Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от весёлых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Всё лицо твоё вспыхнуло вдруг.И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьётся алая лента игриво
В волосах твоих, чёрных как ночь; Сквозь румянец щеки твоей смуглой
Дни скорби и тревог, дни горькаго сомненья,
Тоски болезненной и безотрадных дум,
Когдаж минуете? Иль тщетно возрожденья
Так страстно сердце ждет, так сильно жаждет ум?
Не вижу я вокруг отраднаго разсвета!
Повсюду ночь да ночь, куда ни бросишь взор.
Исчезли без следа мои младыя лета —
Как в зимних небесах сверкнувший метеор.
Веселье — образ жизни ясной,
Сердечный спутник чистоты,
Златой удел души прекрасной,
Всегда благословенно ты!
На светлом общем жизни пире —
Ты жизни лучшая краса.
Играет радость в божьем мире,
Весельем блещут небеса.
Пред нами бесконечны годы,
Под бомбежкой, в огне и в холоде,
В затемненной своей норе
Мы мечтаем о светлом городе,
Что стоит на высокой горе.
От воздушных тревог далек он,
Ни один в нем фонарь не погас,
И покой его мирных окон
Не смутил ни один фугас.
Как заря, безграничен и светел,
Он не знает бессонных ночей.
Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?
Не надо. Тревоги свои забудь.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама!
Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.
Я знаю, уж так повелось на свете,
И даже предчувствую твой ответ,
Что дети всегда для матери дети,
Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет
Стучи в барабан и не бойся…Гейне
«Стучи в барабан и не бойся,
Целуй маркитантку под стук;
Вся мудрость житейская в этом,
Весь смысл глубочайший наук.
Буди барабаном уснувших,
Тревогу без устали бей,
Вперед и вперед подвигайся —
В том тайна премудрости всей».
Как вспомню к ночи край родной,
Покоя нет душе больной:
И сном забыться нету мочи,
И горько, горько плачут очи.
Проходят годы чередой…
С тех пор, как матери родной
Я не видал, прошло их много!
И все растет во мне тревога…
Отцы уходят понемногу,
Вожди седеют средь забот,
Всё чаще их гнетёт тревога
За тех, кому пылать черёд.И что ж, весёлые на диво,
Беспечные до простоты,
Глядим вокруг себя хвастливо,
Павлиньи распустив хвосты.Века нам отданы в наследство,
А мы над истиной одной
Сидим, не в силах наглядеться,
Глумясь гнусаво над другой! Раздолье овладело нами,
Тревогой древнею полна,
Над городищами пустыми
Копье простершая жена
Воздвиглась в грохоте и дыме.
Степной ковыль и дикий прах.
Сияли росы. А в лесах
Косматый вепрь и тур суровый
Толкались меж кустов густых,
И глотки клокотали их,
Когда трещал пожар багровый.
Глава Екатерины Великой —
Великая глава русской истории.Автор
Я шел крещенским лесом,
Сквозистым и немым,
Мучительной и смутной
Тревогою томим,
Ночь зимняя дышала
Морозно на меня,
Луна лучи бросала
(И. И. Маслову).
Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от веселых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Все лицо твое вспыхнуло вдруг.
И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.
Где прежний твой восторг, и где те облака,
Которых алый блеск сиял издалека
На бледном личике подруги в час свиданья?
Где те тревоги, ожиданья,
Измена, слезы и — тоска?
Не от людской вражды жди самых жгучих ран, —
И счастье и любовь таят в себе обман
И молодые дни, как листья, увядают,
И страсти с ветром улетают,
Сегодня целый день бродил я по лугам,
С двустволкою в руках… Знакомые картины
Мелькали предо мной… Пестрели здесь и там
Усадьбы серые: дымилися овины
На гумнах у крестьян; по берегу реки
Ютилось на горе село с убогим храмом;
Паслись по озимям стада-особняки;
Обманывая глаз, на горизонте самом
Зубчатою стеной вставал сосновый бор,
И летом, и зимой хранящий свой убор…
ПРЕД РАЗСВЕТОМ.
Друг мой, в прошлое взгляни ты:
Помнишь южные брега,
Величавые граниты,
Вековечные снега?
Так далеко, так высоко,
Что едва достигнет око!
А в долине, а внизу,
С гор ручей бежит чуть-слышный
И раскидывает пышный
Я на ладонь положил без усилия
Туго спеленатый теплый пакет.
Отчество есть у него и фамилия,
Только вот имени все еще нет…
Имя найдем. Тут не в этом вопрос.
Главное то, что мальчишка родился!
Угол пакета слегка приоткрылся,
Видно лишь соску да пуговку-нос…
Баллада
Как-то трое изловили
На дороге одного
И жестоко колотили,
Беззащитного, его.
С переломанною грудью
И с разбитой головой
Он сказал им: «Люди, люди,
Что вы сделали со мной?
Бывали дни — в стране родной
Мы жили вместе, пылки, юны,
Но чисты сердцем и душой.
Судеб карающих перуны,
И Зевсов гром, и гром тревог,
И стрелы зависти коварной,
И стрелы молньи лучезарной
Щадили нас и наш порог.
Всё было тихо; без волнений
Текла цветущая весна,
Прилежность и труды в делах употребя,
К успеху лучшая надежда на себя.
Все знают,
Что перепелки гнезды вьют
Задолго перед тем когда поля цветут,
А не тогда как хлебы поспевают.
Одна оплошнее подруг своих была,
Работою отстала;
Гнезда вовремя не свила,
О, удались!.. полуживого
В томленьи горестном забудь;
Ты острым пламенем былого
Зажгла встревоженную грудь.
Оставь меня!.. О нет… побудь,
Побудь со мною, друг бесценный,
Пожми, как прежде, руку мне,
И сердца жизнью незабвенной
Лелей меня в печальном сне.
Уж речь твоя мой дух крушимый
Уже бледнеет мгла… встает заря, сияя,
Опять забытая надежда с вышины
Порхнула, робкому призыву отвечая,
И снова ожили все радужные сны…
Забыто все теперь, — раздумье и тревога,
Кошмары страшные и черные мечты!..
Где взор насмешливый, уста, что сжаты строго,
Где мудрость — спутница сердечной пустоты?!.
Опять остыл мой гнев, повисла длань без бою,
Гуляя говорит Евлампий Зелониде:
Я все зрю прелести в твоем пастушка виде:
Не толь украшенны сея реки брега,
Не цветоносныя зеленыя луга,
Ни рощи липовы с лужайками своими:
Прекрасны хоть они; не ослепляюс ими:
А на тебя когда пастушка я взгляну,
Почувствую я жар, почувствуя вздрогну.
Не вижу красоты подобной в лучшем цвете:
Мне мнится что всево прекрасняй ты на свете;
В стране, где я забыл тревоги прежних лет,
Где прах Овидиев пустынный мой сосед,
Где слава для меня предмет заботы малой,
Тебя недостает душе моей усталой.
Врагу стеснительных условий и оков,
Не трудно было мне отвыкнуть от пиров,
Где праздный ум блестит, тогда как сердце дремлет,
И правду пылкую приличий хлад объемлет.
Оставя шумный круг безумцев молодых,
В изгнании моем я не жалел об них;
Они повстречались в магический час.
Был вечер лазурным и запад погас,
И бледные тени над полем и лесом
Ложились, сгущались ажурным навесом.
На ласковом фоне весенних теней
Мечтатель-безумец он встретился с ней.
И первая встреча шепнула им много.
Как ландыш на сердце проснулась тревога,
Мелькнула, скользнула за тонким стеклом
Простой сутаною стан удлиняя тощий,
смиренный, сумрачный — он весь живые мощи,
лишь на его груди великолепный крест
сверкает пламенем холодных, мертвых звезд.
Остыв, сжигает он, бескровный, алчет крови,
и складка горькая легла на эти брови.
И на его святых, страдальческих чертах
печать избранника, отверженника страх;
ему, подвижнику, вручен на труд великий
Прилежность и труды в делах употребя,
Надежда лучшая к успеху на себя.
Все знают,
Что перепелки гнезды вьют,
Когда хлеба еще далеко не цветут,
А не тогда, когда почти уж поспевают;
То есть порой
Такой,
Когда весна лишь наступает
Младой Готфрид Шатобриан
Жил в замке над рекою
Меж гор и добрых поселян
С прелестною женою.Их ночь тиха, их ясен день,
В их сердце дышит радость,
Бежит от них печали тень,
В любви цветет их младость.Вдруг раздался священный зов, —
И звук тревоги бранной
Влечет туда, где гроб Христов
В земле обетованной.Восстали все: и стар и млад —
Увидя почерк мой, Вы, верно, удивитесь:
Я не писала Вам давно.
Я думаю, Вам это всё равно.
Там, где живете Вы и, значит, веселитесь,
В роскошной, южной стороне,
Вы, может быть, забыли обо мне.
И я про всё забыть была готова…
Но встреча странная — и вот
С волшебной силою из сумрака былого
Передо мной Ваш образ восстает.
Я никогда не покидаю места,
Где промысл дал мне смирно провести
Дней несколько, не тронутых бедою,
Чтоб на прощанье тихою прогулкой
Не обойти с сердечным умиленьем
Особенно мне милые тропинки,
Особенно мне милый уголок.
Прощаюсь тут и с ними, и с собою.
Как знать, что ждет меня за рубежом?
Казалось мне — я был здесь застрахован,
И
И ночь и мрак! Как все томительно-пустынно!
Бессонный дождь стучит в мое окно,
Блуждает луч свечи, меняясь с тенью длинной,
И на сердце печально и темно.
Былые сны! душе расстаться с вами больно;
Еще ловлю я призраки вдали,
Еще желание в груди кипит невольно;
Но жизнь и мысль убили сны мои.
Сорвете производство —
пятилетку провороните.
Гудки,
гудите
во все пары.
На важнейшем участке,
на важнейшем фронте —
опасность,
отступление,
прорыв.
1
Ай да свободная пресса!
Мало вам было хлопот?
Юное чадо прогресса
Рвется, брыкается, бьет,
Как забежавший из степи
Конь, незнакомый с уздой,
Или сорвавшийся с цепи
Зверь нелюдимый, лесной…
Жил в древности один мудрец.
Ему внимая, и глупец
Умом навеки запасался.
«Али-мудрец» он назывался.
О том, что думал он в тиши,
Вещал он громко всем, гроши…
Лишь медные гроши сбирая,
Как редкие дары из рая
За золото своих речей.
Он беден был, но из очей
Над миром царствовал Нерон,
И шумный двор его шептался,
Когда в раздумье мрачном он
В своем дворце уединялся.
Там сочинял ли он стихи,
Иль новых ужасов затеи —
Но мерно слышались шаги
Его вдоль узкой галереи.
Как перед бурей, затихал
В подобный час дворец просторный,
1Моя душа, я помню, с детских лет
Чудесного искала. Я любил
Все обольщенья света, но не свет,
В котором я минутами лишь жил;
И те мгновенья были мук полны,
И населял таинственные сны
Я этими мгновеньями. Но сон,
Как мир, не мог быть ими омрачен. 2Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века и жизнию иной,
И о земле позабывал. Не раз,