Не остывшая от зною,
Ночь июльская блистала…
И над тусклою землею
Небо, полное грозою,
Все в зарницах трепетало…
Словно тяжкие ресницы
Подымались над землею,
И сквозь беглые зарницы
Чьи-то грозные зеницы
Зальдивши тайный зной страстей, Валерий,
Ты назвал сам любимый свой цветок.
Он ал и страстен, нежен и жесток.
Во всем тебе подобен он, Валерий.
И каждый день одну из криптомерий
Небрежно ты роняешь на песок.
Сковавши тайный зной страстей, Валерий,
Ты назвал сам любимый свой цветок.
Под зноем флорентийской лени
Еще беднее чувством ты:
Молчат церковные ступени,
Цветут нерадостно цветы.
Так береги остаток чувства,
Храни хоть творческую ложь:
Лишь в легком челноке искусства
От скуки мира уплывешь.
Нельзя привыкнуть к дьявольскому зною,
Все вытерпеть, сжать зубы, не упасть, —
Мы каждый раз бредем, как целиною,
По той стране, что называют «Страсть»,
Где невозможно досыта напиться,
Где ветер пыль горячую кружит,
Где падают измученные птицы,
Где манят и морочат миражи…
Распалённая зноем июльская ночь…
Не смыкайтесь, усталые вежды мои!
Улетайте вы, сны, отлетайте вы прочь!
Наяву я пойму сновиденья любви!
В эту ночь беспредельную, дева моя,
Моё сердце больное тебе передам,
Где кипит без конца молодая струя,
Где порывы любви посвящались богам!
Зной без сияния, тучи безводные,
Шум городской суеты…
В сердце тоскующем думы бесплодные,
Трепет бескрылой мечты.
Жду, когда новая туча надвинется,
Думы прольются в слезах
И над разбитою скорбью поднимется
Лик твой, как солнце в лучах.
В степном саду, слегка от зноя пьян,
Я шел тропинкою, поросшей повиликой.
Отец полол под вишнями бурьян
И с корнем вырывал пучки ромашки дикой.Миндально пахла жаркая сирень,
На солнце лоснилась трава перед покосом,
Свистел скворец, и от деревьев тень
Ложилась пятнами на кадку с купоросом.Блестящий шмель в траве круги чертил,
И воздух пел нестянутой струною,
И светлый зной прозрачный пар струил
Над раскаленною землею.
Зной — и всё в томительном покое —
В пятнах света тени спят в аллее…
Только чуткой чудится лилее,
Что гроза таится в этом зное.
Бледная, поникла у балкона —
Ждет грозы, — и грезится ей, бедной,
Что далекой бури призрак бледный
Стал темнеть в лазури небосклона…
Грезы лета кажутся ей былью, —
Гроз и бурь она еще не знает,
Страстью длинной, безмятежной
Занялась душа моя,
Ирис дымный, ирис нежный,
Благовония струя,
Переплыть велит все реки
На воздушных парусах,
Утонуть велит навеки
В тех вечерних небесах,
И когда предамся зною,
Голубой вечерний зной
Гулял под зонтиком прекрасный кавалер,
И черт ему предстал в злато-лиловом зное.
Подставил кресло черт складное, расписное.
На кресло черта сел прекрасный кавалер,
И порт его умчал в кольцо своих пещер,
Где пламя липкое и тление сквозное.
Так с зонтиком погиб прекрасный кавалер,
Гулявший по полям в злато-лиловом зное.
В небе тают облака,
И, лучистая на зное,
В искрах катится река,
Словно зеркало стальное…
Час от часу жар сильней,
Тень ушла к немым дубровам,
И с белеющих полей
Веет запахом медовым.
Что за зной! Даже тут, под ветвями,
Тень слаба и открыто кругом.
Как сошлись и какими судьбами
Мы одни на скамейке вдвоем? Так молчать нам обоим неловко,
Что ни стань говорить — невпопад;
За тяжелой косою головка
Словно хочет склониться назад.И как будто истомою жадной
Нас весна на припеке прожгла,
Только в той вон аллее прохладной
Средь полудня вечерняя мгла…
Не воздух, а золото,
Жидкое золото
Пролито в мир.
Скован без молота,
Жидкого золота
Не движется мир.
Высокое озеро,
Синее озеро,
Молча лежит.
Какая засуха!.. От зноя
К земле все травы прилегли…
Не подалась ли ось земная,
И мы под тропик подошли?
Природа-мать ― лицеприятна;
Ведь, по рассказам, не слыхать,
Чтобы в Сахаре или в Коби
Могли вдруг льдины нарастать?
Мой монастырь, где я томлюсь безбожно, —
Под зноем разума расплавленный гранит.
Мне душно. Мне темно под этим зноем ложным.
Я ухожу в другой палящий скит…
Там будет зной, но зной земли всегдашний.
Кровавый шар расплавит мозг дотла,
И я сойду с ума спокойней и бесстрашней,
Чем здесь, где плоть и кровь изнемогла.
Где новый скит? Где монастырь мой новый?
Не в небесах, где гробовая тьма,
Горячо сухой песок сверкает,
Сушит зной на камнях невода.
В море — штиль, и ласково плескает
На песок хрустальная вода.
Чайка в светлом воздухе блеснула…
Тень ее спустилась надо мной —
И в сиянье солнца потонула…
Клонит в сон и ослепляет зной…
Они умели долгое время таиться
в реках и дышать свободно
посредством сквозных тростей,
выставляя конец их на поверхность воды.Карамзин, И. Г. Р., т. И.
Густое небо, зной полдневный,
И солнце – равнодушный глаз,
Не торопящийся, не гневный –
Все, все выслеживает нас.
О, как природа беспощадна.
Солнце.
Скалы.
Да кустарник рыжий.
Выжженная, тощая трава…
Что сказал ты?
Наклонись поближе,
Звон цикад глушит твои слова.То ли так глаза твои синеют,
То ли это неба синева?
Может, то не Крым,
А Пиренеи?..
В прохладу волн загнав
стада коров мычащих,
сгибает стебли трав
жара в застывших чащах.Прогретая гора
дымится пылью склонов.
Коробится кора
у накаленных кленов.Изнемогли поля,
овраги истомились,
и солнцу тополя
уже сдались на милость.Но все-таки тверды,
В пустыне красной над пророком
Летел архангел Гавриил
И жгучий зной в пути далеком
Смягчал сияньем белых крыл.
И я в пути, и я в пустыне.
И я, не смея отдохнуть,
Как Магомет к святой Медине,
Держу к заветной цели путь.
…Плыл туман,
…Плыл туман, за ледяной горою,
И земля осталась
И земля осталась в стороне.
Но лицом
Но лицом доподлинных
Но лицом доподлинных героев
Обернулись
Обернулись путники
Обернулись путники к стране.
Камни, полдень, пыль и молот,
Камни, пыль и зной.
Горе тем, кто свеж и молод
Здесь, в тюрьме земной!
Нам дана любовь — как цепи,
И нужда — как плеть…
Кто уйдет в пустые степи
Вольно умереть!
Камни, полдень, пыль и молот,
Камни, пыль и зной…
Понемногу вступает в права
Ослепительно знойное лето.
Раскаленная солнцем трава
Испареньями влаги одета.Пожелтевший от зноя лопух
Развернул розоватые латы
И стоит, задыхаясь от мух,
Под высокими окнами хаты.Есть в расцвете природы моей
Кратковременный миг пресыщенья,
Час, когда перламутровый клей
Выделяют головки растенья.Утомились орудья любви,
Над водой поникли ивы,
Гор лесистые извивы
Тайну прошлого хранят,
Луг и дали — молчаливы.
Луг и дали в зное спят.
Там шумит по Волге сонной
Пароход неугомонный
Меж пустынных деревень,
Мимо речки полусонной —
Тени плоские плотов.
Сочится зной сквозь крохотные ставни.
В беленой комнате темно и душно.
В ослушников кидали прежде камни,
Теперь и камни стали равнодушны.
Теперь и камни ничего не помнят,
Как их ломали, били и тесали,
Как на заброшенной каменоломне
Проклятый полдень жаден и печален.
Страшнее смерти это равнодушье.
Умрет один — идут, назад не взглянут.
Травою жесткою, пахучей и седой
Порос бесплодный скат извилистой долины.
Белеет молочай. Пласты размытой глины
Искрятся грифелем, и сланцем, и слюдой.По стенам шифера, источенным водой,
Побеги каперсов; иссохший ствол маслины;
А выше за холмом лиловые вершины
Подъемлет Карадаг зубчатою стеной.И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,
И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,
И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —Мутят сознание. И зной дрожит от крика…
И там — во впадинах зияющих глазниц
Вчера здесь роза расцветала,
Собою красила весь луг;
Но ныне роза в зной увяла —
Краса ее исчезла вдруг.
Куда, Элиза, ты сокрылась
Толь скоро от друзей твоих?
Вчера ты с нами веселилась,
Быв в цвете майских дней своих.
Сергею СоловьевуКак минул вешний пыл, так минул страстный зной.
Вотще покоя ждал: покой еще не найден.
Из дома загремел гульливою волной,
Волной размывчивой летящий к высям Гайден.
Презрительной судьбой обидно уязвлен,
Надменно затаишь. На тусклой, никлой, блеклой
Траве гуляет ветр; протяжным вздохом он
Ударит в бледных хат мрачнеющие стекла.
Какая тишина! Как просто всё вокруг!
Какие скудные, безогненные зори!
Звонки стебли травы, и движенья зноя пахучи.
Горы, как рыжие львы, стали на страже пустынь.
В черно-синем огне расцветают медные тучи.
Горечью дышит полынь.
В ярых горнах долин, упоенных духом лаванды,
Темным золотом смол медленно плавится зной.
Нимбы света, венцы и сияний тяжких гирлянды
Мерно плывут над землей.
Я люблю все больней и больнее
Каждый метр этой странной земли,
Раскаленное солнце над нею,
Раскаленные горы вдали.
Истомленные зноем деревни,
Истомленные зноем стада.
В полусне виноградников древних
Забываешь, что мчатся года,
Что сменяют друг друга эпохи,
Что века за веками летят…
На горячем песке, пред ленивым прибоем,
Ты легла; ты одна; ты обласкана зноем.
Над тобой небеса от лучей побледнели.
Тихо миги проходят без цели, без цели.
За тобой на откосе спокойные сосны.
Были осени, зимы, и вёсны, и вёсны…
Море мирно подходит с ленивым прибоем.
Этим морем, мгновеньем, покоем и зноем
Хорошо упиваться без дум, без загадок.
Час дремотный на взморье так сладок, так сладок.
Все жаждет, истомясь от зною;
Все вопиет: дождя, дождя.
И рады все, что солнце мглою
Покрылось, сумрак наводя.Влачится туч густых завеса,
Грозя нам ливнем и пыля;
Из-за синеющего леса
Прохладой веет на поля.Шуршит соломой рожь сухая,
Пыль зарывается в кусты, —
И только капля дождевая
Одна спадает с высоты.Дождя, дождя!.. Ужель обманут
Пыль. Грохот. Зной. По рыхлому асфальту,
Сквозь запахи гнилого мяса, масла
Прогорклого и овощей лежалых,
Она идет, платочком утирая
Запекшиеся губы. Распахнулась
На животе накидка — и живот
Под сводом неба выгнулся таким же
Высоким круглым сводом. Там, во тьме,
В прозрачно-мутной, первозданной влаге,
Морщинистый, сомкнувший плотно веки,
Испытавший в скитаниях стужу и зной,
Изнемогший от бурь и туманов,
Я приеду домой, я приеду домой
Знаменитый, как сто Магелланов.
Ах ты Боже ты мой, ах ты Боже ты мой,
Наконец я вернулся домой.И потянется к дому цепочкой родня,
Не решаясь промолвить ни слова,
Поглядеть на меня, поглазеть на меня,
На богатого и пожилого.
Ах ты Боже ты мой, ах ты Боже ты мой,
Сколько лет, вагонных полок,
Зной, мороз и снова зной…
Двух вчерашних комсомолок
Два лица передо мной.
На одном нежданно-строго
Складка меж бровей легла,
Возле глаз морщинок много,
А улыбка как была.
Но зато лицо второе
Встало вдруг передо мной