безвременный, гость неожиданный.
Лица еще не разселись в кружок…
Вид необычный и призрак невиданный:
Слабым корсетом не стянут испорченный стан,
Косы упали свободно, лицо без румян.
„Девочка, знаешь, мне тяжко, мне как-то рыдается.
Сядь близ меня, потолкуем с тобой, как друзья…“
Взоры ея поднялись, удивленье тая.
Что-то в душе просыпается,
Что-то и ей вспоминается …
Это — ты ! Это — я!
Белыя клавиши в сердце моем
Стонут, и плачут, живут под ударами,
Думы встают и кричат о былом,
Память дрожит, уронивши альбом,
Тяжкий альбом, переполненный старыми
Снами, мечтами о счастьи святом!
Плачь! я не вынесу смеха притворнаго!
Плачь! я не вынесу дерзких речей!
Здесь ли, во мраке безстыдных ночей,
Должен я встретить один из лучей
Лучшаго прошлаго, дня благотворнаго!
Робко, как вор, выхожу, одинок,
Путник безвременный, гость убегающий.
С ласковой лаской скользит ветерок,
Месяц выходит с улыбкой мигающей.
Город шумит, и мой дом недалек…
Блекни в сознаньи, последний венок!
Что́ мне до жизни чужой и страдающей!
Я пришла к дверям твоим
После многих лет и зим.
Ведав грешные пути,
Не достойна я войти
В дом, где Счастье знало нас.
Я хочу в последний раз
На твои глаза взглянуть,
И в безвестном потонуть.
Ты пришла к дверям моим,
Где так много лет и зим,
С неизменностью любя,
Я покорно ждал тебя.
Горьки были дни разлук,
Пусть же, после жгучих мук,
То же Счастье, как в былом,
Осеняет нас крылом.
Друг! я ведала с тех пор
Все паденья, весь позор!
В жажде призрачных утех,
Целовала жадно грех!
След твоих безгрешных ласк
Обнажала в вихре пляск!
Твой делившее восторг,
Тело — ставила на торг!
Друг! ты ведала с тех пор,
Как жесток людской укор!
Речью ласковой позволь
Успокоить эту боль;
Дай уста, в святой тоске,
Вновь прижать к твоей руке,
Дай молить тебя, чтоб вновь
Ты взяла мою любовь!
Все былое мной давно
До конца осквернено.
Тайны сладостных ночей,
И обятий, и речей,
Как цветы бросая в грязь,
Разглашала я, глумясь,
Посвящала злобно в них
Всех возлюбленных моих!
Что свершила ты, давно
Прощено, — освящено
На огне моей любви!
Душный, долгий сон порви,
Выйди вновь к былым мечтам,
Словно жрица в прежний храм!
Этот сумрачный порог
Все святыни оберег!
Я не смею, не должна…
Здесь сияла нам весна!
Здесь вплетала в смоль волос
Я венок из желтых роз!
Здесь, при первом свете дня,
Ты молился на меня!
Где то утро? где тот май?
Отсияло все. Прощай.
Нет, ты смеешь! ты должна!
Ты — тот май, и та весна,
Жемчуг утр и роз янтарь!
Ты — моей души алтарь,
Вечно чистый и святой!
И, во прахе пред тобой,
Вновь целую я, без слов,
Пыльный след твоих шагов!
Они повстречались в магический час.
Был вечер лазурным и запад погас,
И бледные тени над полем и лесом
Ложились, сгущались ажурным навесом.
На ласковом фоне весенних теней
Мечтатель-безумец он встретился с ней.
И первая встреча шепнула им много.
Как ландыш на сердце проснулась тревога,
Мелькнула, скользнула за тонким стеклом
Пурпурная бабочка легким крылом,
Измученный лотос коснулся до влаги
И, тайные, вдаль побежали зигзаги.
Вся жизнь озарилась огнями с тех пор.
Как будто на небе застыл метеор,
Как будто бы мир задрожал от мелодий,
И сон ароматный разлился в природе.
Но мигом свиданья, как утро чисты,
Не смели они опозорить мечты.
И мальчик-поэт и ребенок-Мария,
Мечтая и грезя в часы голубые,
Не знали желаний, смущающих ум.
В небесной прозрачности девственных дум
Дрожали псалмы и улыбки растений,
Носились, томились бесплотные тени.
И дивное счастье поведал им Бог.
Вдали от людей, далеко от тревог
В молчанье лесном, преисполненном тайной
Друг с другом они повстречались случайно.
Так в старой беседке игрой ветерка
Друг с другом сплетаются два лепестка.
И точно друзья после долгой разлуки,
Они протянули уверенно руки,
И все, о чем каждый мечтал сам с собой,
Другой угадал вдохновенной душой.
И были ненужны ни ласки, ни речи
При этой короткой ритмической встрече.
То был мотылек, пилигрим вечеров,
Который подслушал прощанье без слов,
То было смущенное облачко мая,
Которое в дали лазоревой тая,
Поймало румянец склоненных лилей,
Улыбку над лепетом светлых кудрей.
И ярче горело светило земное,
Полней на куртинах дышало левкое,
Шептал ароматней загадочный сад,
Когда возвращалась Мария назад,
Когда в ее сердце туманные розы
Роняли над глубью росистые слезы.
И милостив был к ним Создатель во всем.
День встречи остался последним их днем,
Пылающим вечно, как Божья лампада,
Кристальным и чистым, как брызги каскада;
В гирлянду его — навсегда, навсегда —
Вплелись незабудки, сирень, резеда.
И в вечности счастье их неизменно, —
Они не встречались и в жизни блаженной.
Два светлые ангела вечно они
Хранили в душе серебристые дни,
И память о жизни, о горестной жизни,
Была их наградой в небесной отчизне.
Словно в огненном дыме и лица и вещи…
Как хорош, при огнях, ограненный хрусталь!..
За плечом у тебя веет призрак зловещий…
Ты — мечта и любовь! ты — укор и печаль!..
Словно в огненном дыме земные виденья…
А со дна подымаются искры вина,
Умирают, вздохнув и блеснув на мгновенье!..
Ты прекрасна, как смерть! ты, как счастье, бледна!
Слышу говор, и хохот, и звоны стаканов.
Это дьяволы вышли, под месяц, на луг?
Но мы двое стоим в колыханьи туманов,
Нас от духов спасет зачарованный круг.
Ты мне шепчешь. Что шепчешь? Не знаю, не надо.
Умирает, смеясь, золотое вино…
О тоска твоего утомленного взгляда!
Этот миг безнадежный мне снился давно!
Брызнули радостно
Звуки крикливые.
Кто-то возникший
Машет рукой.
Плакать так сладостно,
Плачу счастливый я.
Рядом — поникший
Лик дорогой!
Гвозди железные
В руки вонзаются,
Счастье распятья
Душит меня,
Падаю в бездны я.
Тесно сжимаются
Руки, обятья,
Кольца огня.
Скрипка визгливая,
Арфа певучая.
Кто-то возникший
Машет рукой.
Плачу счастливый я…
Сладкая, жгучая
Нежность к поникшей.
К ней, к дорогой!
О святые хороводы, на таинственной поляне, близ
звенящих тихо струй,
Праздник ночи и природы, после сладких ожиданий,
возвращенный поцелуй!
О незнанье! о невинность! робость радостного взгляда,
перекрестный бой сердец!
И слиянье в сказке длинной, там, где боль уже —
услада, где блаженство и конец!
И сквозь сумрачные сети, что сплели высоко буки,
проходящий луч луны,
И в его волшебном свете чьи-то груди, чьи то руки
беззащитно сплетены!
Но почему темно? Горят бессильно свечи.
Пустой, громадный зал чуть озарен. Тех нет.
Их смолкли хохоты, их отзвучали речи.
Но нас с тобой связал мучительный обет.
Идем творить обряд! Не в сладкой, детской дрожи,
Но с ужасом в зрачках, — извивы губ сливать,
И стынуть, чуть дыша, на нежеланном ложе,
И ждать, что страсть придет, незваная, как тать.
Как милостыню, я приму покорно тело.
Вручаемое мне, как жертва палачу.
Я всех святынь коснусь безжалостно и смело,
В ответ запретных слов спрошу, — и получу.
Но жертва кто из нас? Ты брошена на плахе?
Иль осужденный — я, по правому суду?
Не знаю. Все равно. Чу! красных крыльев взмахи!
Голгофа кончилась. Свершилось. Мы в аду.