В лучах заката меж морского скарба,
раздавленного кем-то, на спине
нашёл я умирающего краба.
Перевернул. И возвратил волне.
Над ним всплывала белая медуза,
и он, горя клешнями под водой,
со дна, как герб
Советского Союза,
вздымался, от заката золотой.
Сто раз закат краснел, рассвет синел,
сто раз я клял тебя,
песок моздокский,
пока ты жег насквозь мою шинель
и блиндажа жевал сухие доски.
А я жевал такие сухари!
Они хрустели на зубах,
хрустели…
А мы шинели рваные расстелем -
— Ну вот и поминки за нашим столом.
— Ты знаешь, приятель, давай о другом.
— Давай, если хочешь. Красивый закат.
— Закат то, что надо, красивый закат.— А как на работе? — Нормально пока.
— А правда, как горы, стоят облака?
— Действительно, горы. Как сказочный сон.
— А сколько он падал? — Там метров шестьсот.— А что ты глядишь там? — Картинки гляжу.
— А что ты там шепчешь? — Я песню твержу.
— Ту самую песню? — Какую ж ещё…
Ту самую песню, про слёзы со щек.— Так как же нам жить? Проклинать ли Кавказ?
Над полем медленно и сонно
заката гаснет полоса.
Был день, как томик Стивенсона,
где на обложке паруса.
И мнилось: только этот томик
раскрой — начнутся чудеса…
Но рубленый веселый домик,
детей и женщин голоса…
Но суета, неразбериха,
не оторвешь и полчаса…
Пора любви среди полей,
Среди закатов тающих
И на виду у журавлей,
Над полем пролетающих.Теперь все это далеко.
Но в грустном сердце жжение
Пройдет ли просто и легко,
Как головокружение? О том, как близким был тебе,
И о закатах пламенных
Ты с мужем помнишь ли теперь
В тяжелых стенах каменных? Нет, не затмила ревность мир.
Летели на фронт самолеты,
Над полем закат догорал.
И пели бойцы на привале,
Как сокол в бою умирал.Бесстрашно он бился с врагами
За счастье советской земли,
Но грудь ему пулей пронзили,
Но крылья ему подожгли.И раненый сокол воскликнул:
— Пусть я погибаю в бою, —
Они дорогою ценою
Заплатят за гибель мою! И ринул на вражьи гнездовья
Солдатики спят и лошадки,
Спят за окном тополя.
И сын мой уснул в кроватке,
Губами чуть шевеля.
А там, далеко у моря,
Вполнеба горит закат
И, волнам прибрежным вторя.
Чинары листвой шуршат.
Когда, измученный работой,
Огонь души моей иссяк,
Вчера я вышел с неохотой
В опустошенный березняк.На гладкой шелковой площадке,
Чей тон был зелен и лилов,
Стояли в стройном беспорядке
Ряды серебряных стволов.Сквозь небольшие расстоянья
Между стволами, сквозь листву,
Небес вечернее сиянье
Кидало тени на траву.Был тот усталый час заката,
А функция заката такова:
Печаля нас, возвысить наши души,
Спокойствия природы не нарушив,
Переиначить мысли и слова
И выяснить при тлеющей звезде,
Зажатой между солнцем и луною,
Что жизнь могла быть вобщем-то иною,
Да только вот не очень ясно — где…
Из треснувшей чернильницы небес
Пиджак накинул мне на плечи —
Кивком его благодарю.
«Еще не вечер, нет, не вечер!»-
Чуть усмехаясь, говорю.А сердце замирает снова,
Вновь плакать хочется и петь.
…Гремит оркестра духового
Всегда пылающая медь.И больше ничего не надо
Для счастья в предзакатный час,
Чем эта летняя эстрада,
Что в молодость уводит нас.Уже скользит прозрачный месяц,
У вас, наверно, осень хороша!
Легко откинув голову без шапки,
пройти бы мне аллеей, вороша
сухой листвы багряные охапки.В прозрачный и трепещущий покой
доверчиво протягивая руки,
застыть бы над извилистой рекой,
заглядываясь в ясные излуки.Блаженна медленность осенних рек.
Вода бежит, еще в ней краски живы,
но вся она уже, как человек,
утративший стремленья и порывы.Я помню, как бродила тут весна
Ах, какая пропажа — пропала зима!
Но не гнаться ж за нею на север?
Умирают снега, воды сходят с ума,
И апрель свои песни посеял.
Ну да что до меня — это мне не дано:
Не дари мне ни осень, ни лето,
Подари мне февраль — три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
Полоса по лесам золотая легла,
I
Где ароматом веяли муссоны
Над зарослью густою и зеленой,
Там тополя, как факелы, чадят,
Алмазных гор сияющие склоны
Едва в дыму пожарища сквозят.
* * *
За нашей спиною остались паденья, закаты…
Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлёт!
Мне хочется верить, что чёрные наши бушлаты
Дадут мне возможность сегодня увидеть восход.Сегодня на людях сказали: «Умрите геройски!»
Попробуем, ладно, увидим, какой оборот…
Я только подумал, чужие куря папироски:
Тут — кто как умеет, мне важно — увидеть восход.Особая рота — особый почёт для сапёра.
Не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей:
Напрасно стараться — я и с перерезанным горлом
Сегодня увижу восход до развязки своей! Прошли по тылам мы, держась, чтоб не резать их, сонных,
За нашей спиной остались паденья, закаты,
Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет!
Мне хочется верить, что черные наши бушлаты
Дадут нам возможность сегодня увидеть восход.
Сегодня на людях сказали: "Умрите геройски!"
Попробуем — ладно! Увидим, какой оборот.
Я только подумал, чужие куря папироски:
"Тут кто как сумеет, — мне важно увидеть восход."
К реке подходит маленький олень
и лакомство воды лакает.
Но что ж луна так медлит, так лукавит,
и двинуться ей боязно и лень! Ужель и для нее, как для меня,
дождаться дня и на свету погибнуть-
все ж веселей, чем, не дождавшись дня,
вас, небеса грузинские, покинуть.Пока закат и сумерки длинны,
я ждал ее — после дневной разлуки,
и свет луны, как будто звук луны,
я принимал в протянутые руки.Я знал наперечет ее слова,
Дыра дырой,
ни хорошая, ни дрянная —
немецкий курорт,
живу в Нордернее.
Небо
то луч,
то чайку роняет.
Море
блестящей, чем ручка дверная.
Полон рот
Запрятав хитрую ухмылку,
я расскажу про Тыко Вылку.
Быть может, малость я навру,
но не хочу я с тем считаться,
что стал он темой диссертаций.
Мне это всё не по нутру. Ведь, между прочим, эта тема
имела — чёрт их взял бы! — тело
порядка сотни килограмм.
Песцов и рыбу продавала,
оленей в карты продувала,
Синело небо. Было тихо.
Трещали на лугу кузнечики.
Нагнувшись, низкою гречихой
К деревне двигались разведчики.
Их было трое, откровенно
Отчаянных до молодечества,
Избавленных от пуль и плена
Молитвами в глуби отечества.