Пришла и розы рассыпаешь,
Свирельно клича мертвеца,
И взоры страстные склоняешь
На бледность моего лица.
Но как ни сладки поцелуи,
Темны мои немые сны.
Уже меня колышат струи
Непостижимой глубины.
Багровые затмили тучи
Лобзаний яркие лучи,
И рассудок, и сердце, и память губя,
Я недаром так жарко целую тебя —
Я целую тебя и за ту, перед кем
Я таил мои страсти — был робок и нем,
И за ту, что меня обожгла без огня
И смеялась, и долго терзала меня,
И за ту, чья любовь мне была бы щитом,
Да, убитая, спит под могильным крестом.
Все, что в сердце моем загоралось для них,
Догорая, пусть гаснет в объятьях твоих.
Когда, Аньес, мою улыбку
К твоим устам я приближаю,
Не убегай пугливой рыбкой,
Что будет — я и сам не знаю.Я знаю радость приближенья,
Веселье дум моих мятежных;
Но в цепь соединю ль мгновенья?
И губ твоих коснусь ли нежных? Взгляни, не бойся; взор мой ясен,
А сердце трепетно и живо.
Миг обещанья так прекрасен!
Аньес… Не будь нетерпелива… И удаление, и тесность
Я плакал на заре, когда померкли дали,
Когда стелила ночь росистую постель,
И с шепотом волны рыданья замирали,
И где-то вдалеке им вторила свирель.
Сказала мне волна. «Напрасно мы тоскуем», —
И, сбросив свой покров, зарылась в берега,
А бледный серп луны холодным поцелуем
С улыбкой застудил мне слезы в жемчуга.
И я принес тебе, царевне ясноокой,
Кораллы слез моих печали одинокой
Ты влилась в мою жизнь, точно струйка Токая
В оскорбляемый водкой хрусталь.
И вздохнул я словами: «Так вот ты какая:
Вся такая, как надо!» В уста ль
Поцелую тебя иль в глаза поцелую,
Точно воздухом южным дышу.
И затем, что тебя повстречал я такую,
Как ты есть, я стихов не пишу.
Пишут лишь ожидая, страдая, мечтая,
Ошибаясь, моля и грози.
Девушка пугливо куталась в болото,
ширились зловеще лягушечьи мотивы,
в рельсах колебался рыжеватый кто-то,
и упорно в буклях проходили локомотивы.
В облачные пары сквозь солнечный угар
врезалось бешенство ветряной мазурки,
и вот я-озноенный июльский тротуар,
а женщина поцелуи бросает — окурки!
За нежный поцелуй ты требуешь сонета…
В. ЖуковскийКак некогда потребовала Лила
В обмен на нежный поцелуй — сонет,
Так и моя сказала Маша: «Нет!»
И девы той желанье повторила.Напрасно говорил я ей: «Мой свет,
Капризами меня ты истомила,
Я напишу беспламенно, уныло,
Не то что романтический поэт».Но спорить как с девицей своенравной?
Изволь влагать пустую болтовню
В сонетный ямб, торжественный и славный.Кончаю труд. Хоть мало в нем огню,
ЕленеО, только б огонь этих глаз целовать, —
Я тысячи раз не устал бы желать!
Всегда погружать мои губы в их свет,
В одном поцелуе прошло бы сто лет!
Но разве душа утолится, любя?
Всё льнул бы к тебе, целовал бы тебя.
Ничто б не могло губ от губ оторвать:
Мы всё б целовались опять и опять:
И пусть поцелуям не будет числа,
Как зернам на ниве, где жатва спела.
Уже бежит полночная прохлада,
И первый луч затрепетал в листах,
И месяца погасшая лампада
Дымится, пропадая в облаках.Рассветный час! Урочный час разлуки!
Шумит влюбленных приютивший дуб,
Последний раз соединились руки,
Последний поцелуй холодных губ.Да! Хороши классические зори,
Когда валы на мрамор ступеней
Бросает взволновавшееся море
И чайки вьются и дышать вольней! Но я люблю лучи иной Авроры,
(Омонимические рифмы)
Закрыв измученные веки,
Миг отошедший берегу.
О если б так стоять вовеки
На этом тихом берегу!
Мгновенья двигались и стали,
Лишь ты царишь, свой свет струя.
Меж тем в реке — из сизой стали
Влачится за струёй струя.
Проходишь ты аллеей парка
Если, после поцелуя,
Темной ночью выхожу я,
На тесовое крыльцо,
Освежить свое лицо,
Звезды искрятся, ликуя,
По небесной вышине,
Словно в жажде поцелуя
Расцвечаются оне.
И в молитвенной истоме,
В пробужденности и в дреме,
Негу заоконную на себя наденьте.
Мы — воры в законе. Dolce far niente. Вечности воруемой не сбежать из дома.
Между поцелуями — тайная истома. Долгая секунда тянется неделями —
Сладкая цикута ничегонеделанья. НТВ и в праздники выдаёт фрагменты.
Мы ж погрязли в праздности. Dolce far niente. Мы не вылезаем из ничегонеделанья.
Вся цивилизация — крестик Твой нательный. Позабудьте цельсии или фаренгейты.
Жизнь ценна бесцельностью. Dolce far niente. Длится процедурный перерыв в истории.
Между поцелуями — сладкая истома.
Уйдемте под тень, —
О, панны! О, панны! — и будем играть в поцелуйные прятки.
У Поляков Троицын день
Зовется Зеленые Святки.
Уйдемте под свежую тень, поцелуи под тенью так сладки.
О, лес, ты нас тайной одень!
За ветками ветки, прогалины, глуби, лесные загадки.
То, панны, ваш день,
Не белые, нет, изумрудные Святки.
Обойми, поцелуй,
Приголубь, приласкай,
Ещё раз — поскорей —
Поцелуй горячей.
Что печально глядишь?
Что на сердце таишь?
Не тоскуй, не горюй,
Из очей слёз не лей;
Мне не надобно их,
Мне не нужно тоски…
Когда, заботами иль злобой дня волнуем,
На твой горячий поцелуй
Не отвечаю я таким же поцелуем, —
Не упрекай и не ревнуй!
Любовь моя давно чужда мечты веселой,
Не грезит, но зато не спит,
От нужд и зол тебя спасая, как тяжелый,
Ударами избитый щит.
Не изменю тебе, как старая кольчуга
На старой рыцарской груди;
— Полоняночка, не плачь.
Светоглазочка, засмейся.
Ну, засмейся, змейкой вейся.
Все, что хочешь, обозначь.
Полоняночка, скажи.
Хочешь серьги ты? Запястья?
Все, что хочешь. Только б счастья.
Поле счастья — без межи.
Мгновенно слово. Короток век.
Где ж умещается человек?
Как, и когда, и в какой глуши
распускаются розы его души?
Как умудряется он успеть
свое промолчать и свое пропеть,
по планете просеменить,
гнев на милость переменить?
Как умудряется он, чудак,
на ярмарке
Я спросил сегодня у менялы,
Что дает за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?
Я спросил сегодня у менялы
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое «поцелуй»?
Уж вы сени, мои сени, сени новыя мои,
Сени новыя кленовыя, решетчатыя!
Значит, значит мне по сенюшкам не хаживати,
Мне мила дружка за рученьку не важивати.
Выходила молода за новыя ворота,
За новыя, кленовыя, за решетчатыя,
Да пущала сокола да из правого рукава,
На поветике соколику наказывала:
— Ты лети, лети, соколик, высоко ли далеко,
Не высоко, не далеко — на родиму сторону!
Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Мой друг, мой ангел милый,
Тебя ли я с такою силой,
Так нежно, пламенно лобзал
И к нежной груди прижимал?
Или в минуту исступленья,
В жару сердечного волненья,
Я обнимал одну мечту,
Твою рисуя красоту?
Как упоителен душе влюбленной
Живой твой взор полусмущенный,
И разсудок, и сердце, и память губя,
Я недаром так жарко целую тебя,—
Я целую тебя и за ту, перед кем
Я таил мои страсти,—был робок и нем,
И за ту, что̀ меня обожгла без огня
И смеялась, и долго терзала меня,
И за ту, чья любовь мне была бы щитом,
Да убитая спит под могильным крестом.
В пеньи звонкого ручья
Переменность трепетанья.
В нем отдельность бытия,
Восхваленье мирозданья.
Он сорвался с высоты,
Возжелав безвестной дали.
Многоснежные хребты
В нем стремленье воспитали.
И покинув горный склон.
И себя любя без меры,
Я был малюткою, она ж в своей весне,
И девственной блистала красотою;
Звала меня к себе, и улыбалась мне.
Склоняясь к ней на грудь, я смелою рукой
Златые локоны прелестной развивал,
И часто взгляд ее с стыдливостью немою
Мне резвость детскую невинно упрекал.
Но гордая, она нежней меня ласкала
При взорах юношей вздыхающих вкруг ней.
О сколько раз (но грудь еще любви не знала)
Закрыв измученныя веки,
Миг отошедший берегу.
О еслиб так стоять во-веки
На этом тихом берегу!
Мгновенья двигались и стали,
Лишь ты царишь, свой свет струя…
Меж тем в реке — из сизой стали
Влачится за струей струя.
Как из коры точит желтеющую камедь,
В Аравии, согбенный ствол,
Так медленно точит измученная память
Воспоминанья благ и зол.
Но меж всех обликов, что, плача и ревнуя,
Моя мечта навеки избрала, —
Воспоминание святого поцелуя,
Что девушка, вся в черном, мне дала.
Был пуст туманный порт, весь мир как будто вымер;
Колеблемый в береговой воде,
За нежный поцелуй ты требуешь сонета,
Но шутка ль быть творцом четырнадцати строк
На две лишь четки рифм? Скажи сама, Лилета:
„А разве поцелуй безделка!“ Дай мне срок!
Четыре есть стиха, осталось три куплета.
О Феб! о добрый Феб! не будь ко мне жесток,
Хотя немножечко парнасского мне света!
Еще строфа! Смелей! Уж берег недалек!
Закрыв измученные веки,
Миг отошедший берегу.
О если б так стоять во веки
На этом тихом берегу!
Мгновенья двигались и стали,
Лишь ты царишь, свой свет струя…
Меж тем в реке — из сизой стали
Влачится за струей струя.
Светлый голос мандолины сладкой лаской прозвучал.
Точно кто-то поцелуй мой с поцелуем обвенчал.
Точно кто-то, властным словом, вызвав к жизни брызги струй,
Дал им литься, дал им слиться в долгий влажный поцелуй.
О, Неаполь! Волны Моря! Афродиты колыбель!
Легкий звон растет, лелея. Веет млеющий Апрель.
Белый снег в горах растаял, блеском влажности плывет.
Капля с каплей тесно слиты, ключ звенит, и ключ зовет.
Возвеличились, запели, закипели ручейки,
И в русле, как в колыбели, стало тесно для реки.
Был вечер. Лодка шла под всеми парусами…
Вдруг поцелуя звук пронесся над волнами…
В безлюдии, окрест
Царившем, в тишине волшебной этой ночи
Вас видели. Но кто? Насмешливые очи
Сиявших ярко звезд.
Скользя по небесам, одна из звезд падучих
Историю любви и поцелуев жгучих
Поведала волне,
В этих душных ночах, в Итальянских ночах,
Вдруг крылатую взяв, я сжимаю тебя,
Утопивши глаза в потемневших очах,
И терзая тебя — и любя — и любя.
Этих нежных ступней ощутив красоту,
Поцелуй к ним прижал — восходил — восходил,
И, напевность любви, я узоры плету,
Сочетав поцелуй с воскуреньем кадил.
Когда, подобно горлице пугливой,
Ты уклоняешься смущенно и стыдливо
От поцелуя одного —
Я буду терпелив; поверь не оскорблю я
Тебя, дитя, безумьем поцелуя
Я своего.
Когда глаза твои с их глубиной прозрачной
Не любят, чтобы в них гляделся вечер мрачный —
Страданье затая,
«В последний раз, когда мы повстречались,
Ты поцелуя не дала в залог», —
Так молвил я, и нежен был упрек,
И алые уста ко мне прижались.
И от цветов, что в вазе распускались,
Ты отделила миртовый росток:
«Возьми с собой, и посади в горшок,
И под стеклом держи». И мы расстались.
В пеньи звонкаго ручья
Переменность трепетанья.
В нем отдельность бытия,
Восхваленье мирозданья.
Он сорвался с высоты,
Возжелав безвестной дали.
Многоснежные хребты
В нем стремленье воспитали.
По тропинкам по гористым,
По болотам и кустам
Пробираются туристы
К неизведанным местам.
Посылают нам приветы
И зверье, и комары,
Золотистые рассветы
И вечерние костры.— Не зевай, не горюй,
Посылай поцелуй
У порога.