Молодость, свет над башкою, случайные встречи.
Слушает море под вечер горячие речи,
чайка кричит и качается белый корабль —
этого вечера будет особенно жаль.Купим пиджак белоснежный и белые брюки,
как в кинофильме, вразвалку подвалим к подруге,
та поразмыслит немного, но вскоре решит:
в августе этом пусть, ладно уж, будет бандит.Всё же какое прекрасное позднее лето.
О удивление: как, у вас нет пистолета?
Два мотылька прилетают на розовый свет
спички, лицо озаряющей. Кажется, нет.Спичка плывёт, с лица исчезает истома.
Дымится гора Машук.
Над ней облака,
Как тени…
И рядом мое волненье
Да сердца тревожный стук.
Деревья в лучах рассвета…
Я встал на обрыв крутой,
Как будто от пистолета
Поэта прикрыл собой.
Но чуду здесь не случиться.
Он поправляет пистолет,
свеча качнулась, продержалась…
Как тяжело он постарел,
как долго это продолжалось.И вспомнил он издалека-
там, за пределом постаренья,
знамена своего полка,
сверканья, трубы, построенья.Не радостно ему стареть.
Вчера побрел, побрел далеко
на первый ледоход смотреть,
стоял там долго, одиноко.Потом направился домой,
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
А где твой чёрный пистолет?
На Большом Каретном.
А где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном.
Помнишь ли, товарищ, этот дом?
Я не имею больше власти
таить в себе любовные страсти.
Меня натура победила,
я, озверев, грызу удила,
из носа валит дым столбом
и волос движется от страсти надо лбом.
Ах если б мне иметь бы галстук нежный,
сюртук из сизого сукна,
стоять бы в позе мне небрежной,
Насмешливый, тщедушный и неловкий,
единственный на этот шар земной,
на Усачевке, возле остановки,
вдруг Лермонтов возник передо мной,
и в полночи рассеянной и зыбкой
(как будто я о том его спросил) —
— Мартынов — что…—
он мне сказал с улыбкой.-
Он невиновен.
Я его простил.
1
Дядя Боря говорит,
Что
От того он так сердит,
Что
Кто-то сбросил со стола
Три тарелки, два котла
И в кастрюлю с молоком
Кинул клещи с молотком;
Может, это серый кот
На Ураковом бугре предтеча Стеньки, разбойник Урак, имел свой притон. Разин, еще мальчиком, пришел сверху, из Ярославля, и пятнадцати лет поступил в шайку Урака кашеваром. Раз Урак этот хотел задержать судно, а Стенька закричал: « Брось,—не стоит, бедно».
Урак, не ожидая после такого замечания удачи, пропустил судно, но пригрозил Разину.
Проходит другое судно. Стенька опять то же.
Взбешенный атаман выстрелил в него из пистолета, но Стенька не пошатнулся, вынул из груди пулю и, отдавая ее Ураку, сказал: «На,—пригодится». Урак от страха упал; разбойники, видя чудо, разбежались, а Стенька незаряженным пистолетом застрелил Урака и стал сам атаманом его шайки. Урак схоронен тут же на своем бугре и, говорят, семь лет из могилы кричал проходившим мимо судам: «Приворачивай!».
Исполнилось Стеньке пятнадцать лет,
С Ярославля Стенька в кашевары сел
К именитому разбойнику Уракову.
Взял его Ураков в подручники,
Что в подручники—есаулики.
Видать соколенка по напуску,