Есть одиночество в страдании,
В разлуке смертной, в увядании, В пренебрежении друзей,
В слезах покинутых детей, В неутоленном ожидании
Наложниц, жен и матерей — И даже в сладостном скитании
Средь чуждых и родных степей…
Ох, сложу-сложу
Полномочия.
Не допрос пишу, —
Многоточия! Положеньице
Невылазное,
И в башку бредет
Несуразное: То корнилится,
То мне керится,
Будет вправду ль суд, —
Мне не верится.
Страдания —стихия человека.
Едва родясь, страдать мы начинаем;
Страдаем, ненавидя и кляня,
Да и любя —не менее страдаем.
Страдаем мы при каждой капле слез,
При вздохе затаеннаго рыданья,
И даже смех людской —прислушайтесь к нему —
Есть только продолжение страданья.
Из великих страданий слагаю
Невеликие песенки я;
Расправляю звучащие крылья
И летят они к сердцу ея.
И нашли они к милой дорогу,
Но оттуда вернулись ко мне
И, тоскуя, сказать не хотели,
Что увидели в сердце оне.
Когда в страдании девица отойдет
И труп синеющий остынет, —
Напрасно на него любовь и амвру льет,
И облаком цветов окинет.
Бледна, как лилия в лазури васильков,
Как восковое изваянье;
Нет радости в цветах для вянущих перстов,
И суетно благоуханье.
Не обостряй своих страданий,
Не разжигай своей мечты!
По жизни, в долгий срок скитаний,
В свой час их много встретишь ты.
Тебе так часто, так глубо́ко
Придется силу их познать,
Что, право, лучше их до срока
Не разжигать, не обострять!
Есть красота в постоянстве страдания
И в неизменности скорбной мечты
Знойного яркого Солнца сияние,
Пышной Весны молодые черты
В сердце не так вызывают сознание
Ласки больной, неземной красоты,
Как замка седые руины,
печальной Луны трепетание,
Застенчивых сумерек скорбь,
или осени грустной листы.Год написания: без даты
К страданиям чужим ты горести полна,
И скорбь ничья тебя не проходила мимо;
К себе лишь ты одной всегда неумолима,
Всегда безжалостна и вечно холодна! Но если б видеть ты любящею душою
Могла со стороны хоть раз свою печаль —
О, как самой себя тебе бы стало жаль
И как бы плакала ты грустно над собою!
Полна страданий наших чаша,
Слились в одно и кровь и пот.
Но не угасла сила наша:
Она растет, она растет! Кошмарный сон — былые беды,
В лучах зари — грядущий бой.
Бойцы в предчувствии победы
Кипят отвагой молодой. Пускай шипит слепая злоба,
Пускай грозит коварный враг,
Друзья, мы станем все до гроба
За правду — наш победный стяг!
«Не лучше ли страдание,
Глухое, одинокое,
Как бездны мироздания,
Непонято-глубокое?
Не лучше ли мучение,
Чем ясный звонкий смех?
Полюбим отречение,
Разлюбим сладкий грех»
— О, нет, мой брат единственный,
Душа моя смущается,
Облегчи нам страдания, боже!
Мы, как звери, вгнездились в пещеры
Жестко наше гранитное ложе,
Душно нам без лучей и без веры.
Самоцветные камни блистают,
Вдаль уходят колонн вереницы,
Из холодных щелей выползают
Саламандры, ужи и мокрицы.
Наши язвы наполнены гноем,
Наше тело на падаль похоже…
А я любя был глуп и нем.
Александр ПушкинДушевные страдания как гамма:
У каждого из них своя струна.
Обида подымается до гама,
До граянья, не знающего сна; Глубинным стоном отзовется драма,
Где родина, отечество, страна;
А как зудит раскаянье упрямо!
А ревность? M-м… Как эта боль слышна.Но есть одно беззвучное страданье,
Которое ужасней всех других:
Клинически оно — рефлекс глотанья,
Как в знойный день студёная вода,
Как медленные острые лобзанья,
Отрадны в жизни мне мои страданья.
О, если б я могла страдать всегда!
Пускай весь мир падучая звезда,
Пускай на миги горе и желанья —
Одна из всех вновь перешла за грань я —
Мне жизнь милей на миг, чем навсегда.
Я знаю, радость тяжелей печали.
Она веселья мне не принесла.
Мы родились для страданий,
Но душой в борьбе не пали;
В темной чаще испытаний
Наши песни мы слагали.Сила духа, сила воли
В этой чаще нас спасала;
Но зато душевной боли
Испытали мы немало.На простор из этой чащи
Мы упорно выбивались;
Чем трудней был путь, тем чаще
Наши песни раздавались.Всюду песен этих звуки
Ангельские лики,
Светлое хваленье,
Дым благоуханий, —
У Творца-Владыки
Вечное забвенье
Всех земных страданий.
Ангел вопрошает:
«Бледный отрок, ты откуда?
Рано дни тебе наскучили».
Отрок отвечает:
Напрасно я молю святое провиденье
Отвесть удар карающей судьбы,
Укрыть меня от бурь мятежной жизни
И облегчить тяжелый жребий мой;
Иль, слабому, ничтожному творенью,
Дать силу мне, терпенье, веру,
Чтоб мог я равнодушно пережить
Земных страстей безумное волненье.
Моих страданий колыбель,
Покоя моего гробница,
Прекрасный город — вновь отсель
Мне уходить, с тобой проститься!
Прощай, святая почва та,
Где ходят ножки дорогия;
Прощайте, чудныя места,
Где встретил я ее впервые.
Да, я люблю его, громадный, гордый град,
Но не за то, за что другие;
Не здания его, не пышный блеск палат
И не граниты вековые
Я в нем люблю, о нет! Скорбящею душой
Я прозираю в нем иное —
Его страдание под ледяной корой,
Его страдание больное.
Пусть почву шаткую он заковал в гранит
По целым дням чего-то все желать,
Чего? не понимая;
Зарадоваться вдруг и вслед за тем — вздыхать,
О чем, не очень зная;
Все утро проскучать и вечера хотеть,
А вечером об утре сожалеть;
Страшить себя, когда надеждой можно льститься;
Надеждой льстить себе, как надобно страшиться;
Всем жертвовать и трепетать,
Не мало ли еще пожертвовано было?
Чредою быстрой льются годы, —
Но, боже мой, еще быстрей
И безвозвратней для людей
Проходят призраки свободы,
Надежды участи иной,
Теней воздушных легкий рой!
И вы — не правда ль? — вы довольно
На свете жили, чтобы знать,
Как что-то надобно стеснять
Мерно, размерно земное страдание,
Хоть безпримерно по виду оно.
Вижу я в зеркале снов и мечтания.
Вижу глубокое дно.
Вечно есть вечер, с ним свет обаянья,
В новом явленьи мечты и огни.
В тихие летние дни
Слышится в воздухе теплом жужжанье,
Гул голосов,
Звон и гуденье, как будто бы пенье
Любовь неразделённая страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
любовь неразделённая смешна,
как профиль Сирано де Бержерака.
Один мой деловитый соплеменник
сказал жене в театре «Современник»:
«Ну что ты в Сирано своём нашла?
Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы
так не страдал из-за какой-то бабы…
Другую бы нашёл — и все дела».
Мерно, размерно земное страдание,
Хоть беспримерно по виду оно.
Вижу я в зеркале снов и мечтания.
Вижу глубокое дно.
Вечно есть вечер, с ним свет обаянья,
В новом явленьи мечты и огни.
В тихие летние дни
Слышится в воздухе теплом жужжанье,
Гул голосов,
Звон и гуденье, как будто бы пенье
Не с болию, но с радостью душевной
Прощаюсь я с тобой, листок родной.
Как быстрый взгляд, как мысли бег живой,
Из хижины убогой и смиренной
Лети туда, где был мой рай земной.
Ты был со мной, свидетель жизни мрачной
Изгнанника в суровой сей стране,
Где дни его в безвестной тишине
Текут волной то мутной, то прозрачной.
Юная дева прошла по сей спокойной долине: никто не знал, откуда она; никто не мог разсказать ея повести. Ее можно было уподобишь прелестному цветку, который буря оборвала, или одному из тех легких призраков, которые мы видим во сне: таким же огнем блистали бродящие глаза ея, также прозрачны были члены ея тела.
Когда всматривался кто в поблекшее лице ея, тотчас она его закрывала изсохшею рукою и поспешно уходила. Напрасно мы сострадали ея страданиям! напрасно хотели о ней пещись: чем больше желали удержать ее и приютить от зноя и дождя, тем скорее она спешила удалиться.
Если кто называл по имени собачку ея, она начинала песнь унылую, и песнь сия, казалось, была сложена девою, которой сердце сильно было огорчено; и всегда она тянула припев песни таким диким голосом, что можно было подумать, что пение было не обыкновенное и принадлежало сей деве, тихой и смиренной
И вдруг она вздрагивала и озиралась вокруг, как будто бы кто гнался за нею, как будто бы ей снова вспадала мысль, оживлявшая в памяти все ея горести. Она благословляла тот час, который призывал ко сну всех жителей селения, ибо любила бродить по холмам, поросшим волчцами и чабром, столь же свободно, как ветерок перелетный.
Что говорила, что пела она—во всем отзывалось, что она некогда была нежно любима, но напрасно у нее спрашивали, зачем она бродит, и от чего так печальна. Видно было, что собачке своей дала она имя, пробуждавшее ея страдания: по только небу известно, чем сердце ея так поражено.
Давно уже странница прошла по сей спокойной долине, и никто не узнал, откуда она и никто не может расказать ея повести. Никто не скажет, так ли и теперь, как прежде, отвергает она руку, простершую ей на помощь, и возвратился ли си разсудок, и счастлива ли она с тем, о ком плакала…. или отдохнула в могиле. С Фр. С<омов>.
Всегда ты на людях,
Как слон в зверинце,
Как муха в стакане,
Как гусь на блюде…
Они появляются из провинций,
Способные молодые люди.
«У вас одна комната?
Ах, как мало!
Погодка стоит —
Друзья! Оставьте утешенья,
Я горд, я не нуждаюсь в них.
Я сам в себе найду целенья
Для язв болезненных моих.
Поверьте, я роптать не стану
И скорбь на сердце заключу,
Я сам нанес себе ту рану,
Я сам ее и залечу.
Пускай та рана грудь живую
Палящим ядом облила,
Не пытайтесь узнать, оттого ли порой
Я грущу, что подавлен я тяжкой судьбой,
Что бесследно прошла моей жизни весна…
О, душа моя скорби давно уж полна…
Давно неразлучны со мною
Печальные думы и сны…
Тоски были ранние годы
Безрадостной жизни полны.
Раздался трубный звук. В раскрывшихся могилах,
Проснувшись, вздрогнули их бледные жильцы,
И вышли… Но не все: иные мертвецы
Все слышат и подняться в силах,
Но ни труба, ни громкий зов
Небесных духов из гробов
Их не заставят встать.
"Как! Вновь родиться! Снова
Увидеть воздух, небо, свет —
Холодных зрителей страдания былого,
A Worm, a God!
Yong.«Ничтожный человек! что жизнь твоя? -
Мгновенье.
Взглянул на дневный луч — и нет тебя, пропал!
Из тьмы небытия злой рок тебя призвал
На то лишь, чтоб предать в добычу разрушенья;
Как быстра тень, мелькаешь ты! Игралище судьбы, волнуемый страстями,
Как ярым вихрем лист, — ужасный жребий твой
Бороться с горестью, болезньми и собой!
Несчастный, поглощен могучими волнами,
Ласкаемый цветущими мечтами,
Я тихо спал и вдруг я пробудился,
Но пробужденье тоже было сон;
И думая, что цепь обманчивых
Видений мной разрушена, я вдвое
Обманут был воображеньем, если
Одно воображение творит
Тот новый мир, который заставляет
Нас презирать бесчувственную землю.
Казалось мне, что смерть дыханьем хладным
Если пасмурен день, если ночь не светла,
Если ветер осенний бушует,
Над душой воцаряется мгла,
Ум, бездействуя, вяло тоскует.
Только сном и возможно помочь,
Но, к несчастью, не всякому спится…
Слава богу! морозная ночь —
Я сегодня не буду томиться.
По широкому полю иду,