Смело верь тому, что вечно,
Безначально, бесконечно,
Что прошло и что настанет,
Обмануло иль обманет.
Если сердце молодое
Встретит пылкое другое,
При разлуке, при свиданье
Закажи ему молчанье.
Всё на свете редко стало:
Есть надежды — счастья мало;
Не забвение разлука:
То — блаженство, это — мука,
Если счастьем дорожил ты,
То зачем его делил ты?
Для чего не жил в пустыне?
Иль об этом вспомнил ныне?
Мне снилась снова ты, в цветах,
на шумной сцене,
Безумная, как страсть, спокойная, как сон,
А я, повергнутый, склонял свои колени
И думал: "Счастье там, я снова покорен!"
Но ты, Офелия, смотрела на Гамлета
Без счастья, без любви, богиня красоты,
А розы сыпались на бедного поэта,
И с розами лились, лились его мечты…
Ты умерла, вся в розовом сияньи,
С цветами на груди, с цветами на кудрях,
А я стоял в твоем благоуханьи,
С цветами на груди, на голове, в руках…
В.К. Вам страшно за меня — а мне за вас.
Но разный страх мы разумеем.
Пусть схожие мечтания у нас, -
Мы разной жалостью жалеем.Вам жаль «по-человечески» меня.
Так зол и тяжек путь исканий!
И мне дороги тихой, без огня
Желали б вы, боясь страданий.Но вас — «по-Божьему» жалею я.
Кого люблю — люблю для Бога.
И будет тем светлей душа моя,
Чем ваша огненней дорога.Я тихой пристани для вас боюсь,
Уединенья знаю власть я;
И не о счастии для вас молюсь —
О том молюсь, что выше счастья.
Дорога ты, дорога,
Стальная колея! —
Старинный город Вязьма,
Где счастье встретил я. —
Своё я встретил счастье,
Но не узнал его.
И я ушёл, уехал
От счастья своего.
Пусть даже из Байкала
Теперь я воду пью,
А всё ж забыть не в силах
Садовую скамью, —
Садовую скамейку,
Платок твой расписной… —
Далёкий город Вязьма,
Всегда ты предо мной.
Я столько там оставил,
Что не сочтёшь потерь…
Чего ж я ожидаю,
Чего ищу теперь?
Я сам во всём виновен,
Я сам сказал: забудь!..
Но ты мне, город Вязьма,
Ответь хоть что-нибудь!
Счастье.
Счастлив тот, кто с юных дней прекрасных
На защите слабаго стоял
И гонимых, жалких и безгласных
Всей душой и грудью защищал!
Полон мир страданьями людскими,
Полон мир страданьями зверей.
Счастлив тот, чье сердце перед ними
Билось лишь любовью горячей.
Счастлив тот, чья ласка состраданья
Для забитых, темных и немых
Облегчает тяжесть их страданья,
Боль обид, жестокостей людских.
Счастлив тот, чей голос неустанно
За теснимых пламенно звучит,
Чья душа, сквозь тучи и туманы,
Как маяк, любовью к ним горит.
Вся я горю, не пойму отчего…
Сердце, ну как же мне быть?
Ах, почему изо всех одного
Можем мы в жизни любить? Сердце в груди
Бьется, как птица,
И хочешь знать,
Что ждет впереди,
И хочется счастья добиться! Радость поет, как весенний скворец,
Жизнь и тепла и светла.
Если б имела я десять сердец, —
Все бы ему отдала! Сердце в груди
Бьется, как птица,
И хочешь знать,
Что ждет впереди,
И хочется счастья добиться!
Ясный сияющий день
Тихо уносится прочь;
Тихо сгущается тень…
Здраствуй, желанная ночь!
Жутко молчит тишина,
В сердце — тоска и любовь!
Нынче, — шепнула она —
Будем мы счастливы вновь!..
Страшно в тени тополей!
Тихо иду я вперед!
В сумраке старых аллей
Кто-то задумчиво ждет!
Прочь же сомнения, прочь!…
Светлы и сладки мечты!…
Счастье, волшебная ночь,
Счастье приносишь мне ты!
Отвека люди служат Богу,
Тому, кого незримый гнет
К Его небесному чертогу
Тягчит земной души полет.
Тому, кто сеет злое семя
Промежду семени добра,
Чей путь — объемлющее время,
Обитель — дальняя гора.
Идут века, — но поколенья
Стремятся к горному хребту
И ловят с криком опьяненья
Его одежды на лету.
Вершины редко достигают
И гибнут, гибнут — каждый миг,
А, кто достигнет, — умирает, –
Но смерть его — победный клик!
Здорово, Юрьев именинник!
Здорово, Юрьев лейб-улан!
Сегодня для тебя пустынник
Осушит пенистый стакан.
Здорово, Юрьев именинник!
Здорово, Юрьев лейб-улан!
Здорово, рыцари лихие
Любви, свободы и вина!
Для нас, союзники младые,
Надежды лампа зажжена.
Здорово, рыцари лихие
Любви, свободы и вина!
Здорово, молодость и счастье,
Застольный кубок и бордель,
Где с громким смехом сладострастье
Ведет нас пьяных на постель.
3дорово, молодость и счастье,
Застольный кубок и бордель!
Наслаждайтесь: все проходит!
То благой, то строгий к нам,
Своенравно рок приводит
Нас к утехам и к бедам.
Чужд он долгого пристрастья:
Вы, чья жизнь полна красы,
На лету ловите счастья
Ненадежные часы.
Не ропщите: все проходит,
И ко счастью иногда
Неожиданно приводит
Нас суровая беда.
И веселью, и печали,
На изменчивой земле,
Боги праведные дали
Одинакие криле.
Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней?
Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?
За дружбу старую —
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
Побольше кружки приготовь
И доверху налей.
Мы пьем за старую любовь,
За дружбу прежних дней.
За дружбу старую —
До дна!
За счастье юных дней!
По кружке старого вина —
За счастье юных дней.
С тобой топтали мы вдвоем
Траву родных полей,
Но не один крутой подъем
Мы взяли с юных дней.
Переплывали мы не раз
С тобой через ручей.
Но море разделило нас,
Товарищ юных дней.
И вот с тобой сошлись мы вновь.
Твоя рука — в моей.
Я пью за старую любовь,
За дружбу прежних дней.
За дружбу старую —
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
Перевод из Роберта Бернса
Ничего не надо, даже счастья
быть любимым, не
надо даже тёплого участья,
яблони в окне.
Ни печали женской, ни печали,
горечи, стыда.
Рожей — в грязь, и чтоб не поднимали
больше никогда.
Не вели бухого до кровати.
Вот моя строка:
без меня отчаливайте, хватит
— небо, облака!
Жалуйтесь, читайте и жалейте,
греясь у огня,
вслух читайте, смейтесь, слёзы лейте.
Только без меня.
Ничего действительно не надо,
что ни назови:
ни чужого яблоневого сада,
ни чужой любви,
что тебя поддерживает нежно,
уронить боясь.
Лучше страшно, лучше безнадежно,
лучше рылом в грязь.
Что-то мурлыча вполголоса,
Дошли они до реки.
Девичьи пушистые волосы
Касались его щеки.
Так в речку смотрелись ивы,
И так полыхал закат,
Что глянешь вокруг с обрыва —
И не уйдешь назад!
Над ними по звездному залу
Кружила, плыла луна.
— Люблю я мечтать! — сказал он.
— Я тоже… — вздохнула она.
Уселись на край обрыва,
Смотрели в речную тьму.
Он очень мечтал красиво!
Она кивала ему.
А речь шла о том, как будет
С улыбкой душа дружить,
О том, что без счастья людям
Нельзя, невозможно жить.
Счастье не ждет на пригорке,
К нему нелегки пути,
И надо быть очень зорким,
Чтоб счастье свое найти!
Звенят их умные речи,
За дальней летя мечтой…
А счастье… Счастье весь вечер
Стоит у них за спиной.
Величества, любви, щедроты, красоты
Изображенны здесь бессмертные черты,
О коих тяжется со Счастьем Добродетель.
Вселенна судия их спору и свидетель.
Но Россы говорят: возложим мы венец
Hе на чело побед, — владычицу сердец.
1789
О коих спор ведет со Счастьем Добродетель.
Вселенна зрит на них и с плеском им свидетель.
Россия говорит, что истины венец
Отдаст любезнейшей владычице сердец.
Краток, но мирен и тих младенческий, сладостный возраст!
Но — ах, не знает цены дням безмятежным дитя.
Юноша в буре страстей, а муж, сражаяся с буйством,
По невозвратном грустят в тяжкой и тщетной тоске.
Так из объятий друзей вырывается странник; но вскоре
Вздрогнет, настижен грозой, взглянет в унылую даль:
Ищет — бедный! — любви, напрасно хижины ищет;
Он одинок — и дождь хлещет навстречу ему,
Ветер свистит, гремят и рокочут сердитые громы,
И, осветя темноту, молния тучи сечет!
Забыв о счастьи, о весельи,
Отвергнув равнодушный свет,
Один в своей унылой келье
Ты, чарователь и поэт.
Ты только сети сердцу вяжешь,
Печально голову клоня,
И все молчишь, и мне не скажешь
О том, как любишь ты меня.
А я — надменная царица.
Не знаю я свободных встреч.
Душна мне эта багряница,
Ярмо моих прекрасных плеч,
Бессильна я в томленьях страсти.
Соседний трон угрюмо пуст,
И только призрак гордой власти
Порой коснется алых уст.
О, если б снять венец двурогий,
И целовать, и обнимать!
Но все твердит мне кто-то строгий,
Что я — увенчанная мать.
Милый, прости, что хочу повторять
Прежних влюбленных обеты.
Речи знакомые — новы опять,
Если любовью согреты.Милый, я знаю: ты любишь меня,
И об одном все моленья, —
Жить, умереть, это счастье храня,
Светлой любви уверенья.Милый, но если и новой любви
Ты посвятишь свои грезы,
В воспоминаниях счастьем живи,
Мне же оставь наши слезы.Пусть для тебя эта юная даль
Будет прекрасной, как ныне.
Мне же, мой милый, тогда и печаль
Станет заветной святыней.
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила.
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли.
Не дознамо печени судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила.
Родился я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
Только не по совести счастье наготове,
Выбираю удалью и глаза и брови.
Как снежинка белая, в просини я таю
Да к судьбе-разлучнице след свой заметаю.
Резкие гудки автомобиля,
сердца замирающий полет.
В облаках белесой крымской пыли
прячется нежданный поворот.
Полны звона выжженные травы.
Ветром с губ уносятся слова.
Слева склоны, склоны, а направо —
моря сморщенная синева.
Ветер все прохладнее. Все ближе
дальних гор скалистое кольцо.
Я еще до сумерек увижу
ваше загорелое лицо.
Но когда б в моей то было власти,
вечно путь я длила б, оттого
что минуты приближенья к счастью
много лучше счастья самого.
Так, от века здесь, на земле, до века,
И опять, и вновь
Суждено невинному человеку —
Воровать любовь.По камням гадать, оступаться в лужи
. . . . . . . . . .
Сторожа часами — чужого мужа,
Не свою жену.Счастье впроголодь? у закона в пасти!
Без свечей, печей…
О несчастное городское счастье
Воровских ночей! У чужих ворот — не идут ли следом? —
Поцелуи красть…
— Так растет себе под дождем и снегом
Воровская страсть…29 сентября 1916
Не раз ходил при тусклом фонаре,
Мерцавшем в похоронном городишке,
В каморку к ней; со мною были книжки.
Она жила близ рощи, в серебре.
Бывало, ночь мечтает о заре,
Любя, томясь… Трещат в камине шишки.
Шатун-Мороз скрежещет на дворе.
Ведь хорошо? — хотя бы понаслышке!
Она — во мне, я — в ней, а в нас — роман.
Горячий чай. Удобная кушетка.
И красного бургонского стакан.
Целуемся, смеемся, плачем, детка,
Но страсть молчит: так дремлет океан.
Вот счастье где, но это счастье — редко!
Я бы дорого дал за прощенье твое,
За когда-то чудесное счастье мое,
За улыбку твоих зацелованных губ,
За мгновенье, когда для тебя был я люб.
Я готов на страданья, на пытки идти,
Чтоб прижать тебя снова к иссохшей груди,
Чтоб молить о прощеньи у маленьких ног,
Чтоб слезами омыть твой невинный порог.
Возвратись — возврати мне желанный покой
И живи, и умри для меня и со мной.
Возвратит мне чудесное счастье мое
Только взгляд, только слово былое твое!
Опять я еду чистым полем,
Всё та же бледная луна,
И грустно вспомнить поневоле
Былые счастья времена.
Как будто я влюблен и молод,
Как будто счастье вновь живет, —
И летней ночи влажный холод
Моей душе огонь дает.
Я еду. Звезды смотрят в очи…
Одна упала… пробудив
Многообразье неба ночи,
Угас серебряный извив… Опять я еду полем чистым,
Всё те же звезды и луна…
Душа полна тоской лучистой,
Былым огнем на миг полна…
Словно что-то ожидая
И о чем-то сожалея,
За окном шумит пустая
Полутемная аллея.
Каждый вечер у забора
Голосят и гнутся ивы.
Или осень вправду скоро?
Иль деревья несчастливы?
Нет, до осени далеко,
Не навек ненастье это.
Ведь куда ни кинешь око,
Всюду праздник, всюду лето.
Всюду гонит ввысь природа
Многоцветные наряды,
И несет ей непогода
Море влаги и прохлады.
Слава вам, седые тучи,
И тебе, мое ненастье!
Ожиданье счастья лучше,
Чем потерянное счастье.
Я зеркало протру рукой
и за спиной увижу осень.
И беспокоен мой покой,
и счастье счастья не приносит.На землю падает листва,
но долго кружится вначале.
И без толку искать слова
для торжества такой печали.Для пьяницы-говоруна
на флейте отзвучало лето,
теперь играет тишина
для протрезвевшего поэта.Я ближе к зеркалу шагну
и всю печаль собой закрою.
Но в эту самую мину-
ту грянет ветер за спиною.Все зеркало заполнит сад,
лицо поэта растворится.
И листья заново взлетят,
и станут падать и кружиться
Ясное солнце, сияя
С синих лазурных небес,
Ласково светит, бросая
Луч на синеющий лес,
Где птицы щебечут,
На солнце играя,
И, ввысь улетая,
О счастье поют.
Сердце трепещет от счастья,
Какое приносит весна.
Прощайте, прощайте, ненастья,
Прощай и ты, злая зима.
Пусть птицы щебечут,
На солнце играя,
И, ввысь улетая,
О счастье поют.
Все оживает с весною:
Вдали зеленеют поля,
А там, над далекой горою,
Слышится голос ручья.
Там птицы щебечут,
На солнце играя,
И, ввысь улетая,
О счастье поют.
В те дни, как светило мне счастье,
Я видел повсюду участье,
Друзья окружали толпой
И братски делили со мной
Обеды мои и монеты,
И все остальные предметы.
Я с счастем навеки простился,
Совсем кошелек истощился,
Померкнула радость моя —
И все дорогие друзья,
С своим неподдельным участьем,
Ушли за исчезнувшим счастьем.
Забота, сиделкой ночною,
Угрюмо сидит надо мною,
Одетая в черный колпак,
И нюхает скверный табак, —
И нюханье слух мой терзает
И гадко старуха кивает.
Порою мне грезится: снова
Вернулись дни счастья былого,
И солнце, и дружеский круг…
Но скрип отвратительный вдруг
Касается бедного слуха, —
То нос утирает старуха.
Тонга-Табу, Юг Священный, Край Завороженный,
Я люблю тебя за то, что ты лучисто-сонный.
Я люблю тебя за то, что все Тонганки рады
Пить душой напиток счастья, смехи и услады.
Я люблю тебя за то, что все Тонганцы — дети,
Всех блаженней, простодушней, всех светлей на свете.
Я люблю тебя за то, что вот тебя люблю я,
Потому что Тонга-Табу — счастье поцелуя.
У меня идёт всё в жизни гладко
И аварий не было пока.
Мне знакома каждая палатка,
Где нальют мне кружечку пивка.Я, друзья, не верю обещаньям.
Обещанья — это звук пустой.
Назначайте, девушки, свиданье,
Всё равно останусь холостой.Незачем ходить, где можно ехать.
К счастью путь-дорога нелегка.
А без счастья трудно человеку,
Как в холодный день без пиджака.Не выносят многие веселья,
Я же занят думкою одной,
Как же сделать, чтобы всю неделю
В жизни получался выходной.
Наша радость, счастье наше
Не крикливы, не шумны,
Но блаженнее и краше,
Чем младенческие сны.
В серых избах, в казематах,
В нестерпимый крестный час,
Смертным ужасом обятых
Не отыщется меж нас.
Мы блаженны, неизменны,
Веря любим и молчим,
Тайну Бога и вселенной
В глубине своей храним.
Тишиной безвестья живы,
Во хмелю и под крестом,
Мы — жнецы вселенской нивы
Вечеров уборки ждем.
И хоть смерть косой тлетворной
Нам грозит из лет седых,
Он придет нерукотворный,
Век колосьев золотых.
Если милой улыбки не стало
И насупилась тонкая бровь,
Если друг отвернулся устало, —
Это значит, что время настало
И уходит любовь.Догони ее,
Удержи ее,
Береги ее, защищай, —
Не то отвернется счастье твое
И скажет тебе: «Прощай!»Если ласковый рот не смеется,
Если щеки не вспыхнули вновь,
Если милое сердце не бьется, —
Это радость с тобой расстается
И уходит любовь.Догони ее,
Удержи ее,
Береги ее, защищай, —
Не то отвернется счастье твое
И скажет тебе: «Прощай!»
Ну что же, можешь покинуть,
можешь со мной расстаться, —
из моего богатства
ничего другой не отдастся.
Не в твоей это власти,
как было, так все и будет.
От моего злосчастья
счастья ей не прибудет.
Ни любви ей,
ни ласки
не добавится ни крупицы!
Не удастся тебе,
не удастся
душой моей откупиться.
Напрасно стараться будешь:
нет любви — не добудешь,
есть любовь — не забудешь,
только счастье загубишь.
Рыжей глиной засыплешь,
за упокой выпьешь…
Домой воротишься — пусто,
из дому выйдешь — пусто,
в сердце заглянешь — пусто,
на веки веков — пусто!
Мне смешны теперь мои печали детские
И наивны кажутся мечты.
Я увидел, как недавно на Кузнецком
Зацветали ярко-красные цветы.Я увидел, как от счастья слезы катятся…
Коломбина, та, что прежде спотыкалась в облаках,
По Тверской теперь гуляет в красном платьице
С алой лентой в синих волосах.Это солнце, это счастье нестерпимое
Отогрело черные поля,
И цветами красными любимая
Зацвела усталая земля.И народу моему, большому и прекрасному,
Победившему седого сатану,
Мое сердце, окровавленное, красное,
Как цветок, в петлицу я воткну.
Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Но солнечным облаком рая
Ты в тёмное сердце вошла.
Не знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для глаз говорящих твоих.
Не знал я, что в сердце так много
Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для губ полудетских твоих.
И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твоё из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.
Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый, — открой, открой! Держу я ставни, открыть не смею,
Держусь за ставни и страх таю.
Храню, лелею, храню, жалею
Мой луч последний — любовь мою. Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах, — порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье — и в Нелюбви. Охладевая, творю молитву,
Любви молитву едва творю…
Слабеют руки, кончаю битву,
Слабеют руки… Я отворю!