Был Арзамас в день Изока и в день, я не знаю, который,
Был Арзамас как не был, ибо все члены от Арфы
Вплоть до Светланы священным сумбуром друг друга душили,
Вот почему Прото<ко>ла не вышло, а вышел с натугой
Карлик один, протоколец незнатной, достойный Беседы.
Есть же тому и другая причина: жарко Светлане?
А в жар протоколы писать не безделка. Итак, не взыщите.
Грубой жизнью оглушенный,
Нестерпимо уязвленный,
Опускаю веки я —
И дремлю, чтоб легче минул,
Чтобы как отлив отхлынул
Шум земного бытия.
Лучше спать, чем слушать речи
Злобной жизни человечьей,
Малых правд пустую прю.
В доме важного Рейна был Арзамас не на шутку,
В том Арзамасе читали законы, читали Вадима;
В том Арзамасе Эоловой не было Арфы; слонялась
Арфа беспутная, мучась жестоким, увы! геморроем.
Так как сие заседанье не в счет заседаний обычных,
То и об нем протокол дурной необычно и краткий;
Есть же тому и другая причина; Светлана поела
Плотно весьма земляники в доме Кассандры грекини
С Резвым Котом, служащим в коллегии дел иностранных,
Есть же тому и третья причина: какая? — Не знаю!
Пламенный месяц Червен явился, лягнул во Изока,
Сбил его с неба и сам нарядился в парик лучезарный,
Гордо потек по эфиру, сказав арзамасцам: Сбирайтесь!
Но арзамасцы не вдруг собрались; спустя две седмицы
С той поры, как Червен воцарился, они у великого Рейна
В кучку сошлись поболтать о законах; и впрямь поболтали;
Взяв рукописное оных законов святилище, то есть тетрадку,
Где регистратор коллежский Нагибин их написал узорочно,
Рейн прочел их внятно, понятно, приманчивым гласом.
Смирно слушали члены, дослушав, во всем согласились;
Братья-друзья арзамасцы! Вы протокола послушать,
Верно, надеялись. Нет протокола! О чем протоколить?
Все позабыл я, что было в прошедшем у нас заседанье!
Все! да и нечего помнить! С тех пор, как за ум мы взялися,
Ум от нас отступился! Мы перестали смеяться —
Смех заступила зевота, чума окаянной Беседы!
Даром что эта Беседа давно околела — зараза
Все еще в книжках Беседы осталась — и нет карантинов!
Кто-нибудь, верно, из нас, не натершись „Опасным соседом“,
Голой рукой прикоснулся к „Чтенью“ в Беседе иль вытер,
Чуть ночь превратится в рассвет,
вижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
Обдают дождем дела бумажные,
чуть войдешь в здание:
отобрав с полсотни —
Месяц Травный, нахмурясь, престол свой отдал Изоку;
Пылкий Изок появился, но пасмурен, хладен, насуплен;
Был он отцом посаженым у мрачного Грудня. Грудень, известно,
Очень давно за Зимой волочился; теперь уж они обвенчались.
С свадьбы Изок принес два дождя, пять луж, три тумана.
(Рад ли, не рад ли, а надобно было принять их в подарок).
Он разложил пред собою подарки и фыркал. Меж тем собирался
Тихо на береге Карповки (славной реки, где водятся карпы,
Где, по преданию, Карп-Богатырь кавардак по субботам
Ел, отдыхая от славы), на береге Карповки славной