Мир на Земле, мир людям доброй воли.
Мир людям воли злой желаю я.
Мир тем, кто ослеплен на бранном поле,
Мир тем, в чьих темных снах живет Змея.
О, слава Солнцу пламенному в вышних,
О, слава Небу, звездам, и Луне.
Но для меня нет в Мире больше лишних,
С высот зову — и тех, кто там, на дне.
Все — в Небесах, все — равны в разной доле,
Я счастлив так, что всех зову с собой.
Идите в Жизнь, мир людям доброй воли,
Идите в Жизнь, мир людям воли злой.
Попами
столетия
гудят с колоколен:
«Растите, дети,
резвитесь на воле.
Пусть ходят
плети
по спинам
голи.
Растите, дети,
резвитесь на воле.
Пусть мрак безрассветен,
пусть выкрики боли —
растите, дети,
резвитесь на воле».
Словом,
детёныш,
будьте цветочком.
Благоухайте мамаше
и —
точка!
Товарищ
второй ступени,
плюнь на такое пение!
Мы сомкнутым строем
в коммуну идём
и старые,
и взрослые,
и дети.
Товарищ подросток,
не будь дитём,
а будь —
борец
и деятель!
В неволе тяжко… хоть и воли
Узнать, пожалуй, не пришлось;
Но все-таки кой-как жилось, —
Хоть на чужом, да все ж на поле…
Теперь же тяжкой этой доли,
Как бога, ждать мне довелось.
И жду ее и поджидаю,
Свой глупый разум проклинаю,
Что дал себя он затемнить
И в луже волю утопить.
И стынет сердце, если вспомнит,
Что не в Украйне похоронят,
Что не в Украйне буду жить,
Людей и господа любить.
Поднимись удалец!
Полно дома сидеть!
Стариком из окна
На дорогу глядеть…
Вишь, как ветер лихой
В поле воет — гудит,
По дорожке снежок
Разметает, клубит!
Поднимись, отряхнись!
Али вьюга страшна?
Али удали нет?
Али кровь холодна?
«Не страшна мне метель,
Ни мороз, ни гроза —
Я на гибель пойду,
Не закрою глаза…
А не волею я
Дома зиму сижу
И на волю, как зверь,
Из окошка гляжу…»
Я откровенно признаюсь,
Что в темноте я спать боюсь.
Когда вокруг меня темно
И занавешено окно,
Мне так и хочется вскочить
И поскорее свет включить.
Я чувства этого боюсь,
Но силой воли с ним борюсь –
Я говорю себе: «Лежи!
Глаза закрытыми держи!»
И я лежу, лежу, лежу,
Глаза закрытыми держу
И засыпаю наконец.
Ну разве я не молодец!
А можно было бы начать
С того, чтоб свет не выключать
И чтобы не было темно,
Не занавешивать окно.
И до утра при свете спать…
Но так же можно трусом стать!
В клетке тесной чует волю птица,
Если ветер за окном шумит…
Пусть молчит холодная темница
И, как прежде, часовой стоит, —
В сердце нет ни страха, ни сомненья:
Загорелась жажда битвы в нем.
К нам донесся, как призыв сраженья,
Голос бури — отдаленный гром.
С замираньем я ему внимаю.
Говоришь ты: «Буря далека»…
Но она придет — я это знаю,
И к оружью тянется рука.
Даль стала дымно-сиреневой.
Облако в небе — как шлем.
Веслами воду не вспенивай:
Воли не надо, — зачем! Там, у покинутых пристаней,
Клочья не наших ли воль?
Бедная, выплачь и выстони
Первых отчаяний боль.Шлем — посмотри — вздумал вырасти,
Но, расплываясь, потух.
Мята ль цветет, иль от сырости
Этот щекочущий дух? Вот притянуло нас к отмели, —
Слышишь, шуршат камыши?..
Много ль у нас люди отняли,
Если не взяли души?
1.
Лишь за соль муку дадут.Все на соль походом!
2.
Ройте соль за пудом пуд! Шарьте соль по во́дам!
3.
Жизнь крестьянская пресна́ —хлеб не в хлеб без соли.
4.
Всё за хлеб отдали б нам.Эй, наляжем, что ли?!
5.
Эй! С разрухою в войнебудь, товарищ, рьяней!
6.
Хлебом труд тебе вдвойневозвратят крестьяне.
7.
Соли нет — так крышка нам.Если мы не с солью, —
8.
будет лишь одна цынгашляться по раздолью.
Когда я был в неволе,
Я помню, голос мой
Пел о любви, о славе,
О воле золотой,
И узники вздыхали
В оковах за стеной.Когда пришла свобода,
И я на тот же лад
Пою, — меня за это
Клевещут и язвят:
«Тюремные все песни
Поешь ты, — говорят. —Когда ты был в неволе,
Ты за своей стеной
Мог петь о лучшей доле,
О воле золотой, —
И узники вздыхали,
Внимая песне той!.. Теперь ты, брат, на воле,
Другие песни пой, —
Пой о цепях, о злобе,
О дикости людской,
Чтоб мы не задремали,
Внимая песне той»
Мы знаем, что нам изменила весна,
Завяло надежд наших поле
И что не сбылись грозы яснаго сна
И сказки, и песни о воле.
Мы видим и знаем, чья это вина,
Чья это гнетущая сила,
Чья мрачная воля, как лед холодна,
Все наши мечты погубила.
Но знаем и тот неизбежный закон
Что вновь зацветет наше поле
Надеждою прежней, и сбудется сон
И сказки, и песни о воле.
Быть может, не раз еще холод скует
Все то, что весна создавала;
Но знаем и то, что растет и растет
Безсмертный огонь идеала!
Качается лодка на це́пи,
Привязана крепко она,
Чуть движет на привязи ветер,
Чуть слышно колышет волна.
Ох, хочется лодке на волю,
На волю, в неведомый путь,
И свернутый парус расправить,
И выставить на́ ветер грудь!
Но цепь и крепка, и не ржава,
И если судьба повелит
Поплыть, то не цепь оборвется,
А треснувший борт отлетит.
В далях селенье
Стеклами блещет надгорное.
Рад заведенье
Бросить свое полотерное.
Жизнь свою муча,
Годы плясал над паркетами.
Дымная туча
Вспыхнула душными светами.
Воля ты, воля:
Жизнь подневольная минула.
Мельница с поля
Руки безумные вскинула.
В ветре над логом
Дикие руки кувыркает.
В логе пологом
Лошадь испуганно фыркает.
Нивой он, нивой
Тянется в дальнюю сторону.
Свищет лениво
Старому черному ворону.
«Земля и Воля» — крик Народа,
«Земля и Воля» — клич крестьян.
«Все — заново, и всем — Свобода»,
Рабочий крикнул сквозь туман.
«Все — заново, и всем — Свобода»,
Как будто вторит Океан.
Мне чудится, что бурным ходом
Идет приливная волна.
Конец — тюремным низким сводам,
В тюрьме разрушена стена.
Судьба России всем Народом
Теперь должна быть решена.
Крепчает, воет непогода,
Но ум Рабочего — маяк.
В Земле и Воле — жизнь Народа,
Опять душить не сможет мрак.
Все — заново, и всем — Свобода.
Да будет так. Да будет так.
Настраиванье скрипок. Ток ручьев,
Себя еще пытующих, неровных,
Но тронувших края надежд верховных,
И сразу доходящих до основ.
Дух пробужден. В нем свет, который нов.
Пробег огней, уто́нченно-духовных.
Мир возниканья снов беспрекословных,
По воле прикасания смычков.
Миг тишины. В огнях застыла зала.
Не дрогнет жезл в приподнятой руке.
Еще сейчас душа была в тоске.
Вот, в ней мгновенно притупилось жало.
И с пальцев рук теченье побежало.
И дух плывет в ликующей реке.
В тюрьму я был брошен, отослан в изгнанье,
Изведал я горе, изведал страданье,
Но все же я звал из печальной глуши
Свободу, владычицу твердой души.
Пришла наконец, будто свет среди тьмы,
Как воздух прохладный средь душной тюрьмы,
И голос мне вдруг пробежал близ ушей:
«Вот ключ от затворов тюремных дверей,
Я дам его женщине, тебе их она
Отворит,—я буду тебе отдана».
Растворены двери, и что ж вижу я?
О боже! Она, то подруга моя,
Она растворила тюремную дверь,
И весел я с нею и волен теперь.
За волю, за волю тебе, провиденье,
Подругой мне данною—благодаренье.
Но есть еще воля!.. То воля моя
Стремиться к добру—неизменен ей я.
1839
Мечами скорби ты исколот,
Но дни звенящие близки.
Не застоится вещий солод
В болоте мертвенной тоски.
Ключи вливают тонкий холод
В прохладу нежную реки.
Но ты прохладой не утешен,
Мечты к восторгам устремив.
Вода мутна, — водою взвешен
Надменных гор истёртый смыв:
Ещё недавно был так бешен
Её стремительный разлив.
Благослови закон природы,
Благослови паденье вод.
В стремленьи сил твоей свободы
Восход, паренье и заход.
Единой Волей мчатся воды,
В Единой Воле — миг и год.
Ночью ужас беспричинный
В непонятной тьме разбудит;
Ночью ужас беспричинный
Кровь палящую остудит;
Ночью ужас беспричинный
Озирать углы принудит;
Ночью ужас беспричинный
Неподвижным быть присудит.
Сердцу скажешь: «Полно биться!
Тьма, и тишь, и никого нет!»
Сердцу скажешь: «Полно биться!»
Чья-то длань во мраке тронет…
Сердцу скажешь: «Полно биться!»
Что-то в тишине простонет…
Сердцу скажешь: «Полно биться!»
Кто-то лик к лицу наклонит.
Напрягая силы воли,
Крикнешь: «Вздор пустых поверий!»
Напрягая силы воли,
Крикнешь: «Постыдись, Валерий!»
Напрягая силы воли,
Крикнешь: «Встань, по крайней мере!»
Напрягая силы воли,
Вдруг — с постели прыгнешь к двери!
Ночь 10/11 апреля 1915
Не много мудрецов рождается на свет;
Не всякий и мудрец без горести взирает
На бренну нашу жизнь, цепь вечных зол и бед;
Но в том уверен я, что мудрый умирает
Без страха и забот, и не желает знать,
Правдиво ль то иль ложь, что он имеет волю
Своею волею в сей жизни управлять;
И мысля тай, не чтет блаженством смертных долю.
Ну, товарищи, должны разстаться мы:
Выпускают вас из матушки-тюрьмы.
Вам теперь — на волю-вольную лететь,
Мне — за крепкою решеткою сидеть.
Жаль — послал-бы я поклоны, да, ей-ей,
Уж давно лишился близких и друзей;
Хоть любил когда-то жарче я огня,
Да теперь уже забыли про меня.
Поклонитесь вольной-воле, да ветрам,
Всем поволжским златоглавым городам,
Поклонитесь Волге-матушке реке,
Да кабатчику в царевом кабаке.
Всевышней волею Зевеса
Вдруг пробудившись ото сна,
Как быстро по пути прогресса
Шагает русская страна: В печати уж давно не странность
Слова «прогресс» и «либерал»,
И слово дикое — «гуманность»
Уж повторяет генерал.То мало: вышел из-под пресса
Уж третий томик Щедрина…
Как быстро по пути прогресса
Шагает русская страна! На грамотность не без искусства
Накинулся почтенный Даль —
И обнаружил много чувства,
И благородство, и мораль.По благородству, не из видов
Статейку тиснул в пол-листа
Какой-то господин Давыдов
О пользе плети и кнута… Убавленный процентик банка,
Весьма пониженный тариф,
Статейки господина Бланка —
Всё это были, а не миф.
Ну, товарищи, должны расстаться мы:
Выпускают вас из матушки-тюрьмы.
Вам теперь — на волю-вольную лететь,
Мне — за крепкою решеткою сидеть.
Жаль — послал бы я поклоны, да, ей-ей,
Уж давно лишился близких и друзей;
Хоть любил когда-то жарче я огня,
Да теперь уже забыли про меня.
Поклонитесь вольной-воле, да ветрам,
Всем поволжским златоглавым городам,
Поклонитесь Волге-матушке реке,
Да кабатчику в царевом кабаке.
Ах! признаюся, воля Ваша,
Мне надоела эта «Чаша»,
И я б благую часть избрал,
Когда б огню ее предал.
Предмет, конечно, колоссальный,
Религиозный и печальный.
Но всех элегий грустный тон
В наш век и жалок и смешон.
Скажите, где здесь совершенство?
К тому ж, что скажет духовенство?
А здесь ведь очень важен глас
Больших бород и длинных ряс.
Не дай Бог, если л<об> их ме<дный>
Противоречье здесь найдет, —
Ведь этой «Чаши» автор бедный
Ни за копейку пропадет.
Кто шепчет через музыку с сердцами,
Что говорит в ней волею с душой?
Мы грезой зачарованы чужой,
И тот чужой — родной, он плачет с нами.
Проходят тени прошлого струнами.
Душа заворожилась глубиной.
Ты тайный — за прозрачною стеной,
Недосяжимо-близко, и с крылами.
Что в музыке? Восторг, нежданность, боль.
Звук с звуком — обручившиеся струи.
Слиянье в Волю сонма разных воль.
О, все живые были в поцелуе.
С очей слепых вдруг отошли чешуи.
Еще побыть в прозрении дозволь.
Так — гармонических орудий
Власть беспредельна над душой,
И любят все живые люди
Язык их темный, но родной.
В них что-то стонет, что-то бьется,
Как в узах заключенный дух,
На волю просится, и рвется,
И хочет высказаться вслух…
Не то совсем при вашем пенье,
Не то мы чувствуем в себе:
Тут полнота освобожденья,
Конец и плену и борьбе…
Из тяжкой вырвавшись юдоли
И все оковы разреша,
На всей своей ликует воле
Освобожденная душа…
По всемогущему призыву
Свет отделяется от тьмы,
И мы не звуки — душу живу,
В них вашу душу слышим мы.
Царица вечно-ясная,
Душа моей души!
Зову тебя, прекрасная,
Зову тебя, спеши!
Но знаю, на свидание
Придёшь ты не одна:
Придёт моё страдание,
Мой грех, моя вина.
И пред тобой, обиженной,
Склоняться буду ниц.
И слёзы пить униженно
С опущенных ресниц.
Прости мне! Бесконечности
В любви я не достиг.
Творю тебя не в вечности, —
Творю на краткий миг.
Приходишь ты, рождённая
Лишь волею моей.
И, волею зажжённая,
Погаснешь вместе с ней.
Шатаясь, отодвинешься, —
Чуть ослабею я…
И молча опрокинешься
Во мглу небытия.
Я в высокой узкой башне,
Кто меня привел сюда?
Я в высокой узкой башне
Гость — надолго, гость — всегдашний,
Узник навсегда!
Помню горы, лес и поле,
Все раздолие дорог.
Помню горы, лес и поле,
Где по воле, где на воле
Я скитаться мог!
Помню быстрые ночлеги
В шалаше иль у костра.
Помню быстрые ночлеги;
Ночи ласки, ночи неги!
Хохот до утра!
Кто возвел меня высоко,
Двери запер кто за мной?
Мир — внизу, во мгле — далеко,
Здравствуй, жизни одинокой
Подвиг роковой!
1898
Сказал пес волку: волк,
Конечно у тебя несвеж гораздо толкъ;
Ты только рыщеш,
И корму ищеш:
А я о корме не тужу;
Служи как я служу;
Мне жаль тебя толико видя нища.
Не едакая мне дается пища,
Какая у тебя.
Я взавтре буду у себя;
Приди ко мне откушать.
Приятно в голоде такия речи слутать.
Пришел, и видит он собаку на крепи:
Во ожерельи пес, однако на цепи.
Оборотясь мой волк уходит осторожно.
Обед был тот вотще.
Бежит оттоле волк, бежит колико можно,
И прежней пищею питается еще.
Кто движется в лунном сиянье чрез поле
Извечным движеньем планет?
Владычица Эстии, фея Eiole.
По-русски eiole есть: нет.
В запрете есть боль. Только в воле нет боли.
Поэтому боль в ней всегда.
Та боль упоительна. Фея Eiole
Контраст утверждения: да.
Она в осиянном своем ореоле,
В своем отрицанье всего,
Влечет непостижно. О фея Eiole,
Взяв все, ты не дашь ничего…
И в этом услада. И в боли пыл воли.
И даже надежда — тщета.
И всем своим обликом фея Eiole
Твердит: «Лишь во мне красота».
Весною некий птицелов
Ловил перепелов:
Лежал в траве густой часами.
На сети на свои глядел издалека, —
Перепела ж ловились сами.
Была ли на сетях приманка велика?
Да ровно никакой! Доверчиво и смело
Шли птицы на привычный зов:
Обманщик ловкий, птицелов
Перепелиный бой подделывал умело! Как много в наши дни вот этаких ловцов
Средь политического поля!
— «Земля и воля!»
— «Земля и воля!»
— «Права!» — «Порядок!» — «Хлеб!» —
свистят со всех концов.
Кто верит всякому «на вид — социалисту»,
Те уподобятся легко перепелам.
Друзья, судите не по свисту,
А по делам!
Не кончен путь далекий.
Усталый, одинокий,
Сижу я в поздний час.
Туманны все дороги,
Роса мне мочит ноги,
И мой костёр погас,
И нет в широком поле
Огня и шалаша…
Ликуй о дикой воле,
Свободная душа!
Всё в этом тёмном поле
Одной покорно Воле.
Вся эта ночь — моя!
И каждая былинка,
И каждая росинка,
И каждая струя, —
Всё мне согласно внемлет,
Мечтой моей дыша.
В моём томленьи дремлет
Всемирная душа.
Далёк предел высокий.
Усталый, одинокий,
Над влажною золой,
Я сам собою светел, —
Я путь себе наметил
Не добрый и не злой, —
И нет в широком поле
Огня и шалаша…
Ликуй о дикой воле,
Свободная душа!
Катится небо, дыша и блистая…
Вот он — дар Божий, бери не бери!
Вот она — воля, босая, простая,
холод и золото звонкой зари!
Тень моя резкая — тень исполина.
Сочные стебли хрустят под ступней.
В воздухе звон. Розовеет равнина.
Каждый цветок — словно месяц дневной.
Вот она — воля, босая, простая!
Пух облаков на рассветной кайме…
И, как во тьме лебединая стая,
ясные думы восходят в уме.
Боже! Воистину мир Твой чудесен!
Молча, собрав полевую росу,
сердце мое, сердце, полное песен,
не расплескав, до Тебя донесу…
Моя мать — злая кручина,
Отцом же была мне — судьбина;
Мои братья, хоть люди,
Не хотят к моей груди
Прижаться;
Им стыдно со мною,
С бедным сиротою,
Обняться! Но мне богом дана
Молодая жена,
Воля-волюшка,
Вольность милая,
Несравненная;
С ней нашлись другие у меня
Мать, отец и семья;
А моя мать — степь широкая,
А мой отец — небо далекое;
Они меня воспитали,
Кормили, поили, ласкали;
Мои братья в лесах —
Березы да сосны.Несусь ли я на коне —
Степь отвечает мне;
Брожу ли поздней порой —
Небо светит мне луной;
Мои братья, в летний день,
Призывая под тень,
Машут издали руками,
Кивают мне головами;
И вольность мне гнездо свила,
Как мир — необъятное!
Что не реченька,
Что не быстрая
Под крутой берег
Подмывается.Нет, то матушка
Погубить мою
Волю девичью
Собирается.Погоди, постой,
Моя матушка, —
Не губи мою
Волю девичью.Погоди, постой, —
Будет времечко,
Когда досыта
Нагуляюсь я.По зарям, весной,
Я нанежуся;
Красотой моей
Я натешуся.Когда игры мне
Прииграются,
Думы-думушки
Нагуляются, —Погибай тогда
Моя волюшка;
Пропадай коса
Под повойником .Буду жить тогда
Я в чужой семье,
По избе ходить,
По одной доске.Буду печь топить,
За скотом ходить,
От свекрови злой
Брань выслушивать; Все сносить, терпеть,
Рот завязывать,
Ничего людям
Не рассказывать.
По улицам метель метет,
Свивается, шатается.
Мне кто-то руку подает
И кто-то улыбается.
Ведет — и вижу: глубина,
Гранитом темным сжатая.
Течет она, поет она,
Зовет она, проклятая.
Я подхожу и отхожу,
И замер в смутном трепете:
Вот только перейду межу -
И буду в струйном лепете.
И шепчет он — не отогнать
(И воля уничтожена):
"Пойми: уменьем умирать
Душа облагорожена.
Пойми, пойми, ты одинок,
Как сладки тайны холода…
Взгляни, взгляни в холодный ток,
Где всё навеки молодо…"
Бегу. Пусти, проклятый, прочь!
Не мучь ты, не испытывай!
Уйду я в поле, в снег и в ночь,
Забьюсь под куст ракитовый!
Там воля всех вольнее воль
Не приневолит вольного,
И болей всех больнее боль
Вернет с пути окольного!
— Что там в тереме высоком непонятно говорят?
— Потаенно говорят там, волю Божию творят.
— Что там в тереме высоком, белы звезды иль цветы?
— Если любишь белы звезды, так входи туда и ты.
— А коль я люблю не звезды, а цветочек голубой?
— Все есть в тереме высоком, там и сон вчерашний твой.
— Что же в тереме высоком, что я буду говорить?
— Все узнаешь, знай лишь сердце волю Божию творить.