В зале знакомом старинном в углу я сидел на диване
И простодушный напев старых романсов внимал.
В окна сквозь ветви Июльская ночь звездами глядела;
В душу гляделась звездой глупая юность моя.
Переживи всех.
Переживи вновь,
словно они — снег,
пляшущий снег снов.
Переживи углы.
Переживи углом.
Перевяжи узлы
между добром и злом.
Не стоит ли кто за углом?
Не глядит ли кто на меня?
Посмотреть не смею кругом,
И зажечь не смею огня.Вот подходит кто-то впотьмах,
Но не слышны злые шаги.
О, зачем томительный страх?
И к кому воззвать: помоги? Не поможет, знаю, никто,
Да и чем и как же помочь?
Предо мной темнеет ничто,
Ужасает мрачная ночь.
Вдвоем на уличном углу
Час целый мы стояли.
И о союзе наших душ
Мы нежно рассуждали.
Свою взаимную любовь
Сто раз мы подтверждали;
Стоять на уличном углу
Мы все не уставали.
Меня, как видно, Бог не звал
И вкусом не снабдил утонченным.
Я с детства полюбил овал,
За то, что он такой законченный.
Я рос и слушал сказки мамы
И ничего не рисовал,
Когда вставал ко мне углами
Мир, не похожий на овал.
Но все углы, и все печали,
И всех противоречий вал
В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне он — в избытке. В чугуне
он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.
Но в камине дозвенели
Угольки. За окошком догорели
Огоньки. И на вьюжном море тонут
Корабли. И над южным морем стонут
Журавли. Верь лишь мне, ночное сердце,
Я — поэт! Я какие хочешь сказки
Расскажу И какие хочешь маски
Приведу. И пройдут любые тени
При огне, Странных очерки видений
На стене. И любой колени склонит
Л. А. Т.
НА ЗЕМЛЕ
— «Забилась в угол, глядишь упрямо…
Скажи, согласна? Мы ждём давно».
— «Ах, я не знаю. Оставьте, мама!
Оставьте, мама. Мне всё равно!»
В ЗЕМЛЕ
Мы встретились случайно, на углу.
Я быстро шел — и вдруг как свет зарницы
Вечернюю прорезал полумглу
Сквозь черные лучистые ресницы.
На ней был креп, — прозрачный легкий газ
Весенний ветер взвеял на мгновенье,
Но на лице и в ярком свете глаз
Я уловил былое оживленье.
Шум ливня воскрешает по углам
салют мимозы, гаснущей в пыли.
И вечер делит сутки пополам,
как ножницы восьмерку на нули —
а в талии сужает циферблат,
с гитарой его сходство озарив.
У задержавшей на гитаре взгляд
пучок волос напоминает гриф.
Ее ладонь разглаживает шаль.
Любовь начиналась обманом сплошным.
Бежал я из школы двором проходным
И вновь на углу появлялся, краснея,
Чтоб как бы нечаянно встретиться с нею.И, всё понимая, чуть-чуть смущена,
Моим объясненьям внимала она:
Мол, с кем-то из здешних мне встретиться надо.
О белый беретик во мгле снегопада! И снова дворами я мчался сквозь мглу,
И ей попадался на каждом углу,
И, встретившись, снова навстречу бежал…
Вот так я впервые её провожал.
О арфа скальда! Долго ты спала
В тени, в пыли забытого угла;
Но лишь луны, очаровавшей мглу,
Лазурный свет блеснул в твоем углу,
Вдруг чудный звон затрепетал в струне,
Как бред души, встревоженной во сне.
Какой он жизнью на тебя дохнул?
Иль старину тебе он вспомянул —
Как по ночам здесь сладострастных дев
Давно минувший вторился напев,
Фаусту прикидывался пуделем,
Женщиной к пустыннику входил,
Простирал над сумасшедшим Врубелем
Острый угол демоновых крыл.Мне ж грозишь иными приворотами,
Душу испытуешь красотой,
Сторожишь в углах перед киотами
В завитке иконы золотой.Закипаешь всеми злыми ядами
В музыке, в преданиях, в стихах.
Уязвляешь голосами, взглядами,
Лунным шаром бродишь в облаках.А когда наскучит сердцу пениться,
В углу старик, похожий на барана,
Внимательно читает «Фигаро».
В моей руке просохшее перо,
Идти домой еще как будто рано.
Тебе велела я, чтоб ты ушел.
Мне сразу все твои глаза сказали…
Опилки густо устилают пол,
И пахнет спиртом в полукруглой зале
Тщетно сторою оконной
Ты ночлег мой занавесил, —
Новый день, румян и весел,
Заглянул в мой угол сонный.Вижу утреннего блеска
Разгоревшиеся краски.
И не спрячет солнца ласки
Никакая занавеска… Угол мой для снов не тесен
(если б даже снились боги…)
Чу! меня в свои чертоги
Кличет Муза птичьих песен.Но как раб иной привычки,
Счастье — это круг. И человек
Медленно, как часовая стрелка,
Движется к концу, то есть к началу,
Движется по кругу, то есть в детство,
В розовую лысину младенца,
В резвую дошкольную проворность,
В доброту, веселость, даже глупость.А несчастье — это острый угол.
Часовая стрелка — стоп на месте!
А минутная — спеши сомкнуться,
Загоняя человека в угол.Вместо поздней лысины несчастье
Надолго ли опять мой угол посетила,
Заставила еще томиться и любить?
Кого на этот раз собою воплотила?
Чьей речью ласковой сумела подкупить? Дай руку. Сядь. Зажги свой факел вдохновенный.
Пой, добрая. В тиши признаю голос твой
И стану, трепетный, коленопреклоненный,
Запоминать стихи, пропетые тобой.Как сладко, позабыв житейское волненье,
От чистых помыслов пылать и потухать,
Могучее твое учуя дуновенье,
И вечно девственным словам твоим внимать.Пошли, небесная, ночам моим бессонным
Сложим крылья наших видений.
Ночь. Друг на друга дома углами
валятся. Перешиблены тени.
Фонарь — сломанное пламя.
В комнате деревянный ветер косит
мебель. Зеркалу удержать трудно
стол, апельсины на подносе.
И лицо мое изумрудно.
Злоба людей и дика и сильна,
Только им честность зверей не дана.
Зверь голодающий на смерть идет:
Или задушит врага, иль умрет.
Держатся люди системы не той;
Сильные тайной одной клеветой,
Чувствуя его гнетущего зла,
Только грозят ему из-за угла;
Из-за угла каждый турок герой…
Если ж и ринется в битву, порой,
Кошка в крапиве за домом жила.
Дом обветшалый молчал, как могила.
Кошка в него по ночам приходила
И замирала напротив стола.Стол обращен к образам — позабыли,
Стол как стоял, так остался. В углу
Каплями воск затвердел на полу —
Это горевшие свечи оплыли.Помнишь? Лежит старичок-холостяк:
Кротко закрыты ресницы — и кротко
В черненький галстук воткнулась бородка.
Свечи пылают, дрожит нависающий мрак… Темен теперь этот дом по ночам.
Раскурился, прошелся по лужам и кладкам
Дров, разлегся в ветвях над крыльцом,
На репьях и дворе, где замерзшая кадка
В солнце кажется нам леденцом.
Первый снег и мороз. День светлее и чище,
Чем вчера. Неожиданно, вдруг
Он синицей в открытую форточку свищет
И качает серебряный сук.
Из подвалов, из темных углов,
От машин и печей огнеглазых
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть всё небо в алмазах,
Уловить серафимов хвалы,
Причаститься из Спасовой чаши!
Наши юноши — в тучах орлы,
Звезд задумчивей девушки наши.Город-дьявол копытами бил,
Устрашая нас каменным зевом.
У страдальческих теплых могил
Всего лишь день,
Всего лишь ночь
Остались нам до встречи.
Но эти сутки превозмочь
Двум нашим душам нечем.
Я выйду на угол Тверской
В назначенное место.
И ты мне издали рукой
Махнёшь,
Как в день отъезда.
О, арфа скальда, долго ты спала
В тени, в тиши забытаго угла;
Но лишь луны, очаровавшей мглу,
Лазурный свет блеснул в твоем углу,
Вдруг чудный звон затрепетал в струне,
Как бред души, встревоженной во сне.
Какой он жизнью на тебя дохнул?
Иль старину тебе он вспомянул,
Как по ночам здесь сладострастных дев
В закрыве, в скрове, пламень безглагольный,
Дню не молясь, обуглится до тла,
Перегорит, вдали от песни вольной.
В тюрьме лишь от угла и до угла
Весь путь того, к кому через решотку
Глядит Луна, а больше смотрит мгла.
При встрече должен издали трещотку
Чумной завихрить песней кастаньет,
Каждый день чрез мост Аничков,
Поперек реки Фонтанки,
Шагом медленным проходит
Дева, служащая в банке.
Каждый день на том же месте,
На углу, у лавки книжной,
Чей-то взор она встречает —
Взор горящий и недвижный.
Огонь, ты слышишь, начал угасать.
А тени по углам — зашевелились.
Уже нельзя в них пальцем указать,
прикрикнуть, чтоб они остановились.
Да, воинство сие не слышит слов.
Построилось в каре, сомкнулось в цепи.
Бесшумно наступает из углов,
и я внезапно оказался в центре.
Все выше снизу взрывы темноты.
Подобны восклицательному знаку.
Летучия мыши снуют,
Свет факелов их испугал.
Расторгнут их душный приют,
Трепещет их цепкий кагал.
Отвратен бесовский их вид,
Шуршит нависающий рой.
Сорвется одна, полетит,
Качнутся незрячей гурьбой.
Говорили игроки —
В деле доки, знатоки,
Профессионалы:
Дескать, что с такой игры —
И со штосса, и с буры —
Проигрыш немалый.Подпевалы из угла
Заявляли нагло,
Что разденут догола
И обреют наголо, Что я в покере не ах,
Что блефую дёшево,
Медвежья шкура постлана
В моем углу; я жду…
Ты, дальним небом посланный,
Спади, как плод в саду!
Весна цвела травинками,
Был желт в июле мед;
Свис, в осень, над тропинками
Из алых бус намет.
Лежу, и груди посланы
Ловить слепую мглу…
Закралась в угол мой тайком,
Мои бумаги раскидала,
Тут росчерк сделала пером,
Там чей-то профиль набросала;
К моим стихам чужой куплет
Приписан беглою рукою,
А бедный, пышный мой букет
Ощипан будто саранчою!..
Разбой, грабеж!.. Я не нашел
На месте ничего: всё сбито,
Летучие мыши снуют,
Свет факелов их испугал.
Расторгнут их душный приют,
Трепещет их цепкий кагал.
Отвратен бесовский их вид,
Шуршит нависающий рой.
Сорвется одна, полетит,
Качнутся незрячей гурьбой.
Много лет об одном думать,
Много лет не смогу забыть
Белорусский рассвет угрюмый,
Уцелевший угол избы —
Наш привал после ночи похода…
Через трупы бегут ручьи.
На опушке, металлом изглоданной,
Обгоревший танкист кричит.
Тарахтит весёлая кухня,
И ворчит «комсомольский бог»:
Меня сочтут обманщиком,
Да только я не лгу:
Вином из одуванчиков
Торгуют на углу.
Уж если одурачивать —
То как-нибудь хитро:
Вино из одуванчиков —
Да это же ситро!
Есть вожделенный край, есть угол на земле,
Куда, где б ни был я, во граде ли блестящем,
В веселом лагере, на быстром корабле,
Под нами море бороздящем,
Всегда уносимся мы томною мечтой,
Где нашим странствиям предел мы назначаем,
Где от забот мирских, от суеты мирской
Найти мы пристань уповаем,
Где мы надеемся забыть когда-нибудь
Людей и страсти их, и очеса сомкнуть