Найдено стихов - 129.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Юношам — жарко,
Юноши — рдеют,
Юноши бороду бреют.Старость — жалеет:
Бороды греют. (Проснулась с этими стихами 22 мая 1918)
Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила;
К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.
Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея,
И улыбалась ему, тихие слезы лия.
Ты любишь, юноша, своих раздумий смену,
Ты любишь, юноша, томов вечерних тишь?
Когда придет пора — ты выйдешь на арену…
Мысль, ты преклонишься, замолишь, замолчишь.
К юноше
Дитя прекрасно, взор девичий!
Не внемлешь?... Я ищу тебя,
Иль ты еще того не знаешь,
Что властвуешь в душе моей?
Люблю веселого старца,
Люблю и юношу в пляске:
Старик же в пляску пойдет —
На нем лишь волосы старца,
А свежее юноши сердце.
Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастной случай берегут;
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха.
Науки пользуют везде,
Среди народов и в пустыне,
В градском шуму и наедине,
В покое сладки и в труде.
Под каким созвездием,
Под какой планетою
Ты родился, юноша?
Ближнего Меркурия,
Аль Сатурна дальнею,
Марсовой, Кипридиной?
——
Уродился юноша
Под звездой безвестною,
Под звездой падучею,
Миг один блеснувшею
В тишине небес.1825 г.
Друзья, как он хорош за чашею вина!
Как молодой души неопытность видна!
Его шестнадцать лет, его живые взоры,
Ланиты нежные, заносчивые споры,
Порывы дружества, негодованье, гнев —
Всё обещает в нем любимца зорких дев.
Красавицу юноша любит,
Но ей полюбился другой;
Другой этот любит другую
И на́звал своею женой.
За первого встречного замуж
Красавица с горя идет,
А бедного юноши сердце
Тоска до могилы гнетет.
Старинная сказка! Но вечно
Останется новой она,
И лучше б на свет не родился
Тот, с кем она сбыться должна!
Девушку юноша любит,
А ей по сердцу другой,
Другой полюбил другую,
И та ему стала женой.
И девушка тут же, с досады,
Идет, невпопад и невпрок,
За первого встречного замуж,
А юноша — одинок.
Все это старо бесконечно
И вечно ново для нас,
И тот, с кем оно приключится,
Навеки сердцем угас.
Что сидишь ты сложа руки?
Ты окончил курс науки,
Любишь русский край, Остроумно, интересно
Говоришь ты, мыслишь честно…
Что же? Начинай! Иль тебе всё мелко, низко?
Или ждешь труда — без риска?
Времена не те! В наши дни одним шпионам
Безопасно, как воронам
В городской черте.
Венецианское зеркало старинное,
Разноцветными розами увитое…
Что за мальчик с улыбкою невинною
Расправляет крылышки глянцевитыеПеред ним? Не трудно проказливого
Узнать Купидона милого, —
Это он ранил юношу опасливого,
Как ни плакал тот, как ни просил его.Юноша лежит, стрелою раненный,
Девушка напротив — улыбается.
Оба — любовью отуманены…
Розы над ними сгибаются.
Этот юноша любезный
Сердце радует и взоры.
То он устриц мне подносит,
То мадеру, то ликеры.В сюртуке и модных брючках,
В модном бантике кисейном,
Каждый день приходит утром,
Чтоб узнать, здоров ли Гейне? Льстит моей широкой славе,
Грациозности и шуткам,
По моим делам с восторгом
Всюду носится по суткам.Вечерами же в салонах
С вдохновенным выраженьем
Декламирует девицам
Гейне дивные творенья.О, как радостно и ценно
Обрести юнца такого!
В наши дни ведь джентельмены
Стали редки до смешного.
Будьте, юноши, скромнее!
Что за пыл! Чуть стал живее
Разговор — душа пиров —
Вы и вспыхнули, как порох!
Что за крайность в приговорах,
Что за резкость голосов!
И напиться не сумели!
Чуть за стол — и охмелели,
Чем и как — вам всё равно!
Мудрый пьет с самосознаньем,
И на свет, и обоняньем
Оценяет он вино.
Он, теряя тихо трезвость.
Мысли блеск дает и резвость,
Умиляется душой,
И, владея страстью, гневом,
Старцам мил, приятен девам
И — доволен сам собой.
Из Гейне
Этот юноша любезный
Сердце радует и взоры.
То он устриц мне подносит,
То мадеру, то ликеры.
В сюртуке и модных брючках,
В модном бантике кисейном,
Каждый день приходит утром,
Чтоб узнать, здоров ли Гейне?
Льстит моей широкой славе,
Грациозности и шуткам,
По моим делам с восторгом
Всюду носится по суткам.
Вечерами же в салонах
С вдохновенным выраженьем
Декламирует девицам
Гейне дивные творенья.
О, как радостно и ценно
Обрести юнца такого!
В наши дни ведь джентельмены
Стали редки до смешного.
Как некий юноша, в скитаньях без возврата
Иду из края в край и от костра к костру…
Я в каждой девушке предчувствую сестру
И между юношей ищу напрасно брата.Щемящей радостью душа моя об ята;
Я верю в жизнь, и в сон, и в правду, и в игру,
И знаю, что приду к отцовскому шатру,
Где ждут меня мои и где я жил когда-то.Бездомный долгий путь назначен мне судьбой…
Пускай другим он чужд… я не зову с собой —
Я странник и поэт, мечтатель и прохожий.Любимое со мной. Минувшего не жаль.
А ты, что за плечом, — со мною тайно схожий, -
Несбыточной мечтой сильнее жги и жаль!
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее — область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.
Отец богов, Зевес
В обитель светлую свою вознес
Счастливца Ганимеда.
Но юноша, родной покинув луг,
Заплакал вдруг
Среди веселого богов обеда.
Что сделалось с тобой?
Спросила юношу Киприда.
«Богиня, этою порой,
Бывало, всякий день с мной
Видалася Филлида!
Тепер умрет она с печали на лугу:
А я — и умереть я не могу!»
1820
На что ты, сердце нежное,
Любовию горишь?
На что вы, чувства пылкие,
Волнуетесь в груди?
Напрасно, девы милые,
Цветёте красотой,
Напрасно добрых юношей
Пленяете собой, —
Когда обычьи строгие
Любить вас не велят,
Когда сердца холодные
Смеются, други, вам.
Любовь, любовь чистейшая,
Богиня нежных душ!
Не ты ль собою всех людей
Чаруешь и живишь?
Сердца, сердца холодные,
Не смейтеся любви!
Она — и дев, и юношей
Святыня и кумир.
В святилище богов пробравшийся как тать
Пытливый юноша осмелился поднять
Таинственный покров карающей богини.
Взглянул — и мертвый пал к подножию святыни.Счастливым умер он: он видел вечный свет,
Бессмертного чела небесное сиянье,
Он истину познал в блаженном созерцанье
И разум, и душа нашли прямой ответ.Не смерть страшна, — о, нет! — мучительней сознанье,
Что бродим мы во тьме, что скрыто пониманье
Глубоких тайн, чем мир и чуден и велик, Что не выносим мы богини чудной вида,
Коль жизнь моя нужна — бери ее, Изида,
Но допусти узреть божественный твой лик.
Когда я, юношей, в твоих стихах мятежных
Впервые расслыхал шум жизни мировой:
От гула поездов до стона волн прибрежных,
От утренних гудков до воплей безнадежных
Покинутых полей, от песни роковой
Столиц ликующих до властного напева
Раздумий, что в тиши поют нам мудрецы,
Бросающие хлеб невидимого сева
На ниве жизненной во все ее концы, —
Я вдруг почувствовал, как страшно необ ятен
Весь мир передо мной, и ужаснулся я
Громадности Земли, и вдруг мне стал понятен
Смысл нашего пути среди туманных пятен,
Смысл наших малых распрь в пучине бытия!
Верхарн! ты различил «властительные ритмы»
В нестройном хаосе гудящих голосов.
Ко мне приходят юноши порой.
Я их пленяю ласковой игрой
Моих стихов, как флейта, лунно-нежных,
Загадкой глаз, из мира снов безбрежных.
Душа к душе, мы грезим, мы поем.
О, юноши, еще вы чужды грязи,
Которую мы буднями зовем.
Ваш ум — в мечте опаловой, в алмазе,
В кораллах губ, сомкнутых сладким сном.
Но вы ко мне приходите наивно,
Моя мечта лишь призрачно-призывна.
Зову, нo сам не знаю никогда,
В чем свет, мой свет, и он влечет — куда.
Но я таков, я с миром сказок слитен,
Как снег жесток, — как иней, беззащитен.
Русский немец белокурый
Едет в дальную страну,
Где косматые гяуры
Вновь затеяли войну.
Едет он, томим печалью,
На могучий пир войны;
Но иной, не бранной сталью
Мысли юноши полны., 1838 г. «Но иной, но бранной сталью Мысли юноши полны» — эти стихи содержат игру слов. Цейдлер был влюблен в Софью Николаевну Стааль фон Гольштейн, жену дивизионного командира. Впервые опубликовано в 1858 г. в «Атенее» (№ 48, с. 303); по автографу — в 1859 г. в «Библиографических записках» (т. 2, № 1, стб. 23). Автограф не сохранился.
В шалэ березовом, совсем игрушечном и комфортабельном,
У зеркалозера, в лесу одобренном, в июне севера,
Убила девушка, в смущеньи ревности, ударом сабельным
Слепого юношу, в чье ослепление так слепо верила.
Травой олуненной придя из ельника с охапкой хвороста,
В шалэ березовом над Белолилией застала юного,
Лицо склонившего к цветку молочному в порыве горести,
Тепло шептавшего слова признания в тоске июневой…
У лесоозера, в шалэ березовом, — березозебренном, —
Над мертвой лилией, над трупом юноши, самоуверенно,
Плескалась девушка рыданья хохотом темно-серебряным…
— И было гибельно. — И было тундрово. — И было северно.
Луна взошла. На вздох родимый
Отвечу вздохом торжества,
И сердце девушки любимой
Услышит страстные слова.
Слушай! Повесила дева
Щит на высоком дубу,
Полная страстного гнева,
Слушает в далях трубу.
Юноша в белом — высоко
Стал на горе и трубит.
Вспыхнуло синее око,
Звук замирает — летит.
Полная гневной тревоги
Девушка ищет меча…
Ночью на горной дороге
Падает риза с плеча…
Звуки умолкли так близко…
Ближе! Приди! Отзовись!
Ризы упали так низко.
Юноша! ниже склонись!
Луна взошла. На вздох любимой
Отвечу вздохом торжества.
И сердце девы нелюдимой
Услышит страстные слова.
Наслаждайтесь, юноши,
Упивайтесь жизнию,
Отпируйте в радости
Праздник вашей юности.
Много ль раз роскошная
В год весна является?
Много ль раз долинушку
Убирает зелью?
Не одно ль мгновение
Как весне — и юности?
Счастлив, кто с подругою
Вдоволь погостил у ней.
Счастлив, кто и лишний час
Провёл в полной радости.
Поспешайте ж, юноши,
Наслаждаться жизнию.
Отпируйте в радости
Праздник вашей юности.
Редко светит на небе
Солнушко без облаков,
Реже после юности
Дни бывают веселы,
Скучно жизнью старческой,
Скучно, други, в мире жить,
Грустно и средь пиршества
О могиле взгадывать
И с седою мудростью
К ней, морощась, двигаться.
О всеблагое провиденье,
Храни его успокоенье!
Еще не знает он, что скука,
Что беспредельная любовь,
И как тяжка любви разлука,
И как хладеет в сердце кровь;
Не знает жизненной заботы,
Тяжелых снов и страшных бед,
И мира гибельных сует,
И дней безжизненной дремоты,
Коварства света и людей,
Надежд, желаний и страстей.
Теперь он резвится, играет,
Незрелый ум мечтой питает.
Во сне испуг его не будит,
Нужда до солнца встать не нудит,
Печаль у ложа не стоит, —
Священным сном невинность спит…
Но эти дни как тень проходят,
Прекрасный мир с собой уводят…
О всеблагое провиденье,
Храни его успокоенье!
Я видел юношу-пророка,
Припавшего к стеклянным волосам лесного водопада,
Где старые мшистые деревья стояли в сумраке важно, как старики,
И перебирали на руках четки ползучих растений.
Стеклянной пуповиной летела в пропасть цепь
Стеклянных матерей и дочерей
Рождения водопада, где мать воды и дети менялися местами.
Внизу река шумела.
Деревья заполняли свечами своих веток
Пустой об ем ущелья, и азбукой столетий толпилися утесы.
А камни-великаны — как плечи лесной девы
Под белою волной,
Что за морем искал священник наготы.
Он Разиным поклялся быть напротив.
Ужели снова бросит в море княжну? Противо-Разин грезит.
Нет! Нет! Свидетели — высокие деревья!
Студеною волною покрыв себя
И холода живого узнав язык и разум,
Другого мира, ледян<ого> тела,
Наш юноша поет:
«С русалкою Зоргама обручен
Навеки я,
Волну очеловечив.
Тот — сделал волной деву».
Деревья шептали речи столетий.
Ты вянешь и молчишь; печаль тебя снедает;
На девственных устах улыбка замирает.
Давно твоей иглой узоры и цветы
Не оживлялися. Безмолвно любишь ты
Грустить. О, я знаток в девической печали;
Давно глаза мои в душе твоей читали.
Любви не утаишь: мы любим, и как нас,
Девицы нежные, любовь волнует вас.
Счастливы юноши! Но кто, скажи, меж ими
Красавец молодой с очами голубыми,
С кудрями черными?.. Краснеешь? Я молчу,
Но знаю, знаю всё; и если захочу,
То назову его. Не он ли вечно бродит
Вкруг дома твоего и взор к окну возводит?
Ты втайне ждешь его. Идет, и ты бежишь,
И долго вслед за ним незримая глядишь.
Никто на празднике блистательного мая,
Меж колесницами роскошными летая,
Никто из юношей свободней и смелей
Не властвует конем по прихоти своей.
В обоих округах целебный ключ течет
И тысячу чудес там каждый день творится.
Там есть целитель-князь, и вкруг него народ
Расслабленный, больной и день, и ночь толпится.
Князь скажет только: «Встань!» и, сделав первый шаг,
Калека побежит, легко, без затрудненья.
Он скажет: «Зри!» и свет сменяет вечный мрак,
И прозревают вдруг слепые от рожденья.
В водянке юноша стал князя умолять:
«Нельзя ли мне помочь, чтоб ожил я опять?»
И князь ему сказал: «Иди, будь сочинитель!»
В обоих округах «О, чудо!» все кричат
И с удивлением на юношу глядят:
Сложить уж девять драм помог ему целитель.
Пусть кимвалы поют,
Пусть тимпаны звучат,
Богу Нашему гимн,
Стройный гимн возгласят.
Пойте священные песни
В честь Вседержителя-Бога,
Он за народ Свой смиренный
Поднял десницу Свою.
С северных гор, из далекой земли,
Полчища вражьи Ассура пришли,
Как саранча, не десятки, а тьмы,
Конница их заняла все холмы.
Враг грозил, что пределы мои он сожжет,
Что мечом моих юношей он истребит,
И о камень младенцев моих разобьет.
И расхитит детей,
И пленит дочерей,
Дев прекрасных пленит.
Но Господь-Вседержитель рукою жены
Низложил всех врагов Иудейской страны.
Не от юношей пал Олоферн-великан,
Не рукою своей с ним сражался титан.
Но Юдифь красотою лица своего
Погубила его.
Громче звените, кимвалы,
Пойте звучнее, тимпаны,
Господу Нашему Богу
Песнь вознесем до Небес.
Не может юноша, увидев
Тебя, не млеть перед тобой:
Ты так волшебна, так чаруешь
Средневековой красотой!
И мнится мне: ты — шателе́нка;
По замку арфы вкруг звучат,
К тебе в плюмажах и беретах
С поклоном рыцари спешат.
И я в раздумьи: как бы это
И мне, с лоснящимся челом,
В числе пажей и кавалеров
Явиться в обществе твоем?
И я решил: стать звездочетом,
Одеться в бархат — тьмы темней,
На колпаке остроконечном
Нашить драконов, сов и змей;
Тогда к тебе для гороскопа, —
Чтоб остеречь от зол и бед, —
В полночный час в опочивальню
Я буду призван на совет.
Тогда под кровом ночи звездной,
Тебе толкуя зодиак,
Я буду счастлив, счастлив... Только
Боюсь, чтоб не слетел колпак!
Налаждайтесь, юноши,
Упивайтесь жизнию,
Отпируйте в радости
Праздник вашей юности.
Много ль раз роскошная
В год весна является?
Много ль раз долинушку
Убирает зелью?
Не одно ль мгновение
Как весне — и юности?
Счастлив, кто с подругою
Вдоволь погостил у ней.
Счастлив, кто и лишний час
Провел в полной радости.
Поспешайте ж, юноши,
Наслаждаться жизнию.
Отпируйте в радости
Праздник вашей юности.
Редко светит на небе
Солнушко без облаков,
Реже после юности
Дни бывают веселы,
Скучно жизнью старческой,
Скучно, други, в мире жить,
Грустно и средь пиршества
О могиле взгадывать
И с седою мудростью
К ней, морощась, двигаться.
У ручья красавец юный
Вил цветы, печали полн,
И глядел, как, увлекая,
Гнал их ветер в плеске волн.
«Дни мои текут и мчатся,
Словно волны в ручейке,
И моя поблекла юность,
Как цветы в моем венке! Но спросите: почему я
Грустен юною душой
В дни, когда все улыбнулось
С новорожденной весной.
Эти тысячи созвучий,
Пробуждаясь по весне,
Пробуждают, грудь волнуя,
Грусть тяжелую во мне.Утешение и радость
Мне не даст весна, пока
Та, которую люблю я,
И близка и далека…
К ней простер, тоскуя, руки, —
Но исчез мой сладкий бред…
Ах, не здесь мое блаженство —
И покоя в сердце нет! О, покинь же, дорогая,
Гордый замок над горой!
Устелю твой путь цветами,
Подаренными весной.
При тебе ручей яснее,
Слышны песни в высоте, —
В тесной хижине просторно
Очарованной чете».Год написания: без даты
Отечество мое! Любовию к тебе горит вся кровь моя; для пользы твоея готов ее пролить;
умру твоим нежнейшим сыном.
Отечество мое! Ты все в себе вмещаешь, чем смертный может наслаждаться в невинности
своей. В тебе прекрасен вид Природы; в тебе целителен и ясен воздух; в тебе земные блага
рекою полною лиются.
Отечество мое! Любовию к тебе горит вся кровь моя; для пользы твоея готов ее пролить;
умру твоим нежнейшим сыном.
Мы все живем в союзе братском; друг друга любим, не боимся и чтим того, кто добр и
мудр. Не знаем роскоши, которая свободных в рабов, в тиранов превращает. Начто нам блеск
искусств, когда Природа здесь сияет во всей своей красе — когда мы из грудей ее пием
блаженство и восторг?
Отечество мое! Любовию к тебе горит вся кровь моя; для пользы твоея готов ее пролить;
умру твоим нежнейшим сыном.