Поднять бокал в честь дружного союза
К Тургеневу мы нынче собрались.
Надень ему венок, шалунья муза,
Надень и улыбнись! Январь 1856
Вещатель тайного союза
Роняет лепесток полураскрытых уст
Прозрачный трепетный смешно цветистый куст…
Палящая тела булыжник слизь медуза.
1.
Идите в профсоюз! Без союза рабочие живут, как дурни.
2.
В союз же войдя — становятся культурней.И знания технические в профсоюзе получишь,
3.
производство организуешь, —
4.
тебе лучше ж!
1.
Россия была союзница французов.
Платформа союза — объемистое пузо.
2.
Отвернулась союзница.
3.
Прошли года,
новый союзник возник.
4.
Союз этот нерушим никогда.
В священный союз нас сковала
Любовь единеньем своим,
Сердца наши шепчутся нежно
И бьются биеньем одним.
И только прелестная роза,
Что ты приколола к груди,
Союзница верная наша,
Измята совсем, — погляди!
Священный союз заключили
Горячия наши сердца —
И тесно с друг другом сомкнулись,
Чтоб биться вдвоем до конца.
Была на груди твоей роза
Посредницей наших сердец…
Мы очень теснили бедняжку —
И смяли совсем наконец.
Священный союз заключили
Горячие наши сердца —
И тесно с друг другом сомкнулись,
Чтоб биться вдвоем до конца.
Была на груди твоей роза
Посредницей наших сердец…
Мы очень теснили бедняжку —
И смяли совсем наконец.
Ты хвастаешь, что ты с бессмертными в союзе, —
Быть может, ты и прав. Но как тебе сказать?..
Ты с заднего крыльца всегда заходишь к музе:
Ну где ж тебе в лицо богиню увидать? Пробраться тем путем напрасный труд положишь:
Ступени скользки там и всходы не светлы;
Но, если разобрать подъездов ты не можешь, —
У двери истинной ты не найдешь метлы.
У нас за робостью лица
Скрывается иное.
Мы непокорные сердца.
Мы молоды. Нас трое.Мы за уроком так тихи,
Так пламенны в манеже.
У нас похожие стихи
И сны одни и те же.Служить свободе — наш девиз,
И кончить, как герои.
Мы тенью Шиллера клялись.
Мы молоды. Нас трое.
Тридцатая годовщина
Союза — верней любви.
Я знаю твои морщины,
Как знаешь и ты — мои,
Которых — не ты ли — автор?
Съедавший за дестью десть,
Учивший, что нету — завтра,
Что только сегодня — есть.
И деньги, и письма с почты —
Стол — сбрасывавший — в поток!
Твердивший, что каждой строчки
Сегодня — последний срок.
Грозивший, что счетом ложек
Создателю не воздашь,
Что завтра меня положат —
Дурищу — да на тебя ж!
Ваша горькая божественная речь…
А. Н
Ты о ней как о первой невесте
Будешь думать во сне и до слез…
Мы ее не вдыхали вместе,
И не ты мне ее принес.
Мне принес ее тот крылатый
Повелитель богов и муз,
Когда первого грома раскаты
Прославляли наш страшный союз.
Тот союз, что зовут разлукой,
И какою-то сотою мукой,
Что всех чище и всех черней.
Из тех троих, что в Беловежской пуще
Соображали развалить Союз,
Один был много и хитрей, и круче,
Поскольку знал — какой валили груз.
И рухнула великая держава,
И злоба полетела ей вослед,
Как будто не она в узде держала
Непрочный мир молчанием ракет.
И радовались в западных спецслужбах,
Что план их был так быстро претворен.
Исчез Союз…
И развалилась дружба,
И Русь осталась с голым королем.
Ты с детства полюбила тень,
Он рыцарь грезы с колыбели.
Вам голубые птицы пели
О встрече каждый вешний день.
Вам мудрый сон сказал украдкой:
— «С ним лишь на небе!» — «Здесь — не с ней!»
Уж с колыбельных нежных дней
Вы лучшей связаны загадкой.
Меж вами пропасть глубока,
Но нарушаются запреты
В тот час, когда не спят портреты,
И плачет каждая строка.
Он рвется весь к тебе, а ты
К нему протягиваешь руки,
Но ваши встречи — только муки,
И речью служат вам цветы.
Ни страстных вздохов, ни смятений
Пустым, доверенных, словам!
Вас обручила тень, и вам
Священны в жизни — только тени.
Ты только для меня. На мраморах иссечен
Двойной завет пути, и светел наш удел.
Здесь наш союз несокрушимо вечен,
Он выше суетных, земных, всегдашних дел.
В веках-тебе удел торжественный и правый.
Кто скажет, что цветы стихов моих умрут?
Любовью внушены, и осиянны славой,
Цветы бессмертные, нетленные цветут.
Повсюду вел меня мой страннический посох,
И в рай земной, и в ад, стремительно крылат,
И я нашел цветы в неиспаримых росах, —
Века не истощат их сладкий аромат.
Ты только для меня. Судьба нам не лукава.
Для светлого венца, по верному пути
Подруги верные, любовь моя и слава,
Нас радостно ведут. Не страшно нам итти.
Ты только для меня. Таинственно отмечен
Блистающий наш путь, и ярок наш удел.
Бессмертием в веках союз наш будет встречен.
Кто скажет, что венец поэта потускнел?
Издревле сладостный союз
Поэтов меж собой связует:
Они жрецы единых муз;
Единый пламень их волнует;
Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью.
Клянусь Овидиевой тенью:
Языков, близок я тебе.
Давно б на Дерптскую дорогу
Я вышел утренней порой
И к благосклонному порогу
Понес тяжелый посох мой,
И возвратился б, оживленный
Картиной беззаботных дней,
Беседой вольно-вдохновенной
И звучной лирою твоей.
Но злобно мной играет счастье:
Давно без крова я ношусь,
Куда подует самовластье;
Уснув, не знаю где проснусь. —
Всегда гоним, теперь в изгнанье
Влачу закованные дни.
Услышь, поэт, мое призванье,
Моих надежд не обмани.
В деревне, где Петра питомец,
Царей, цариц любимый раб
И их забытый однодомец,
Скрывался прадед мой арап,
Где, позабыв Елисаветы
И двор, и пышные обеты,
Под сенью липовых аллей
Он думал в охлажденны леты
О дальней Африке своей, —
Я жду тебя. Тебя со мною
Обнимет в сельском шалаше
Мой брат по крови, по душе,
Шалун, замеченный тобою;
И муз возвышенный пророк,
Наш Дельвиг все для нас оставит.
И наша троица прославит
Изгнанья темный уголок.
Надзор обманем караульный,
Восхвалим вольности дары
И нашей юности разгульной
Пробудим шумные пиры,
Вниманье дружное преклоним
Ко звону рюмок и стихов,
И скуку зимних вечеров
Вином и песнями прогоним.
Вы поете вдвоем о своем неудачном союзе.
Улыбаясь сейчас широко каждый собственной музе.
Тополя и фонтан, соболезнуя вам, рукоплещут,
в теплой комнате сна в двух углах ваши лиры трепещут.
Одинокому мне это все интересно и больно.
От громадной тоски, чтобы вдруг не заплакать невольно,
к молодым небесам за стеклом я глаза поднимаю,
на диване родном вашей песне печальной внимаю.
От фонтана бегут золотистые фавны и нимфы,
все святые страны предлагают вам взять свои нимбы,
золотистые лиры наполняют аккордами зданье
и согласно звучат, повествуя о вашем страданьи.
Это значит, весь мир, — он от ваших страстей не зависит,
но и бедная жизнь вашей бедной любви не превысит,
это ваша печаль — дорогая слоновая башня:
исчезает одна, нарождается новая басня.
Несравненная правда дорогими глаголет устами.
И все громче они ударяют по струнам перстами.
В костяное окно понеслась обоюдная мука
к небесам и в Аид — вверх и вниз, по теории звука.
Создавая свой мир, окружаем стеною и рвами
для защиты его. Оттого и пространство меж вами,
что, для блага союза, начиная ее разрушенье,
вы себя на стене сознаете все время мишенью.
Душою светлой и прекрасной,
Свободной, чистой и живой
Вступаешь ты в союз согласный
С другою светлою душой.
И, верно, с женственной и нежной
И робкой смелостью мечты,
Ждала ты встречи неизбежной,
Опоры твердой и надежной,
Мужского сердца красоты!
И ты достойно оценила,
Кого судьба тебе нашла?
Его свободно полюбила,
Его надежно избрала —
Не детской страсти увлеченьем,
Не чувств внезапных слепотой:
Души любовным разуменьем
И сердца мудрой простотой!
Из всех минут одну особо
Моя мечта рисует мне,
Когда сказалося вполне,
Что так давно таили оба!..
Кто тайну женскую проник?..
Она задумчиво сидела,
Ей внятен был его язык,
И на нее в тот строгий миг
Немая будущность глядела!..
Что нужды вам до неминучей
Судьбы, лежащей вдалеке;
Полно любовию могучей,
Не дрогнет сердце перед тучей,
Доверясь дружеской руке!
Так смело в путь! Веселым пиром
Встречайте праздник ваших уз:
Мне веет счастием и миром
Ваш гармонический союз!
Земным сопутникам, друзьям!
Храни Творец союз наш милый!
Пошли единый жребий нам
И неразлучность до могилы.
Полней стаканы! пейте в лад
За дружество святое!
Избранный друг, по сердцу брат!
Живем друзьями вдвое!
Amи, ton rеtour parmи nous
Du sиx prouvе еncorе l’иnfluеncе.
Cе jour, quи fût hеurеux pour tous,
Dеvaиt bиеn fиnиr ton absеncе.
Buvons, buvons! quе notrе amи
Partagе notrе иvrеssе;
Tous lеs jours passés avеc luи
Sont dеs sиx pour notrе tеndrеssе.
Любви фиал! — В душе питать
Союз священный и единый!
Что б ни было, не изменять,
Любить и вопреки судьбины!
В единой видеть жребий свой;
Все жизни упованья,
Все, все на жертву для одной,
Все блага и желанья.
Contrе lе sort trop anиmé
Banиssons l’иnjustе colèrе!
Nous aиmons, nous sommеs aиmés!
Еnfants! bénиssons notrе pèrе.
L’amиtиé pour tous lеs humaиns
Brиllе commе l’aurorе,
Partagе mêmе lеs chagrиns —
N’еst cе pas un bonhеur еncorе!
«…Адвокаты постановили не вступать
в заграничные союзы, так как последние
нарушают адвокатскую этику, рассылая
списки своих членов с рекламными целями.»
Из газетАлчен век матерьялизма, —
По заветам дарвинизма
Все борьбу ведут.
Говорят, что без рекламы
Даже в царстве далай-ламы
Не продашь свой труд.Врач свой адрес шлет в газеты,
И на выставку портреты —
Молодой поэт.
Из писателей, кто прыткий,
Вместе с Горьким на открытке
Сняться норовит.И мечтает примадонна:
«Проиграть ли беспардонно
Золото и медь,
Отравиться ли арбузом,
Или в плен попасть к хунхузам,
Чтобы прогреметь?..»Все такой мечтой объяты,
Чужды ей лишь адвокаты,
Лишь они одни
Сторонятся общей свалки
И стыдливо, как фиалки,
Прячутся в тени.Манит титул бюрократа,
Манит чин меньшого брата,
Почесть — старых бар…
Адвоката — только плата,
Только блеск и звон дуката,
Только — гонорар! Иностранные собратья
Их зовут в свои объятья,
Славу им сулят.
«Слава — яркая заплата»…
Где ж на фраке адвоката
Место для заплат? Заграничные союзы
Причиняют всем конфузы,
Кто к ним приобщен:
Списки членов рассылают —
Ядом гласности пятнают
Девственность имен… Не для нас такие нравы!
Хуже мерзостной отравы
Гласность нам претит!
Отступитесь, иностранцы,
Чтоб стыдливости румянцы
Нам не жгли ланит!
Ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь мою.
Еванг. Матфея, XVI.18
Introibo ad altare Dei.
Ad Deum, qui laetificat
juventutem meam.Мне сердце светом озарил
Ты, мой задумчивый учитель,
Ты темный разум просветил,
Эллады мощный вдохновитель.
А ты, певец родной зимы,
Меня ведешь из вечной тьмы.I
Здесь на земле единоцельны
И дух и плоть путем одним
Бегут, в стремленьи нераздельны,
И бог — одно начало им.
Он сотворил одно общенье,
И к нам донесся звездный слух,
Что в вечном жизненном теченьи
И с духом плоть, и с плотью дух.
И от рожденья — силой бога
Они, исчислены в одно,
Бегут до смертного порога —
Вселенной тайное звено.
9 декабря 1900
II
Вечный дух — властитель вышний тела —
Божеству подвластен, как оно.
Их союз до смертного предела —
Власти тайное зерно.
Вечен дух — и преходящим телом
Правит, сам подвластный божеству:
Власть в общеньи стала их уделом,
В ней — стремленье к естеству.
Их союз — к природной духа власти,
К подчиненью тела — их союз.
И бегут в едино спло? ченные части
Силой вышних, тайных уз.
10 декабря 1900
III
Дух человеческий властен земное покинуть жилище,
Тело не властно идти против велений души.
Сила души — властелин и могучий даятель закона,
Сила телесная вмиг точно исполнит закон.
Так-то объемлемый дух его же обнявшему телу
Властно законы дает, тело наполнив собой.
Тело же точно и вмиг души исполняет законы,
В жизненной связи с душой, вечно подвластно душе.
10 декабря 1900Войду в алтарь бога. К богу, который веселит юность мою (лат.).
Были лемуры, атланты и прочие…
Были Египты, Эллады и Рим…
Варвары, грузы империй ворочая,
Лишь наводили на мир новый грим…
Карты пестрели потом под феодами, —
Чтоб королям клочья стран собирать…
Рушились троны и крепли… И одами
Славили музы борьбу, рать на рать…
Царства плотились в Союзы, в Империи,
Башнями строя штыки в высоту…
Новый бой шел за земные артерии…
Азию, Африку, все — под пяту!..
Труд поникал у машин и над нивами…
Армии шли — убивать, умирать…
Кто-то, чтоб взять всю добычу, ленивыми
Пальцами двигал борьбу, рать на рать.
Было так, длилось под разными флагами,
С Семирамиды до Пуанкаре…
Кто-то, засев властелином над благами,
Тесно сжимал роковое каре.
Небо сияло над гордыми, зваными…
Жизнь миллионов плелась в их руках…
Но — ветер взвыл над людскими саваннами,
Буря, что издавна тлела в веках.
И грань легла меж прошлым и грядущим,
Отмечена, там, где-то, дата дат:
Из гроз последних лет пред миром ждущим,
Под красным стягом встал иной солдат.
Мир раскололся на две половины:
Они и мы! Мы — юны, скудны, — но
В века скользим с могуществом лапины,
И шар земной сплотить нам суждено!
Союз Республик! В новой магистрали
Сольют свой путь все племена Европ,
Америк, Азии, Африк и Австралии,
Чтоб скрыть в цветах былых столетий гроб.
Собирайтесь! Венчайте священную пальму Аль-Уззу,
Молодую богиню Неджадских долин!
Разжигайте костры! Благосклонен святому союзу
Бог живых ароматов, наш радостный Бог Бал-Самин!
— Мой царевич Гимьяр! Как бледен ты…
Я всю ночь для тебя рвала цветы,
Собирала душистый алой…
— Рабыня моя! Не гляди мне в лицо!
На Аль-Уззу надел я свое кольцо —
Страшны чары богини злой!
Одевайте Аль-Уззу в пурпурные ткани и злато,
Привяжите к стволу опьяненный любовью рубин!
Мы несем ей цветущую брачную ветвь Датанвата,
Благосклонен союзу наш радостный Бог Бал-Самин!
— Мой царевич Гимьяр! Я так чиста…
Поцелуя не знали мои уста!
Не коснулась я мертвеца…
Я как мирры пучок на груди у тебя,
Я как мирры пучок увял, любя,
Но ты мне не надел кольца!
Раздвигайте, срывайте пурпурно-шумящие ткани!
Мы пронзим ее ствол золоченым звенящим копьем.
С тихим пеньем к ее обнаженной зияющей ране
Тихо брачную ветвь мы прижмем, мы вонзим, мы привьем!
— Мой царевич Гимьяр! Ты глядишь вперед!
Ты глядишь, как на ней поцелуй цветет,
И томится твоя душа…
— Рабыня моя! Как запястья звенят…
Ткань шелестит… томит аромат…
Как богиня моя хороша!
Бейте в бубны! Кружитесь! Священному вторьте напеву!
Вы бросайте в костры кипарис, смирну, ладан и тмин!
В ароматном огне мы сожжем непорочную деву!
Примет чистую жертву наш радостный Бог Бал-Самин!
— Мне тайный знак богинею дан!
Как дева она колеблет свой стан
Под пляску красных огней…
Ты нежней и прекрасней своих сестер!
И как мирры пучок тебя на костер
Я бросаю во славу ей!
Ахелой Мной, Океановым сыном, ударившим в скалы, источен
Шумный в поля водоток.
Вся Акарнания, тем напоенная, в дар принесла мне
Много цветов и плодов. Вакх Мной, Зевесовым сыном, из прутиев полуиссохших
Сладостный выращен грозд.
Оного соку испив, фракийский пастырь в восторге
Доброго бога воспел. Ахелой Среброчешуйные сонмы питаю, и раковин груды
Струй благотворных на дне!
Жажду зверя толю, напояю агнчее стадо,
Стадо мычащих волов. ВакхЯ выжимаю плоды густолиственных лоз винограда —
Людям отраду принесть,
Удоволить богов, о праздниках, жертв возлияньми,
Ты же — будь пойлом скоту. Ахелой Всех я жизнь содержу — кровей и ран к омовенью
Чист и врачебен теку,
Пей, селянин, мою воду и будь царя долговечней,
Коего Вакх отравит! ВакхИстинный я дарователь жизни, убийца же скорби —
Сущей отравы сердец.
Царь, насладившийся мною, себя почувствует богом,
Раб превратится в царя. АхелойПредо мной обнажаются робкие девы, купая
Тело в прозрачной струе;
Видеть все красоты и все их девичьи игры,
Спрятан, лежу в тростнике. ВакхДевушки робкой к устам поднесу бокал искрометный:
Где ее робость тогда?
Между шуток и игр не увидит, что пылкий любовник
Пояс ее развязал. АхелойДруг! сочетай мою воду с твоим толь сильным напитком.
О, вожделенный союз,
Ежели радует жизнь вино — вода же спасает
Радость сию от вреда! ВакхНа! подлей к твоей урне, мой бедный, зяблый содружник,
Мех сей с огнистым вином…
Тем бы продлить нам вкуса роскошь и здравия целость
С сению кроткого сна! ВертумнВ вашем союзе, о спорники! мне позвольте быть третьим.
Выжму вам сих золотых
Яблоков кислый нутр; но прежде в новом напитке
Сей растворите песок.
Тверд и блестящ как снег (из сладких выварен тростий
Нимфами Индуса он) —
Крепкий, оттуда ж добытый спирт, в сосуде кристальном
Здесь у меня заточен:
Капли две-три того прибавив, отведайте! — Знайте ж:
С сим превращенным вином
Я подольстился к Помоне, — в виде юноши прежде
Доступу к ней не имев,
В виде старушки доброй легко привел на попойку,
Легче привел на любовь.
Томит предчувствием болезненный покой…
Давным-давно ко мне не приходила Муза;
К чему мне звать ее!.. К чему искать союза
Усталого ума с красавицей мечтой!
Как бесприютные, как нищие, скитались
Те песни, что от нас на Божий свет рождались,
И те, которые любили им внимать,
Как отголоску их стремлений идеальных,
Дремотно ждут конца или ушли — витать
С тенями между ив и камней погребальных;
А те, что родились позднее нас, идут
За призраком давно потухшей в нас надежды,
Они для нас, а мы для них невежды,
У них свои певцы, они свое поют…
И пусть они поют… и пусть я им внимаю И радуюсь, что я их слезы понимаю,
И, чуя в их сердцах моей богини тень,
Молю бессмертную благословить тот день,
Когда мы на земле сошлись для песен бедных,
Не побеждаемых, хотя и не победных.
Томит предчувствием болезненный покой…
Давным-давно ко мне не приходила Муза;
К чему мне звать ее!.. К чему искать союза
Усталого ума с красавицей мечтой!
Как бесприютные, как нищие, скитались
Те песни, что от нас на Божий свет рождались,
И те, которые любили им внимать,
Как отголоску их стремлений идеальных,
Дремотно ждут конца или ушли — витать
С тенями между ив и камней погребальных;
А те, что родились позднее нас, идут
За призраком давно потухшей в нас надежды,
Они для нас, а мы для них невежды,
У них свои певцы, они свое поют…
И пусть они поют… и пусть я им внимаю
И радуюсь, что я их слезы понимаю,
И, чуя в их сердцах моей богини тень,
Молю бессмертную благословить тот день,
Когда мы на земле сошлись для песен бедных,
Не побеждаемых, хотя и не победных.
Я мыслить образом привык с ребячьих лет.
Не трогает меня газетный жирный лозунг,
Пока не вспыхнет жизнь сквозь полосы газет
И не запляшет стих под каждой строчкой прозы.Я разумом пойму любой сухой доклад,
Но соль не в этом… Вы меня простите, —
Ведь разум — он всегда немножко бюрократ,
А сердце — милый и растерянный проситель… И чтобы жизнь без промаха творить,
Чтоб труд был радостен, порою очень надо
Пошире дверь для сердца отворить
И написать: «Входите без доклада!»Коль сердца стук по-искреннему част, —
Легко и разуму владеть мотором воли.
Ведь только так растет энтузиаст…
Энтузиаст без сердца — не смешно ли? Я вижу наш большой и радостный Союз,
Такой огромный, что над ним висит полнеба.
Он — как в тумане: честно признаюсь —
Я в тысячной его частичке не был.Но те места, где я в былые дни
Бродил и жил зимой и в полдень летний,
Я вижу так, как будто вот они
Передо мной мелькают в киноленте.Ничтожно мал пунктир моих следов,
Но даже в этом маленьком пунктире
Так много милых сердцу городов,
Людей и дел, неповторимых в мире! Все полно бодростью моей большой страны —
Простор степей, как ожиданье, долгих,
И ветки подмосковной бузины,
Казбека снег и рыбный запах Волги.В ее дыханье — запахи земли
И крепкий ритм осмысленной работы,
И вздох ее колышет корабли
И подымает в воздух самолеты.На целый мир она свой гимн поет,
И звонкий голос никогда не смолкнет —
С улыбкой отирающая пот
Веселая, большая комсомолка! Стихи не кончены… А в окна смотрит ночь.
Вот время чертово — летит быстрее птицы!..
Во сне смеется маленькая дочь:
Хороший сон, веселый сон ей снится.Все спит кругом… И мне бы надо спать,
Но я свой сон за рифмой проворонил
И не сумел ни строчки написать
О будущей войне и обороне.А я ведь обещал. И знают все друзья,
Что я на редкость аккуратный автор…
И ясно-ясно представляю я
Свой труд и путь в уже наставшем «завтра»: Протяжный крик недремлющих гудков.
Проснувшийся большой и дружный город,
Звонки трамваев, гул грузовиков,
И холодок, струящийся за ворот.Редакция… Пожатья крепких рук
И пробной шутки выстрел ощутимый,
Листы газет — и тем огромный круг,
И труд, порой тяжелый, но любимый… Не летчик я, не снайпер, не герой, —
И не сумел сказать про оборону,
Но в миг любой я встать готов горой
За наш Союз.Пусть только тронут!
1Машина вас
ломала, как ветку.
Профсоюз машину
загородит в сетку.2Я — член союза.
Союз
позаботится,
чтоб ко мне не подошла
безработица.3Член союза
первым пройдет
в рабфак
и вузы.4Рабочий один слаб,
профсоюз —
защита
от
хозяйских лап.5Если ты
на работе
стал инвалид,
профсоюз
тебя
обеспечить велит.6В одиночку
нас
предприниматели затрут.
Колдоговор
защищает труд.7Без грамоты втрое
над работой потеем.
Союз рабочего
сделает грамотеем.8Кому из рабочих
знания не любы?
Профсоюз дает
школы и клубы.9Износится рабочий,
профсоюз ему
дает санаторий
под Москвой и в Крыму.10Чтоб союз аккуратно работу нес,
вноси аккуратно членский взнос.11Под защитой союза, при равном труде,
мужчине и женщине зарплата наравне.12Члену союза
нэпач
нипочем.
Профсоюз защитит
и справится
с нэпачом.13Чтоб легче был
работы груз,
коллективный договор
заключит союз.14Профсоюз —
по женскому рабству
удар.
Профсоюз —
защитник женского
труда.15Везде,
где труд,
рабочий где, —
На страже
кодекс
законов о труде.
Тактика буржуя
проста и верна:
лидера
из союза выдернут,
«на тебе руку,
и в руку на»,
и шепчут
приказы лидеру.
От ихних щедрот
солидный клок
(Тысячу фунтов!
Другим не пара!)
урвал
господин
Вильсон Гевлок,
председатель
союза матросов и кочегаров.
И гордость класса
в бумажник забросив,
за сто червонцев,
в месяц из месяца,
речами
смиряет
своих матросов,
а против советских
лает и бесится.
Хозяйский приказ
намотан на ус.
Продав
и руки,
и мысли,
и перья,
Вильсон
организовывает Союз
промышленного мира
в Британской империи.
О чем
заботится
бывший моряк,
хозяина
с рабочим миря?
Может ли договориться раб ли
с теми,
кем
забит и ограблен?
Промышленный мир? —
Не новость.
И мы
приветствуем
тишину и покой.
Мы
дрались годами,
и мы —
за мир.
За мир —
но за какой?
После военных
и революционных бурь
нужен
такой мир нам,
чтоб буржуазия
в своем гробу
лежала
уютно и смирно.
Таких
деньков примирительных
надо,
чтоб детям
матросов и водников
буржуя
последнего
из зоологического сада
показывали
в двух намордниках.
Чтоб вместо
работы
на жирные чресла —
о мире
голодном
заботиться,
чтоб вместе со старым строем
исчезла
супруга его,
безработица.
Чтобы вздымаемые
против нас
горы
грязи и злобы
оборотил
рабочий класс
на собственных
твердолобых.
Тогда
где хочешь
бросай якоря,
и станет
товарищем близким,
единую
трубку мира
куря,
советский рабочий
с английским.
Матросы
поймут
слова мои,
но вокруг их союза
обвился
концом золотым
говорящей змеи
мистер
Гевлок Ви́льсон.
Что делать? — спро́сите.
Вильсона сбросьте!
Возможен ли
социализм
в безграмотной стране?
— Нет!
Построим ли мы
республику труда?
— Да.
Чтоб стройка
не зря
была начата́,
чтоб не обрушились
коммуны леса —
надо,
чтоб каждый в Союзе
читал,
надо,
чтоб каждый в Союзе
писал.
На сделанное
не смотри
довольно, умиленно:
каждый девятый
темен и сер.
15,
15 миллионов
безграмотных
в РСФСР.
Это
не полный счет
еще:
льются
ежегодно
со всех концов
сотни тысяч
безграмотных
юнцов.
Но как
за грамотность
ни борись и ни ратуй,
мало кто
этому ратованию
рад.
Сунься
с ликвидацией неграмотности
к бюрократу!
Бюрократ
подымет глаза
от бумажных копаний
и скажет внятно:
— Катись колбасой!
Теперь
на очереди
другие кампании:
растрата,
хулиганщина
с беспризорностью босой.
Грамота
сама
не может даться.
Каждый грамотный, ты, —
ты
должен
взяться
за дело ликвидации
безграмотности
и темноты.
Готов ли
ты
для этого труда?
— Да!
Будут ли
безграмотные
в нашей стране?
— Нет!
Помните
раньше
дела провинций? —
Играть в преферанс,
прозябать
и травиться.
Три тысячи три,
до боли скул,
скулили сестры,
впадая в тоску.
В Москву!
В Москву!
В Москву!!!
В Москву!!!
Москва белокаменная,
Москва камнекрасная
всегда
была мне
мила и прекрасна.
Но нам ли
столицей одной утолиться?!
Пиджак Москвы
для Союза узок.
И вижу я —
за столицей столица
растет
из безмерной силы Союза.
Где во́роны
вились,
над падалью каркав,
в полотна
железных дорог
забинтованный,
столицей
гудит
украинский Харьков,
живой,
трудовой
и железобетонный.
За горами угля́
и рельс
поезда
не устанут свистать.
Блок про это писал:
«Загорелась
Мне Америки новой звезда!»
Где раньше
су́шу
китов и акул
лизало
безрыбое море,
в дворцах
и бульварах
ласкает Баку —
того,
кто трудом измо́рен.
А здесь,
где афиши
щипала коза,
— «Исполнят
такие-то арии»… —
сказанием
встает Казань,
столица
Красной Татарии.
Москве взгрустнулось.
Старушка, што ты?!
Смотри
и радуйся, простолицая:
вылупливаются,
во все Советские Штаты,
новорожденные столицы!
Чтоб крепла трудовая Русь,
одна должна быть почва:
неразрываемый союз
крестьянства
и рабочего.
Не раз мы вместе были, чать:
лихая
шла година.
Рабочих
и крестьянства рать
шагала воедино.
Когда пришли
расправы дни,
мы
вместе
шли
на тронище,
и вместе,
кулаком одним,
покрыли по коронище.
Восстав
на богатейский мир,
союзом тоже,
вместе,
пузатых
с фабрик
гнали мы,
пузатых —
из поместий.
Войной
вражи́ще
лез не раз.
Единокровной дружбой
война
навек
спаяла нас
красноармейской службой.
Деньки
становятся ясней.
Мы
занялися стройкой.
Крестьянин! Эй!
Еще тесней
в ряду
с рабочим
стой-ка!
Бельмо
для многих
красный герб.
Такой ввинтите болт им —
чтобы вовек
крестьянский серп
не разлучился
с молотом.
И это
нынче
не слова —
прошла
к словам привычка!
Чай, всем
в глаза
бросалось вам
в газетах
слово
«смычка»?
— Сомкнись с селом! — сказал Ильич,
и город
первый
шествует.
Десятки городов
на клич
над деревнями
шефствуют.
А ты
в ответ
хлеба рожай,
делись им
с городами!
Учись —
и хлеба урожай
учетверишь
с годами.
Товарищ,
вдаль
за моря запусти
свое
пролетарское око!
Тебе
Вильсона покажет стих,
по имени —
Гевло́ка.
Вильсон
представляет
союз моряков.
Смотрите, владыка моря каков.
Прежде чем
водным лидером сделаться,
он дрался
с бандами
судовладельцев.
Дрался, правда,
не очень шибко,
чтоб в будущем
драку
признать ошибкой.
Прошла
постепенно
молодость лет.
Прежнего пыла
нет как нет!
И Ви́льсон
в новом
сиянии
рабочим явился.
На пост
председательский
Ви́льсон воссел.
Покоятся
в креслах ляжки.
И стал он
союз
продавать
во все
тяжкие.
Английских матросов
он шлет воевать:
— Вперед,
за купцову прибыль! —
Он слал
матросов
на минах взрывать, —
и шли
корабли
под кипящую водь,
и жрали
матросов
рыбы.
Текут миллиарды
в карманы купцовы.
Купцовы морды
от счастья пунцовы.
Когда же
матрос,
обляпан в заплаты,
пришел
за парой грошей —
ему
урезали
хвост от зарплаты
и выставили
взашей.
Матрос изумился:
— Ловко!
Пойду
на них
забастовкой. —
К Вильсону —
о стачке рядиться.
А тот —
говорит о традициях!
— Мы
мирное счастье выкуем,
а стачка —
дело дикое. —
Когда же
все,
что стояло в споре,
и мелкие стычки,
и драчки,
разлились
в одно
огромное море
всеобщей
великой стачки —
Гевлок
забастовку оную
решил
объявить незаконною.
Не сдерживая
лакейский зуд,
чтоб стачка
жиреть не мешала бы,
на собственных рабочих
в суд
Вильсон
обратился с жалобой!
Не сыщешь
аж до Тимбу́кту
такого
второго фрукта!
Не вечно
вождям
союзных растяп
держать
в хозяйских хле́вах.
Мы знаем,
что ежедневно
растет
крыло
матросов левых.
Мы верим —
скоро
английский моряк
подымется,
даже на водах горя,
чтоб с шеи союза
смылся
мистер
Гевлок Ви́льсон.
Только ветер да звонкая пена,
Только чаек тревожный полет,
Только кровь, что наполнила вены,
Закипающим гулом поет.
На галерах огромных и смрадных,
В потном зное и мраке сыром,
Под шипенье бичей беспощадных
Мы склонялись над грузным веслом.
Мы трудились, рыдая и воя,
Умирая в соленой пыли,
И не мы ли к божественной Трое
Расписные триремы вели?
Соль нам ела глаза неизменно,
В круглом парусе ветер гудел,
Мы у гаваней Карфагена
Погибали от вражеских стрел.
И с Колумбом в просторы чужие
Уходили мы, силой полны,
Чтобы с мачты увидеть впервые
Берега неизвестной страны.
Мы трудились средь сажи и дыма
В черных топках, с лопатой в руках,
Наши трупы лежат под Цусимой
И в прохладных балтийских волнах.
Мы помним тревогу и крики,
Пенье пули — товарищ убит;
На «Потемкине» дружный и дикий
Бунт горячей смолою кипит.
Под матросскою волею властной
Пал на палубу сумрачный враг,
И развертывается ярко-красный
Над зияющей бездною флаг.
Вот заветы, что мы изучили,
Что нас учат и мощь придают;
Не покорствуя вражеской силе,
Помни море, свободу и труд.
Сбросив цепи тяжелого груза
(О, Империи тягостный груз),
Мы, как братья, сошлись для союза,
И упорен и крепок союз.
Но в суровой и трудной работе
Мы мечтали всегда об одном —
О рабочем сияющем флоте,
Разносящем свободу и гром.
Моряки, вы руками своими
Создаете надежный оплот.
Подымается в громе и дыме
Революции пламенный флот.
И летят по морскому раздолью,
По волнам броневые суда,
Порожденные крепкою волей
И упорною силой труда.
Так в союзе трудясь неустанно,
Мы от граней советской земли
Поведем в неизвестные страны
К восстающей заре корабли.
Посмотрите: в просторах широких
Синевой полыхают моря
И сияют на мачтах высоких
Золотые огни Октября.
С чем
в поэзии
не сравнивали Коминтерна?
Кажется, со всем!
И все неверно.
И корабль,
и дредноут,
и паровоз,
и маяк —
сравнивать
больше не будем.
Главным
взбудоражена
мысль моя,
что это —
просто люди.
Такие вот
из подвальных низов —
миллионом
по улицам льются.
И от миллионов
пришли на зов —
первой
победившей
революции.
Историю
движет
не знатная стайка —
история
не деньгой
водима.
Историю
движет
рабочая спайка —
ежедневно
и непобедимо.
Тих
в Европах
класса коло́сс, —
но слышнее
за разом раз —
в батарейном
лязге колес
на позиции
прет
класс.
Товарищ Бухарин
из-под замызганных пальм
говорит —
потеряли кого…
И зал
отзывается:
«Вы жертвою пали…
Вы жертвою пали в борьбе роковой».
Бедой
к убийцам,
песня, иди!
К вам
имена жертв
мы
еще
принесем, победив, —
на пуле,
штыке
и ноже.
И снова
перечень
сухих сведений —
скольких
Коминтерн
повел за собой…
И зал отзывается:
«Это —
последний
и решительный бой».
И даже
речь
японца и китайца
понимает
не ум,
так тело, —
бери оружие в руки
и кидайся!
Понятно!
В чем дело?!
И стоило
на трибуне
красной звездой
красноармейцу
загореться, —
поняв
язык революции,
стоя
рукоплещут
японцы и корейцы.
Не стала
седа и стара —
гремит,
ежедневно известней
п-я-т-и-д-е-с-я-т-и стран
боевая
рабочая песня.
Ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь мою.Еванг. Матфея, XVИ. 18
Мне сердце светом озарил
Ты, мой задумчивый учитель,
Ты темный разум просветил,
Эллады мощный вдохновитель.
А ты, певец родной зимы,
Меня ведешь из вечной тьмы.
Здесь на земле единоцельны
И дух и плоть путем одним
Бегут, в стремленьи нераздельны,
И бог — одно начало им.
Он сотворил одно общенье,
И к нам донесся звездный слух,
Что в вечном жизненном теченьи
И с духом плоть, и с плотью дух.
И от рожденья — силой бога
Они, исчислены в одно,
Бегут до смертного порога —
Вселенной тайное звено.
9 декабря 1900
Вечный дух — властитель вышний тела —
Божеству подвластен, как оно.
Их союз до смертного предела —
Власти тайное зерно.
Вечен дух — и преходящим телом
Правит, сам подвластный божеству:
Власть в общеньи стала их уделом,
В ней — стремленье к естеству.
Их союз — к природной духа власти,
К подчиненью тела — их союз.
И бегут в едино спло́ченные части
Силой вышних, тайных уз.
10 декабря 1900
Дух человеческий властен земное покинуть жилище,
Тело не властно идти против велений души.
Сила души — властелин и могучий даятель закона,
Сила телесная вмиг точно исполнит закон.
Так-то обемлемый дух его же обнявшему телу
Властно законы дает, тело наполнив собой.
Тело же точно и вмиг души исполняет законы,
В жизненной связи с душой, вечно подвластно душе.
Паровоз
Паровоз вагоны
Паровоз вагоны тянет,
Пар
Пар пускает
Пар пускает под откос,
Крутит
Крутит длинными
Крутит длинными локтями
У железных
У железных у колес.
Паровоз
Паровоз колеса
Паровоз колеса гонит,
Пролетает,
Пролетает, как снаряд…
Только слышно,
Только слышно, как вагоны
По-японски
По-японски говорят…
То ли в окна,
То ли в окна, то ли в двери
Ветер глянул…
Ветер глянул… и назад:
И глазам
И глазам своим
И глазам своим не верит —
Столько
Столько в поезде
Столько в поезде солдат?!
Глянул ветер…
Глянул ветер… и не верит…
И торопится
И торопится к своим,
И летит,
И летит, летит
И летит, летит на север
К приамурским
К приамурским часовым.
Через пущи
Через пущи через чащи.
Через мелкие
Через мелкие кусты
Мчится он…
Мчится он… и по-кошачьи
Выгибаются
Выгибаются мосты.
Он несется
Он несется росомахой
По сугробам
По сугробам снеговым
И кидается
И кидается с размаху
На тулупы
На тулупы к часовым!
Часовой
Часовой снимает чайник,
Улыбается
Улыбается в ответ:
«Зря волнуетесь,
«Зря волнуетесь, начальник,
Все в порядке…
Все в порядке… пьяных нет».
Мы не станем
Мы не станем драться
Мы не станем драться сами,
Но Союз
Но Союз вполне готов…
Нам известно
Нам известно расписанье
Всех
Всех японских
Всех японских поездов!